Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
С радостью выкладываю третью главу Траана, которая мало чем схожа с первой версией. Только если выяснением отношений с Пруиной, но тут хоть она не мимолетный персонаж, а послужила важным инструментом для осознания Трааном сути богов.
Вообще, мне здесь очень понравилось, как Траан защищал мертвых богов и отказывался жить в мире, где даже живые боги причиняют боль...Но Манэ красиво поставил его на место. Все-таки тогда, когда я ток начинала писать Сны, у меня уже было сформировано хоть какое-то понятие действительности. Единственно, мне не слишком понятно, почему Путь охраняет человеческая совесть, но все-таки
А еще я поняла один схожий элемент в написании Оливен и Траана. Первые главы у меня монотонные, по несколько тысяч раз перечитанные, вступительные, поэтому в них я помню чуть ли не каждый абзац. Потом же наступает какой-то переломный момент, и меня начинает уносить. В Оливен это Ларионский монастырь, в Траане - бал у Фати. После этого я строчу как буйная, фантазия улетает, перечитывать лень, то есть я не вообще ничего не помню из хронологии событий и мотивов героев Еще там наступает существенное отличие в том, что идет больше диалогов и меньше описательного действа
ну, собсна, и оно. 3тья глава. Еще мне в дневе лень заново выделять курсивы, но в оригинале они есть и их не мало
Глава 3 Оправдание трусости
С недавних пор любой мобильный телефон вызывал у Траана чувство смутной тревоги, поэтому и по своему собственному он разговаривал с неохотой и откровенным раздражением. Взволнованный голос Клеми по ту сторону дрожал, и проводник никак не мог придумать, как успокоить беспокоящуюся по любому пустяку сестрицу.
- Куда ты вчера исчез, Траан? – вопрошала Клеми. – Ты хоть представляешь, как мы все перепугались? Ты ведь и куртку, и ключи оставил! Что мы могли подумать?!
- Знаешь, мне кажется, тебе следует перестать думать, Клем, - неряшливо избегал прямого ответа юноша. Он искоса посматривал на идущего рядом Манэ, но не мог различить ни одной эмоции на лице мальчишки.
Все утро шел дождь, и сейчас Манэ с потусторонним безразличием разглядывал отражающиеся в лужах облака. В такие дни небо обычно хмурилось и скрывалось за плотной чередой туч, а море окрашивалось в серый цвет, становясь похожим на пепельную пустыню.
Людей на улицах было мало, что Траана совершенно не расстраивало. Ему куда больше нравились тихие, пустые улочки, чем гудящий рой чересчур счастливых туристов. Не совсем понимая причины их бурного веселья, проводник всегда с неспокойным чувством мучился до прихода осени, когда окутывающую городок тишину прерывал только редкий свист ветра и бьющееся о камни волны.
- Ан, послушай… - теперь тон Клеми приобрел явный недоброжелательный оттенок. – Если это связано с тем странным мальчиком…
- Не такой уж он и странный, - Траан рассеянно запустил руку в волосы на затылке. – Да и вообще, ты лично присутствовала, когда я соглашался на его контракт. Ничего удивительного, что я ненадолго буду исчезать из дома.
- Ты смеешься надо мной?! Что мне сказать родителям? Что ты отправился искать богов за Зеркало?!
- Предлагаю оставить меня в покое, Клем, - отрезал проводник и захлопнул крышку мобильного телефона.
Вспышка гнева быстро прошла, и теперь он даже сожалел, что нагрубил сестре. Он всегда не мог выносить ее нравоучений. Траан просто выходил из себя, когда слышал чьи-либо упреки, особенно, если они попадали в цель.
Манэ ушел вперед и сейчас с интересом изучал содержимое магазинной витрины. Он казался спокойным и заинтересованным, но Траан знал, что все его чувства – показные. Уже неделя прошла с тех пор, как вернулись из Зеркала. И было очевидно, что Манэ начинает терять терпение. Траан понимал, что для дитя путешествие за зеркало – что-то чудесное и необходимое для жизни, но сам он не особенно стремился повторить опыт своего первого «прыжка». Ему хватило истории с Пруиной.
- Ты мне так и не рассказал всей правды, дитя, - громко произнес проводник, чтобы привлечь внимание мальчишки. - Что имел в виду Шо, называя богов «мертвыми»? Что такое Путь, о котором ты говорил? И вообще, мне кажется, я еще далек от полного видения всей картины.
- Ты как новорожденный, Ан, - с высокомерной ноткой в голосе покачал головой Манэ и улыбнулся. – Ничего не знаешь и задаешь много вопросов. Но если я начну сразу отвечать на все, что ты спрашиваешь, боюсь, ты так ничего и не поймешь.
- Если игнорировать мои вопросы, то я вообще ничего не узнаю, - хмуро отозвался Траан.
- Не ставь повозку впереди лошади, Ан.
- А более современных метафор ты не знаешь?
- Не одному же тебе вечно оказываться в дураках, Ан.
Траан не нашелся, что ответить. В очередной раз мальчишка как-то умудрился поставить его на место. Полностью погружаясь в спор, проводник лишь в последний момент понимал, что разбит в пух и прах.
- Для начала я расскажу тебе о богах, - сказал Манэ. – Это на первое время обеспечит твою безопасность. Обо всем остальном придется узнавать в процессе.
- Меньше всего меня интересуют эти ваши боги, - заявил Траан. – Это ведь дитя должно с ними лясы точить, а не проводник, верно? Я уже попал в переделку, и, знаешь ли, с меня хватит. Бедный несчастный проводник больше не хочет приключений на свою глупую голову. Я хочу знать о Зеркале, а не…
Манэ засмеялся, но его смех резко оборвался. Мальчик мгновенно стер с лица беззаботную веселость и стал тем дитя, от которого у Траана обычно кровь стыла в жилах. «Этот» Манэ казался пугающе холодным и безжизненным, лишенным даже малейших эмоций и недоступным для любой боли. Он становился мрачным наблюдателем за человеческим миром, не умеющим ни смеяться, ни проявлять слабину.
Манэ неспешно обернулся. Подняв голову, Траан заметил, что им навстречу кто-то идет. Обычный прохожий паренек, возможно, ровесник самого проводника. Подойдя ближе, незнакомый парень остановился и холодно смотрел на Манэ, поджимая губы. Что-то в его темных глазах говорило о силе. И о боли. О боли, которой Траан никак не мог подобрать определения. Страх? Неуверенность? Нерешительность? Смущение? Стыд? Гнев? Ненависть? В них определенно скрывалось нечто, запрятанное в самые глубокие душевные тайники.
- Чем могу служить? – даже голос Манэ приобрел опасную нотку, от которой у проводника по спине пробежал холодок.
- Нам надо поговорить, - просто ответил незнакомец, и его ладони с силой сжались в кулаки. За холодностью он скрывал волнение.
- А ты кем будешь, друг мой? – спросил Траан, поравнявшись с Манэ.
Парень странно посмотрел на проводника. Теперь его глаза вспыхнули нескрываемой злобой и ненавистью, без всяких сомнений направленных именно на Траана. И все же голос незнакомца прозвучал спокойно, и он ответил проводнику:
- Мне нужно поговорить с твоим спутником. Будь добр, не путайся под ногами.
Траан негодующе вспыхнул. С какой такой стати его ставят на второй план? И с чего каждый встречный-поперечный думает, что может без зазрения совести считать себя самым умным?
- А не пошел бы ты, друг мой, - более разумного ответа Траан не придумал, поэтому с угрожающей миной на лице направился к незнакомцу.
Манэ бросил быстрый взгляд на витрину, а потом резко сказал:
- Траан, стекло!
- Какое, к черту…
И проводник понял. Схватил Манэ за рукав, он неожиданным для себя молниеносным движением метнулся прямо в витрину магазина. Не будучи уверенным в удачном приземлении на той стороне и ожидая неминуемого болезненного столкновения, Траан стиснул руку дитя и крепко зажмурился. Удара о стекло, к счастью, не последовало.
Приземлившись, проводник ощутил, как лицо прожигает холод. Не понимая, что происходит, он лихорадочно вздохнул, но в ту же секунду его рот наполнился снегом. Траан в ужасе выпрямился и схватился за горло в приступе кашля. Вокруг лежал снег. Проводник замер, попытаясь осознать происходящее. Это явно не реальный мир, но откуда столько снега? В прошлый раз за Зеркалом его радовало теплое летнее солнышко…
Резко тряхнув головой, Траан осмотрелся по сторонам. Зеркальный мир. Боги. Он действительно переместился, но рядом не было видно ни Манэ, ни Шо. Проводник наблюдал только дома незнакомого ему квартала и удивленно смотрящих на него богов. Шел снег. Траан сидел в сугробе под витриной магазина. Пушистые снежинки падали на голову и плечи юноши, совершенно не заботясь о том, что одет он был, мягко говоря, не по погоде.
Надо искать Манэ. Траан до сих пор не знал, о каких коварных неожиданностях все его предупреждали, поэтому больше не хотел испытывать судьбу. Он встал, осматривая покрасневшие руки. Почему-то ему совершенно не было холодно. Так и поняв, что, собственно, произошло, он на всякий случай спрятал ладони в карманах джинсов и вылез из сугроба на вычищенную дорожку.
Проводник побрел вперед, полагаясь лишь на интуицию. Шо сказал, что со временем Траан сможет чувствовать присутствие дитя. Может быть, уже пришло время открыть для себя столь полезную способность? В действительности же ничего особенного ощутить проводник так и не смог, а вот боги попадались на его пути все реже и реже. Чем дальше он шел, тем испуганнее и настороженнее становились их лица, а через какое-то время Траан остался на дороге совершенно один. Боги так же чуждаются плохой погоды? Проводник усмехнулся себе под нос. Или они чуждаются одинокого проводника? Только вот он не верил, что его персона может вызывать у богов страх, а значит, дело было в другом.
Оставался вопрос – в чем именно.
Из-за сплошной пелены туч Траан не мог понять, день сейчас в мире за зеркалом, или ночь. Сильный ветер сбивал с ног, а тонкая куртка проводника служила слабой защитой от дикого холода. А ведь Манэ говорил что-то о буране. К чему он вообще тогда о нем заговорил? Откуда Манэ знал, что произойдет в будущем?
Мысли проводника становились мрачнее неба над его головой. Зеркало нравилось ему всё меньше и меньше. Оно было слишком опасным, а Манэ скрывал слишком многое. Разве так сложно рассказать своему проводнику правду? Шо искренне удивился, когда Траан потребовал ответы на вопросы, но разве проводник и дитя – не друзья? Или хотя бы напарники? Пока что поведение Манэ не особенно походило на проявление искренней дружбы. Он только и делал, что угрожал зеркальными опасностями, так ничего толком не объясняя.
Уйти. Если Манэ не хочет идти навстречу Траану, то почему тот должен выполнять обязанности, которые изначально кажутся ему бессмысленными? Просто уйти. Это будет легче всего.
Кто это? Траан вздрогнул. Что это было? Последняя мысль точно прозвучала откуда-то извне. Все же с крышей следовало попрощаться еще тогда, при встрече с богиней Пруиной.
На счастье или на беду, но рассудок пока его не покинул. Из-за снежной стены послышался громкий смех. Траан мысленно поздравил себя с тем, что не спятил. Это действительно кто-то говорил.
- Трудно с вами, людьми, - из кружащихся снежинок вышла темная фигура.
Ну вот, мысленно протянул Траан. Это вам не беззащитная юная богиня.
- Да не нервничай так, - с мягкой усмешкой произнёс голос. – Тебя смущает мой мрачный вид? Хотя, знаешь ли, ненормально судить книжку по обложке.
Траана передернуло.
- А копаться в чужой голове – это нормально?
- Попал! – хохотнул незнакомец. – Но признай, иначе я не производил бы такого незабываемого впечатления.
- Ты прав, черное на белом не заметить сложно.
- Убил! – на этот раз смех прозвучал увереннее и громче. – А ты мне нравишься, проводник. Чем забавнее проводники, тем дальше веселее.
- Мне не твоего веселья, знаешь ли, – Траану подобная навязчивость таинственного бога была не по душе. У него все зеркальное изначально вызывало недоверие и тревогу, а облик незнакомца так и кричал: «Я подозрительный!»
- Иначе мне не было смысла приходить, проводник. Ты ведь хотел повернуть назад и вернуться в мир людей? Не желаешь, чтобы я показал тебе дорогу?
В лице бога было что-то змеиное. Осознав это, проводник отступил на пару шагов назад. Змеиное, опасное, но манящее за собой. Что это за бог? Тот самый «мертвый», о котором говорил Шо?
Едва Траан подумал о частице дитя, как за его спиной раздались тяжелые, громкие шаги. Снег недовольно и жалостливо скрипел, словно по нему шел кто-то огромный и неповоротливый.
Бог задумчиво вгляделся в снежную бурю, а потом тяжело вздохнул.
- Боюсь, нам придется пообщаться чуть позже, проводник. Не люблю компанию.
- Эй, глупый проводник, где ты?! – раздался уносимый порывами ветра голос Шо.
Траан непроизвольно повернулся на звук, а когда попытался напоследок взглянуть на бога в черном, того уже и след простыл. Зато за спиной у проводника послышалось тяжелое дыхание светловолосого великана. Шо пробивался сквозь пургу, и его густые брови тревожно сдвинулись на переносице, когда он укоризненно посмотрел на юношу.
- Ты опять потерялся, глупый проводник! – недовольно бормотал Шо, но бормотал так громко, что Траан мог расслышать его, несмотря на ветер. – И снова заставил Манэ волноваться! Кроме того, плохо с твоей стороны бродить тут по холоду. Манэ ведь не железный, глупый проводник!
- Я понятия не имею, почему мы разделились, - угрюмо ответил Траан и направился навстречу частице.
- Элемент риска – так сказал Манэ, - прогудел Шо. – Он сказал, что из-за неожиданного перехода вас слегка разбросало в разные стороны, и что больше этого не повториться. Пойдем за мной, Ан. Нас ждет Процелла.
- П-процелла? – проводник даже остановился. Он сам не понимал, почему так избегает встреч с богиней правды. Уж точно не потому, что она требует с гостей сувениры из другого мира.
- Именно, - Шо грубо потянул Траана за плечо. – И не думай опять исчезнуть. Ты ведь не хочешь, чтобы Манэ слег с переохлаждением?
- При чем здесь Манэ? – проводник зло косился на огромную ладонь, сжимающую его плечо. Он даже не смотрел под ноги – раздражение на Шо превысило все остальные чувства.
- Одно из условий договора проводника и дитя, - рассеянно ответил великан. – Разве ты не в курсе?
Никоим местом, - так и хотелось прокричать Траану. Его так и трясло от злобы, - естественно, ведь холода он не ощущал из-за какого-то проклятого зеркального свойства, о котором ему не потрудились даже сообщить. Его специально не принимали всерьез в этом мире, или же неосознанно издевались?!
- Что за условие? – спросил Траан, на самом деле боясь услышать ответ.
- Вся боль проводника передается непосредственно дитя, - ответил Шо. - Хоть раны и остаются у первого, но дитя берет весь удар на себя. Как говорил Манэ, это называется «платой за риск».
Плата за его, Траана, безрассудство.
- И зачем нужна подобная связь? – дрогнувшим голосом поинтересовался юноша.
- Манэ говорил что-то об ответственности. Мир Зеркала полон опасностей, и долг дитя – защитить от них своего проводника. Если дитя недостаточно в этом хорош, то с проводником может произойти беда, включающая в себя даже смерть. Именно из-за ответственности Манэ должен принять твою боль – так как не предотвратил причину ее появления.
- А мне, значит, нельзя собственной шкурой отвечать за свои поступки?
- Ты… Так надо, проводник, - больше Шо ничего не сказал.
Траан все равно расслышал его заминку. Слова Шо, их интонация, да и весь вид частицы красноречиво говорили: если щенок попадет под машину, это будет вина его хозяина.
И не оставалось сомнений, кто именно щенок, а кто хозяин в их с Манэ союзе. Траан ощущал себя неразумным ребенком, от которого специально скрывали часть правды. Чтобы понапрасну не тревожить. Чтобы не забивать голову малыша лишней и ненужной информацией. Это злило, но одновременно проводник не мог заставить себя возненавидеть Манэ. Таинственное седьмое чувство твердило ему, что Манэ нужно защищать, а не выяснять с ним отношения. Были ли это инстинкты проводника, или же мальчик действительно иногда казался всеми брошенным и забытым, Траан не знал. Он мог только довериться маленькому мальчику, выполняющему никому не нужную работу.
Шо вывел Траана к одному из многочисленных домиков, расположенных в относительной близости от моря. Траан редко мог увидеть столько снега на побережье, поэтому даже остановился. Белая стена бурана практически полностью закрывала обзор, но проводник все равно разглядел и очертания серого горизонта, и черные камни у кромки воды. Организм отказывался принимать столь резкую смену погоды, и происходящее казалось Траану каким-то нереальным, туманным сном.
Шо настойчиво потянул юношу за плечо.
Дом Процеллы не производил какого-то особенного впечатления, но Траан не мог заставить себя и сделать шага ему навстречу. Ему сразу захотелось прогуляться по побережью, а еще лучше – вернуться в мир людей. Но существенная помеха в лице великана Шо заставила проводника сдаться. Они друг за другом пересекли порог дома богини правды.
Траану сразу же стало необыкновенно тепло. Он в недоумении уставился на свои онемевшие покрасневшие на холоде руки. Сейчас их обдало жаром.
- Идем, проводник, - продолжал бурчать Шо, напоминая мамашу, ведущую непослушного сына к зубному врачу.
Едва это сравнение возникло в голове Траана, как он тихо выругался и первым прошел по коридору в одну из комнат. На душе у него скребли кошки, а с головы и плеч падал снег.
- Вы погубите мои ковры! – прорезал тишину возмущенный донельзя женский голос. – Вы что там, последние остатки рассудка себе отморозили?
Перед Трааном предстала небольшая гостиная, действительно украшенная цветастым ковриком. Проводник и Шо стояли на нем, подобно истуканам, и под ними медленно образовывалась небольшая лужица из растаявшего снега.
- Не горячись, Целл, - раздался спокойный голосок Манэ.
Мальчик сидел на одном из кресел, укутавшись в плед, и сжимал в руках чашку. Рядом с ним стояла, возмущенно уперев руки в бока, богиня правды Процелла – светловолосая красавица, увешанная с ног до головы замысловатыми украшениями. Единственно, ее наряд отличался от одеяний других богов наличием маленьких колокольчиков, которые даже при малейшем движении женщины начинали одновременно позвякивать.
Это раздражало. Раздражающие звуки правды, норовящие ранить слух.
- Я не виноват, что у ваша погода так… - Траан запнулся, заметив силуэт, притаившийся на диване рядом с Манэ.
Богиня трусости Пруина. Она-то что здесь делает?
- Целл, подай им полотенца, - мягко приказал Манэ, с улыбкой наблюдая за удивленным проводником.
Мокрый, грязный щенок.
- Я… - начала было возмущаться богиня, но под прямым взглядом дитя сдалась и тяжело вздохнула.
- Раз уж так получилось, Ан, - сказал Манэ, - то было бы неплохо разобраться в сложившейся ситуации. Я до сих пор так и не объяснил тебе основное понятие Зеркала – суть мертвых и живых богов. Я мог бы попытаться сделать это раньше, но не думаю, что ты уловил бы все нюансы. На примере все будет выглядеть наглядней.
- На примере? – возмутился Траан, принимая полотенце из рук Процеллы. Чем ближе она к нему подходила, тем сильнее ему хотелось попятиться назад. Она ведь предупреждала, что рядом с ней он будет чувствовать себя не в своей тарелке. Чем сильнее в тебе проявляются качества определенного бога, тем комфортнее тебе становится в его присутствии. И наоборот.
Заметив гамму чувств, отразившуюся на лице проводника, богиня зловеще усмехнулась. Траан в ответ мог только возмущенно насупиться.
- Присядь, - попросил Манэ, указывая Траану на кушетку.
Процелла поморщилась, но возражать не стала. Шо занял законное место за спинкой дивана, на котором сидело дитя. Пруина угрюмо и затравлено изучала буйный цветастый узор ковра.
- Ну, с чего начнем, учитель? – поинтересовался Траан, как можно спокойнее устраиваясь на кушетке и демонстративно закидывая ногу на ногу. На его голове покоилось полотенце, а одежда висела тяжелым мешком, но он все равно попытался выглядеть как можно более величественно.
Манэ улыбнулся.
- Как ты прекрасно знаешь и без моих пояснений, человеческие качества и эмоции делятся как на положительные, так и на отрицательные. Для примера, честность мы отнесем к первой категории, трусость – ко второй. Все просто. Мир вообще состоит из противоположностей, Ан…
- Да, и без того знаю. Добро и зло, свет и тьма, мужчина и женщина. Можно не продолжать.
- Тогда тебе не потребуется усилий для того, чтобы и богов разделить на две схожие категории: живых и мертвых.
Что-то было не так. Траан нахмурилась, пытаясь углядеть ложь или уловки в честных серых глазах Манэ. Что-то в словах мальчика показалось до банальности неправильным, но проводник не мог уловить, что именно.
- Более того, Ан, - Манэ если и заметил, то никак не показал, что понял волнение своего проводника. – В каждом человеке доминируют определенный бог или какая-то группа богов. Из этого легко вынести…
- Если в человеке преобладает мертвый бог, то и он сам становится мертвым, - закончила за дитя Процелла.
От ее грубых, произнесенных без лишней жалости, слов Траана передернуло.
- Хочешь сказать, что вы с лёгкостью делите людей на два класса? Не слишком ли самонадеянно?
- Я не могу сказать, что делаю это с лёгкостью, - ответил Манэ с серьезным вздохом. - Просто данный факт очевиден. Это или есть, или этого нет. Бывают живые, а бывают мёртвые люди, и это тоже факт. Со временем ты начнешь осознавать разницу и сходство между такими людьми. Нельзя смотреть на вещь с одного и того же ракурса, поэтому не торопись меня судить. Я не утверждаю, что мёртвый человек – плохой человек. Это глупо.
- Я действительно пока не понимаю, - нахмурился Траан. – И совершенно не намерен с тобой соглашаться.
- С чем именно ты не согласен, проводник? – приподняла брови Процелла. – Что есть плохие и хорошие качества? Что есть порядочные и потерянные люди? Что нельзя делить их по определенным четким критериям?
- Нет, я…
- Смотри, Ан, - Манэ кивнул в сторону Пруины. Поймав на себе всеобщие взгляды, богиня вся сжалась. – Перед тобой находятся две богини, Ан. Живая и мертвая. Разве для тебя не очевидно, как они отличаются друг от друга?
Траан подавленно взглянул на прямостоящую Процеллу, с деловым видом изучающую потолок, и на нервно покусывающую губу Пруину. Разница была на лицо. Даже ребенок смог бы понять, кто из них живая, а кто мертвая богиня. Они отличались друг от друга настолько же, насколько был чужд человеческому миру зеркальный мир. Само их присутствие в одной комнате вызывало в душе смутное чувство беспокойства, говорящее, что происходящее перед глазами неправильно и ненормально. Женщины действительно принадлежали к разным классам, и, начав спорить, Траан бы только бился лбом о непрошибаемую стену очевидности.
- Допустим, - с неохотой согласился проводник. – В этом вы меня убедили. Боги делятся на мертвых и живых. Но разве правда, которую несет Процелла, не опасна? Голая правда может послужить орудием более жестоким, чем трусость. Разве не стоит учитывать подобный факт?
- И благие намерения могут причинить боль, но разве из-за этого они становятся злыми? – мягко спросил Манэ.
- Ты сам говорил, что нельзя смотреть на вещи с одного и того же ракурса, - усмехнулся Траан. – Если Процелла не будет следить за своими словами, то голой правдой принесет не меньше бед, чем ложью. Разве можно ее с такой уверенностью называть живой?
- Живые причиняют боль, Ан. Как и все живущие в нашем мире. Это факт.
- Тогда разве не получается, что наш хваленый мир, в котором и живые люди так же ранят и причиняют боль, ужасно несправедлив? Что-то меня не особенно радует перспектива жить там, где я не могу поручиться даже за живых, не то, чтобы за мертвых!
- Мы не в силах выбирать места, где родимся, но…
- Мне не нравится такой мир! – вспыхнул проводник. – Почему мы должны взваливать все грехи на плечи Пруины лишь потому, что она труслива? Зачем одевать ей ярмо мертвого бога, если она ничуть не хуже Процеллы?! Это еще один закон Зеркала? Закон, который всегда действует априори?! Мне не нравится Зеркало, существующее по таким законам!
Все в комнате в изумлении застыли. Более ошарашенным выглядел Шо: в его синих глазах отразился то ли ужас, то ли гнев. Он вцепился пальцами в спинку дивана и все пытался что-то сказать, но не мог подобрать слов. Процелла с упреком поджала губы и скрестила руки, нервно постукивая пальцем по локтю.
Манэ не отрывал внимательного взгляда от своего проводника. На лице мальчика не отразилось ни единой эмоции, но Траан чувствовал, сколько мыслей сейчас переполняет удивленное дитя.
И чего они все так отреагировали? Разве им не приходило в голову, что Зеркало, опирающееся на никому не понятные догмы и играющее чувствами богов, - неправильно? Или же они и не пытались размышлять в русле, противоречащем зеркальным законам? В этом мире все настолько слепо верят Зеркалу и даже не пытаются осознать, что же происходит на самом деле?
Едва Траан осознал, что никто действительно не станет с ним соглашаться, как заговорил Манэ:
- Траан, живые боги…
Но проводник был слишком зол, чтобы слушать. Он ощутил себя в стане врагов, которые просто не понимают языка, на котором он с ними говорит. Да они же как глухие! Не в силах сдерживаться, Траан закричал:
- С меня хватит ваших объяснений! Я не желаю ничего слушать ни о богах, ни о проклятом Зеркале!
- Весьма забавно, что ты так бесишься, едва столкнувшись с противоположной точкой зрения, - холодно бросила Процелла. – Это так по-детски.
- Говори это Пруине, которой приходится страдать только из-за того, что кто-то там назвал ее мертвой! Да вы только посмотрите, как она…
- Прекратите!
Истеричный женский голос перебил Траана так неожиданно, что тот поперхнулся и лишь недоуменно моргнул. Пруина резко вскочила с дивана, с силой прижимая руки к груди.
- Прекратите немедленно! – она с яростным возмущением взглянула на проводника. В ее синих глазах застыли слезы злости и унижения. – Все вы! Я не желаю больше слышать никаких оправданий моей трусости! Никакие крики не исправят того, что я родилась мертвой, и ничто не изменит правил Зеркала. А я… у меня просто нет сил, чтобы слышать о себе слова жалости от… от проводника!
И, бросив на Траана последний ненавидящий взгляд, Пруина пулей вылетела из гостиной. Послышалось, как хлопнула входная дверь.
Манэ не смог сдержать тяжелого вздоха и сказал:
- Видишь, Ан, что происходит, когда пытаешься идти против правил Зеркала. Боги живут по своим, чуждым тебе законам, и опрометчиво считать, что истины твоего мира подходят для жителей мира зеркального. Своими словами ты уже два раза ранил Пруину.
- Я хотел доказать, что она не… - Траан запнулся. – Два раза?
- Ты решил помочь Пруине найти ее дом, - пояснила Процелла. Она всплеснула руками, и колокольчики ответили взбудораженным звоном.
- Но это…
- Пруина – богиня трусости. Не ты должен искать ее дорогу, а она сама, - сказал Манэ.
- Но ведь… Почему она до сих пор так не поступила?
- Ни живые, ни мертвые боги не могут изменить своей сути, Ан. Они родились с грузом своего долга – нести одно из человеческих качеств, и никто – ни ты, ни я – не сможет им помочь.
- Это ведь Зеркало… - Траан не хотел слушать слов Манэ. Ему было больно думать о том, что из-за его попыток помочь Пруина страдает. Более того, страдает она не из-за того, что не хочет принять помощь проводника, а потому, что не может этого сделать. Из-за Зеркала.
Траан вскочил на ноги, полностью проигнорировав предупреждающий взгляд Процеллы.
- Я должен поговорить с ней, - сказал он, направившись к двери.
- Это не поможет, проводник, - сказала Процелла, сузив зеленые глаза. – Мы только что объяснили тебе, что ты не сможешь помочь Пруине преодолеть трусость. А если ты потревожишь ее еще сильнее, то снегопад не прекратится.
- Помощь… она ведь разная бывает.
И Траан, не желая выслушивать новых нравоучений, покинул дом богини Процеллы. На улице по прежнему завывал буран, но почему проводнику казалось, что он стал еще сильнее? Почему Процелла связала погодное буйство и состояние Пруины? Неужто, очередное свойство Зеркала?
Впереди ничего не было видно, но Траан шел наугад, стараясь прислушаться к собственным ощущениям. Он точно найдет Пруину! Она – его богиня. Вот почему тогда рядом с ней проводник ощутил себя так спокойно. В нем жила трусость, а значит, в нем жила богиня Пруина.
Идти становилось все труднее. Ноги застревали в снегу и увязали в нем по колено, ветер дул прямо в лицо, а дыхание сбилось. Надежда Траана стала таять. В кружащем вокруг снегопаде он собственных рук не мог разглядеть, и ведь все равно продолжал упрямо брести вперед, не зная даже, куда именно идет.
Совершенно выбившись из сил, проводник все-таки споткнулся. Он попытался подняться и прополз на коленях пару шагов, а потом земля под ним провалилась. Проводник полетел куда-то вниз, задыхаясь от снега и врывающегося в лёгкие воздуха. Приземлился он в сугроб, ощущая лишь как бешено колотиться сердце, а воздух подозрительно не желает покидать легкие.
И тогда среди белого, лихорадочного танца снежинок, он заметил одинокую фигурку женщины. Богиня трусости Пруина повернулась в сторону проводника. Руки, которые она по-прежнему прижимала к груди, вдруг безвольно опустились вдоль тела.
Траан надеялся, что она все-таки его заметила. Сейчас он не мог даже пальцем пошевелить, все еще потрясенный своим неожиданным падением. Пруина неподвижно стояла пару минут и, к радости проводника, все же направилась к нему нерешительным шагом.
Призвав всю свою волю, Траан принял горизонтальное положение и потер голову.
- Хватит с меня на сегодня приключений… проклятье… - юноша продолжал бурчать себе под нос ругательства до тех пор, пока Пруина не нависла над ним с обеспокоенным выражением на лице. Но ее плечах лежал снег, а волосы покрылись инеем. Траан и думать не хотел о том, как сейчас выглядит он сам.
- Ты в порядке? – неуверенно спросила богиня, поджимая губы.
- Нет! – огрызнулся Траан, не успев вовремя взять себя в руки.
Лицо Пруины побледнело.
- Я... Это все из-за меня. Прости. Когда у меня плохое настроение, идет снег. Знаешь, меня еще называют Снежинкой Пруиной, и я…
Она запнулась, смущенно отведя в сторону взгляд. Траан только кивнул. Теперь стал ясен смысл слов Процеллы.
- Погода сейчас волнует меня меньше всего, - сказал проводник. – Знаешь, я насчет того спора в доме Процеллы. Мне кажется ужасно несправедливым, что мертвые боги не могут ничего сделать, чтобы стать живыми…
- Ты прав, - взгляд Пруины опустел. – Я ничего не могу сделать. Я никогда не стану живой.
Траан зло скрипнул зубами. Манэ говорил, что ее не изменить. Хоть головой о стенку бейся, бога не переделаешь. Проводника трясло от гнева. Он ненавидел Зеркало. Ненавидел за то, что оно делало с этими… нет, даже не людьми, существами, за то, что оно заставляло их переживать такую боль.
- Во всем виновато это проклятое Зеркало! – в сердцах вскрикнул Траан, не ожидая, что Пруина ему ответить.
Но она с неожиданной твердостью произнесла:
- Нет. Зеркало ни в чём не виновато. Оно отражает суть вещей, и в этом его смысл и предназначение. Ты видишь в зеркалах своё отражение, и это только от тебя зависит, плохое оно или хорошее. Нельзя винить зеркало за то, что оно показывает правду. Если ты так ненавидишь его, то разбей, но от этого боги не станут лучше. Зеркало всего лишь показывает. Оно не создаёт и не убивает. Боги станут лучше, если изменяться люди, ведь их создают именно они. В моем рождении ты должен винить себя, разве не так?
- Ты… - Траан не мог дышать от шока. – Что ты говоришь?
- Правду. Нас, богов, не переделать. Мы – отражения людей, хотим мы того, или нет. Я трусиха. Я никогда не смогу посмотреть в глаза своему страху, я никогда не проявлю стойкости.
Теперь Траан все понимал. Он изначально был неправ, пытаясь применять человеческую логику к богам. Они – не самостоятельные создания, а лишь отголоски человеческих сердец. А свои сердца люди меняют сами.
- И все равно, - не собирался сдаваться проводник. – Все равно ты не заслуживаешь этого! Я же вижу, что ты на самом деле не плохая…
- Я не человек! – взвизгнула богиня. – Я не изменюсь, как бы ты этого не хотел!
- Успокойтесь.
Этот голос Траан никак не ожидал здесь услышать. Подняв голову, он встретился взглядом с огромными серыми глазами Манэ. Мальчик стоял рядом с Шо, с другой стороны от гиганта праведно сверкала глазами Процелла. Осмотрев застывших в изумлении Пруину и проводника, Манэ продолжил:
- Успокойтесь. Ан, у тебя есть неприятная привычка сначала делать, а потом думать. Разве я в чем-то обвинял Пруину? Грубо отзывался о ней лишь потому, что она мертвая богиня? Вовсе нет. Трусость не всегда приносит лишь вред. Никто не может судить человека за трусость, кроме него самого. Над любым из богов, мёртвый он, или живой, стоит очень могущественная сила – человеческая совесть. И этого не переделать ни мне, ни зеркалу. Люди самостоятельно меняют свои жизни.
- Но…
Траан и не думал униматься, что Манэ совершенно не смутило. Он проигнорировал возмущенную фразу своего проводника и обратился к Пруине:
- Ты первая богиня, которую я официально признаю правящей в современном мире людей, Снежинка. Поздравляю.
- Если бы это было честью, - слабо улыбнулась Пруина. – Встреть на своём пути больше живых богов, Манэ. И береги своего глупого проводника. Хоть он и глупый, он очень добрый.
- Я это знаю, - улыбнулся мальчик. – Хотя я полностью уверен, что он так и не успокоится, пока всем нам не докажет полную безгрешность мертвых богов.
- Манэ! – возмутился проводник. – Пруина совершенно не злая и жалеет о том, что мертвая! Она хороший человек!
- Да, - как-то туманно согласился Манэ. – Помнишь, Ан, ты говорил, что этот мир несправедлив? Что люди обречены, так как даже в живых богах можно найти плохое? Так вот, Ан, это не так. Абсолютно не так. Люди всегда найдут лазейку, так как и у мёртвых богов можно найти что-то хорошее, понимаешь?
- Но тогда получается, что…
- Получается, что нет разницы между мёртвыми и живыми людьми, Ан. Поэтому я и говорил, что всё не так просто. Даже мёртвый человек может вызывать симпатию, даже мёртвого человека можно полюбить. И только один шаг разделяет мёртвого человека от живого.
Траан застыл, переполненный непонятными ему чувствами. Он словно в трансе наблюдал, как прощаются друг с другом, а потом и расходятся в противоположные стороны, две богини – одна живая, а другая мертвая. Они были полными противоположностями друг друга, но единственным, в чем они действительно отличались, была банальная терминология? Люди могли использовать их на свое усмотрение, и именно от поступков человека зависело, хорошей или плохой станет в ту или иную минуту мертвая богиня. Пруина и не должна была меняться – она как инструмент без собственной воли, чья судьба зависит от личности его хозяина.
- Пора домой, Ан, - мягко произнес Манэ, протягивая проводнику маленькую ладонь. – Ты ведь рад, что получил ответы на свои вопросы?
Траан не ответил. Он продолжал размышлять над словами Пруины, злясь на собственное бессилие. Как бы он не хотел изменить зеркальный мир, он не сможет этого сделать. Как он не мог заставить себя перестать дышать, так и не был в состоянии переделать мир богов. Оставался лишь один, засевший в глубине сознания проводника вопрос, - зачем Зеркало показывает все это одному единственному человеку?
Вообще, мне здесь очень понравилось, как Траан защищал мертвых богов и отказывался жить в мире, где даже живые боги причиняют боль...Но Манэ красиво поставил его на место. Все-таки тогда, когда я ток начинала писать Сны, у меня уже было сформировано хоть какое-то понятие действительности. Единственно, мне не слишком понятно, почему Путь охраняет человеческая совесть, но все-таки
А еще я поняла один схожий элемент в написании Оливен и Траана. Первые главы у меня монотонные, по несколько тысяч раз перечитанные, вступительные, поэтому в них я помню чуть ли не каждый абзац. Потом же наступает какой-то переломный момент, и меня начинает уносить. В Оливен это Ларионский монастырь, в Траане - бал у Фати. После этого я строчу как буйная, фантазия улетает, перечитывать лень, то есть я не вообще ничего не помню из хронологии событий и мотивов героев
Еще там наступает существенное отличие в том, что идет больше диалогов и меньше описательного действа ну, собсна, и оно. 3тья глава. Еще мне в дневе лень заново выделять курсивы, но в оригинале они есть и их не мало
Глава 3 Оправдание трусости
С недавних пор любой мобильный телефон вызывал у Траана чувство смутной тревоги, поэтому и по своему собственному он разговаривал с неохотой и откровенным раздражением. Взволнованный голос Клеми по ту сторону дрожал, и проводник никак не мог придумать, как успокоить беспокоящуюся по любому пустяку сестрицу.
- Куда ты вчера исчез, Траан? – вопрошала Клеми. – Ты хоть представляешь, как мы все перепугались? Ты ведь и куртку, и ключи оставил! Что мы могли подумать?!
- Знаешь, мне кажется, тебе следует перестать думать, Клем, - неряшливо избегал прямого ответа юноша. Он искоса посматривал на идущего рядом Манэ, но не мог различить ни одной эмоции на лице мальчишки.
Все утро шел дождь, и сейчас Манэ с потусторонним безразличием разглядывал отражающиеся в лужах облака. В такие дни небо обычно хмурилось и скрывалось за плотной чередой туч, а море окрашивалось в серый цвет, становясь похожим на пепельную пустыню.
Людей на улицах было мало, что Траана совершенно не расстраивало. Ему куда больше нравились тихие, пустые улочки, чем гудящий рой чересчур счастливых туристов. Не совсем понимая причины их бурного веселья, проводник всегда с неспокойным чувством мучился до прихода осени, когда окутывающую городок тишину прерывал только редкий свист ветра и бьющееся о камни волны.
- Ан, послушай… - теперь тон Клеми приобрел явный недоброжелательный оттенок. – Если это связано с тем странным мальчиком…
- Не такой уж он и странный, - Траан рассеянно запустил руку в волосы на затылке. – Да и вообще, ты лично присутствовала, когда я соглашался на его контракт. Ничего удивительного, что я ненадолго буду исчезать из дома.
- Ты смеешься надо мной?! Что мне сказать родителям? Что ты отправился искать богов за Зеркало?!
- Предлагаю оставить меня в покое, Клем, - отрезал проводник и захлопнул крышку мобильного телефона.
Вспышка гнева быстро прошла, и теперь он даже сожалел, что нагрубил сестре. Он всегда не мог выносить ее нравоучений. Траан просто выходил из себя, когда слышал чьи-либо упреки, особенно, если они попадали в цель.
Манэ ушел вперед и сейчас с интересом изучал содержимое магазинной витрины. Он казался спокойным и заинтересованным, но Траан знал, что все его чувства – показные. Уже неделя прошла с тех пор, как вернулись из Зеркала. И было очевидно, что Манэ начинает терять терпение. Траан понимал, что для дитя путешествие за зеркало – что-то чудесное и необходимое для жизни, но сам он не особенно стремился повторить опыт своего первого «прыжка». Ему хватило истории с Пруиной.
- Ты мне так и не рассказал всей правды, дитя, - громко произнес проводник, чтобы привлечь внимание мальчишки. - Что имел в виду Шо, называя богов «мертвыми»? Что такое Путь, о котором ты говорил? И вообще, мне кажется, я еще далек от полного видения всей картины.
- Ты как новорожденный, Ан, - с высокомерной ноткой в голосе покачал головой Манэ и улыбнулся. – Ничего не знаешь и задаешь много вопросов. Но если я начну сразу отвечать на все, что ты спрашиваешь, боюсь, ты так ничего и не поймешь.
- Если игнорировать мои вопросы, то я вообще ничего не узнаю, - хмуро отозвался Траан.
- Не ставь повозку впереди лошади, Ан.
- А более современных метафор ты не знаешь?
- Не одному же тебе вечно оказываться в дураках, Ан.
Траан не нашелся, что ответить. В очередной раз мальчишка как-то умудрился поставить его на место. Полностью погружаясь в спор, проводник лишь в последний момент понимал, что разбит в пух и прах.
- Для начала я расскажу тебе о богах, - сказал Манэ. – Это на первое время обеспечит твою безопасность. Обо всем остальном придется узнавать в процессе.
- Меньше всего меня интересуют эти ваши боги, - заявил Траан. – Это ведь дитя должно с ними лясы точить, а не проводник, верно? Я уже попал в переделку, и, знаешь ли, с меня хватит. Бедный несчастный проводник больше не хочет приключений на свою глупую голову. Я хочу знать о Зеркале, а не…
Манэ засмеялся, но его смех резко оборвался. Мальчик мгновенно стер с лица беззаботную веселость и стал тем дитя, от которого у Траана обычно кровь стыла в жилах. «Этот» Манэ казался пугающе холодным и безжизненным, лишенным даже малейших эмоций и недоступным для любой боли. Он становился мрачным наблюдателем за человеческим миром, не умеющим ни смеяться, ни проявлять слабину.
Манэ неспешно обернулся. Подняв голову, Траан заметил, что им навстречу кто-то идет. Обычный прохожий паренек, возможно, ровесник самого проводника. Подойдя ближе, незнакомый парень остановился и холодно смотрел на Манэ, поджимая губы. Что-то в его темных глазах говорило о силе. И о боли. О боли, которой Траан никак не мог подобрать определения. Страх? Неуверенность? Нерешительность? Смущение? Стыд? Гнев? Ненависть? В них определенно скрывалось нечто, запрятанное в самые глубокие душевные тайники.
- Чем могу служить? – даже голос Манэ приобрел опасную нотку, от которой у проводника по спине пробежал холодок.
- Нам надо поговорить, - просто ответил незнакомец, и его ладони с силой сжались в кулаки. За холодностью он скрывал волнение.
- А ты кем будешь, друг мой? – спросил Траан, поравнявшись с Манэ.
Парень странно посмотрел на проводника. Теперь его глаза вспыхнули нескрываемой злобой и ненавистью, без всяких сомнений направленных именно на Траана. И все же голос незнакомца прозвучал спокойно, и он ответил проводнику:
- Мне нужно поговорить с твоим спутником. Будь добр, не путайся под ногами.
Траан негодующе вспыхнул. С какой такой стати его ставят на второй план? И с чего каждый встречный-поперечный думает, что может без зазрения совести считать себя самым умным?
- А не пошел бы ты, друг мой, - более разумного ответа Траан не придумал, поэтому с угрожающей миной на лице направился к незнакомцу.
Манэ бросил быстрый взгляд на витрину, а потом резко сказал:
- Траан, стекло!
- Какое, к черту…
И проводник понял. Схватил Манэ за рукав, он неожиданным для себя молниеносным движением метнулся прямо в витрину магазина. Не будучи уверенным в удачном приземлении на той стороне и ожидая неминуемого болезненного столкновения, Траан стиснул руку дитя и крепко зажмурился. Удара о стекло, к счастью, не последовало.
Приземлившись, проводник ощутил, как лицо прожигает холод. Не понимая, что происходит, он лихорадочно вздохнул, но в ту же секунду его рот наполнился снегом. Траан в ужасе выпрямился и схватился за горло в приступе кашля. Вокруг лежал снег. Проводник замер, попытаясь осознать происходящее. Это явно не реальный мир, но откуда столько снега? В прошлый раз за Зеркалом его радовало теплое летнее солнышко…
Резко тряхнув головой, Траан осмотрелся по сторонам. Зеркальный мир. Боги. Он действительно переместился, но рядом не было видно ни Манэ, ни Шо. Проводник наблюдал только дома незнакомого ему квартала и удивленно смотрящих на него богов. Шел снег. Траан сидел в сугробе под витриной магазина. Пушистые снежинки падали на голову и плечи юноши, совершенно не заботясь о том, что одет он был, мягко говоря, не по погоде.
Надо искать Манэ. Траан до сих пор не знал, о каких коварных неожиданностях все его предупреждали, поэтому больше не хотел испытывать судьбу. Он встал, осматривая покрасневшие руки. Почему-то ему совершенно не было холодно. Так и поняв, что, собственно, произошло, он на всякий случай спрятал ладони в карманах джинсов и вылез из сугроба на вычищенную дорожку.
Проводник побрел вперед, полагаясь лишь на интуицию. Шо сказал, что со временем Траан сможет чувствовать присутствие дитя. Может быть, уже пришло время открыть для себя столь полезную способность? В действительности же ничего особенного ощутить проводник так и не смог, а вот боги попадались на его пути все реже и реже. Чем дальше он шел, тем испуганнее и настороженнее становились их лица, а через какое-то время Траан остался на дороге совершенно один. Боги так же чуждаются плохой погоды? Проводник усмехнулся себе под нос. Или они чуждаются одинокого проводника? Только вот он не верил, что его персона может вызывать у богов страх, а значит, дело было в другом.
Оставался вопрос – в чем именно.
Из-за сплошной пелены туч Траан не мог понять, день сейчас в мире за зеркалом, или ночь. Сильный ветер сбивал с ног, а тонкая куртка проводника служила слабой защитой от дикого холода. А ведь Манэ говорил что-то о буране. К чему он вообще тогда о нем заговорил? Откуда Манэ знал, что произойдет в будущем?
Мысли проводника становились мрачнее неба над его головой. Зеркало нравилось ему всё меньше и меньше. Оно было слишком опасным, а Манэ скрывал слишком многое. Разве так сложно рассказать своему проводнику правду? Шо искренне удивился, когда Траан потребовал ответы на вопросы, но разве проводник и дитя – не друзья? Или хотя бы напарники? Пока что поведение Манэ не особенно походило на проявление искренней дружбы. Он только и делал, что угрожал зеркальными опасностями, так ничего толком не объясняя.
Уйти. Если Манэ не хочет идти навстречу Траану, то почему тот должен выполнять обязанности, которые изначально кажутся ему бессмысленными? Просто уйти. Это будет легче всего.
Кто это? Траан вздрогнул. Что это было? Последняя мысль точно прозвучала откуда-то извне. Все же с крышей следовало попрощаться еще тогда, при встрече с богиней Пруиной.
На счастье или на беду, но рассудок пока его не покинул. Из-за снежной стены послышался громкий смех. Траан мысленно поздравил себя с тем, что не спятил. Это действительно кто-то говорил.
- Трудно с вами, людьми, - из кружащихся снежинок вышла темная фигура.
Ну вот, мысленно протянул Траан. Это вам не беззащитная юная богиня.
- Да не нервничай так, - с мягкой усмешкой произнёс голос. – Тебя смущает мой мрачный вид? Хотя, знаешь ли, ненормально судить книжку по обложке.
Траана передернуло.
- А копаться в чужой голове – это нормально?
- Попал! – хохотнул незнакомец. – Но признай, иначе я не производил бы такого незабываемого впечатления.
- Ты прав, черное на белом не заметить сложно.
- Убил! – на этот раз смех прозвучал увереннее и громче. – А ты мне нравишься, проводник. Чем забавнее проводники, тем дальше веселее.
- Мне не твоего веселья, знаешь ли, – Траану подобная навязчивость таинственного бога была не по душе. У него все зеркальное изначально вызывало недоверие и тревогу, а облик незнакомца так и кричал: «Я подозрительный!»
- Иначе мне не было смысла приходить, проводник. Ты ведь хотел повернуть назад и вернуться в мир людей? Не желаешь, чтобы я показал тебе дорогу?
В лице бога было что-то змеиное. Осознав это, проводник отступил на пару шагов назад. Змеиное, опасное, но манящее за собой. Что это за бог? Тот самый «мертвый», о котором говорил Шо?
Едва Траан подумал о частице дитя, как за его спиной раздались тяжелые, громкие шаги. Снег недовольно и жалостливо скрипел, словно по нему шел кто-то огромный и неповоротливый.
Бог задумчиво вгляделся в снежную бурю, а потом тяжело вздохнул.
- Боюсь, нам придется пообщаться чуть позже, проводник. Не люблю компанию.
- Эй, глупый проводник, где ты?! – раздался уносимый порывами ветра голос Шо.
Траан непроизвольно повернулся на звук, а когда попытался напоследок взглянуть на бога в черном, того уже и след простыл. Зато за спиной у проводника послышалось тяжелое дыхание светловолосого великана. Шо пробивался сквозь пургу, и его густые брови тревожно сдвинулись на переносице, когда он укоризненно посмотрел на юношу.
- Ты опять потерялся, глупый проводник! – недовольно бормотал Шо, но бормотал так громко, что Траан мог расслышать его, несмотря на ветер. – И снова заставил Манэ волноваться! Кроме того, плохо с твоей стороны бродить тут по холоду. Манэ ведь не железный, глупый проводник!
- Я понятия не имею, почему мы разделились, - угрюмо ответил Траан и направился навстречу частице.
- Элемент риска – так сказал Манэ, - прогудел Шо. – Он сказал, что из-за неожиданного перехода вас слегка разбросало в разные стороны, и что больше этого не повториться. Пойдем за мной, Ан. Нас ждет Процелла.
- П-процелла? – проводник даже остановился. Он сам не понимал, почему так избегает встреч с богиней правды. Уж точно не потому, что она требует с гостей сувениры из другого мира.
- Именно, - Шо грубо потянул Траана за плечо. – И не думай опять исчезнуть. Ты ведь не хочешь, чтобы Манэ слег с переохлаждением?
- При чем здесь Манэ? – проводник зло косился на огромную ладонь, сжимающую его плечо. Он даже не смотрел под ноги – раздражение на Шо превысило все остальные чувства.
- Одно из условий договора проводника и дитя, - рассеянно ответил великан. – Разве ты не в курсе?
Никоим местом, - так и хотелось прокричать Траану. Его так и трясло от злобы, - естественно, ведь холода он не ощущал из-за какого-то проклятого зеркального свойства, о котором ему не потрудились даже сообщить. Его специально не принимали всерьез в этом мире, или же неосознанно издевались?!
- Что за условие? – спросил Траан, на самом деле боясь услышать ответ.
- Вся боль проводника передается непосредственно дитя, - ответил Шо. - Хоть раны и остаются у первого, но дитя берет весь удар на себя. Как говорил Манэ, это называется «платой за риск».
Плата за его, Траана, безрассудство.
- И зачем нужна подобная связь? – дрогнувшим голосом поинтересовался юноша.
- Манэ говорил что-то об ответственности. Мир Зеркала полон опасностей, и долг дитя – защитить от них своего проводника. Если дитя недостаточно в этом хорош, то с проводником может произойти беда, включающая в себя даже смерть. Именно из-за ответственности Манэ должен принять твою боль – так как не предотвратил причину ее появления.
- А мне, значит, нельзя собственной шкурой отвечать за свои поступки?
- Ты… Так надо, проводник, - больше Шо ничего не сказал.
Траан все равно расслышал его заминку. Слова Шо, их интонация, да и весь вид частицы красноречиво говорили: если щенок попадет под машину, это будет вина его хозяина.
И не оставалось сомнений, кто именно щенок, а кто хозяин в их с Манэ союзе. Траан ощущал себя неразумным ребенком, от которого специально скрывали часть правды. Чтобы понапрасну не тревожить. Чтобы не забивать голову малыша лишней и ненужной информацией. Это злило, но одновременно проводник не мог заставить себя возненавидеть Манэ. Таинственное седьмое чувство твердило ему, что Манэ нужно защищать, а не выяснять с ним отношения. Были ли это инстинкты проводника, или же мальчик действительно иногда казался всеми брошенным и забытым, Траан не знал. Он мог только довериться маленькому мальчику, выполняющему никому не нужную работу.
Шо вывел Траана к одному из многочисленных домиков, расположенных в относительной близости от моря. Траан редко мог увидеть столько снега на побережье, поэтому даже остановился. Белая стена бурана практически полностью закрывала обзор, но проводник все равно разглядел и очертания серого горизонта, и черные камни у кромки воды. Организм отказывался принимать столь резкую смену погоды, и происходящее казалось Траану каким-то нереальным, туманным сном.
Шо настойчиво потянул юношу за плечо.
Дом Процеллы не производил какого-то особенного впечатления, но Траан не мог заставить себя и сделать шага ему навстречу. Ему сразу захотелось прогуляться по побережью, а еще лучше – вернуться в мир людей. Но существенная помеха в лице великана Шо заставила проводника сдаться. Они друг за другом пересекли порог дома богини правды.
Траану сразу же стало необыкновенно тепло. Он в недоумении уставился на свои онемевшие покрасневшие на холоде руки. Сейчас их обдало жаром.
- Идем, проводник, - продолжал бурчать Шо, напоминая мамашу, ведущую непослушного сына к зубному врачу.
Едва это сравнение возникло в голове Траана, как он тихо выругался и первым прошел по коридору в одну из комнат. На душе у него скребли кошки, а с головы и плеч падал снег.
- Вы погубите мои ковры! – прорезал тишину возмущенный донельзя женский голос. – Вы что там, последние остатки рассудка себе отморозили?
Перед Трааном предстала небольшая гостиная, действительно украшенная цветастым ковриком. Проводник и Шо стояли на нем, подобно истуканам, и под ними медленно образовывалась небольшая лужица из растаявшего снега.
- Не горячись, Целл, - раздался спокойный голосок Манэ.
Мальчик сидел на одном из кресел, укутавшись в плед, и сжимал в руках чашку. Рядом с ним стояла, возмущенно уперев руки в бока, богиня правды Процелла – светловолосая красавица, увешанная с ног до головы замысловатыми украшениями. Единственно, ее наряд отличался от одеяний других богов наличием маленьких колокольчиков, которые даже при малейшем движении женщины начинали одновременно позвякивать.
Это раздражало. Раздражающие звуки правды, норовящие ранить слух.
- Я не виноват, что у ваша погода так… - Траан запнулся, заметив силуэт, притаившийся на диване рядом с Манэ.
Богиня трусости Пруина. Она-то что здесь делает?
- Целл, подай им полотенца, - мягко приказал Манэ, с улыбкой наблюдая за удивленным проводником.
Мокрый, грязный щенок.
- Я… - начала было возмущаться богиня, но под прямым взглядом дитя сдалась и тяжело вздохнула.
- Раз уж так получилось, Ан, - сказал Манэ, - то было бы неплохо разобраться в сложившейся ситуации. Я до сих пор так и не объяснил тебе основное понятие Зеркала – суть мертвых и живых богов. Я мог бы попытаться сделать это раньше, но не думаю, что ты уловил бы все нюансы. На примере все будет выглядеть наглядней.
- На примере? – возмутился Траан, принимая полотенце из рук Процеллы. Чем ближе она к нему подходила, тем сильнее ему хотелось попятиться назад. Она ведь предупреждала, что рядом с ней он будет чувствовать себя не в своей тарелке. Чем сильнее в тебе проявляются качества определенного бога, тем комфортнее тебе становится в его присутствии. И наоборот.
Заметив гамму чувств, отразившуюся на лице проводника, богиня зловеще усмехнулась. Траан в ответ мог только возмущенно насупиться.
- Присядь, - попросил Манэ, указывая Траану на кушетку.
Процелла поморщилась, но возражать не стала. Шо занял законное место за спинкой дивана, на котором сидело дитя. Пруина угрюмо и затравлено изучала буйный цветастый узор ковра.
- Ну, с чего начнем, учитель? – поинтересовался Траан, как можно спокойнее устраиваясь на кушетке и демонстративно закидывая ногу на ногу. На его голове покоилось полотенце, а одежда висела тяжелым мешком, но он все равно попытался выглядеть как можно более величественно.
Манэ улыбнулся.
- Как ты прекрасно знаешь и без моих пояснений, человеческие качества и эмоции делятся как на положительные, так и на отрицательные. Для примера, честность мы отнесем к первой категории, трусость – ко второй. Все просто. Мир вообще состоит из противоположностей, Ан…
- Да, и без того знаю. Добро и зло, свет и тьма, мужчина и женщина. Можно не продолжать.
- Тогда тебе не потребуется усилий для того, чтобы и богов разделить на две схожие категории: живых и мертвых.
Что-то было не так. Траан нахмурилась, пытаясь углядеть ложь или уловки в честных серых глазах Манэ. Что-то в словах мальчика показалось до банальности неправильным, но проводник не мог уловить, что именно.
- Более того, Ан, - Манэ если и заметил, то никак не показал, что понял волнение своего проводника. – В каждом человеке доминируют определенный бог или какая-то группа богов. Из этого легко вынести…
- Если в человеке преобладает мертвый бог, то и он сам становится мертвым, - закончила за дитя Процелла.
От ее грубых, произнесенных без лишней жалости, слов Траана передернуло.
- Хочешь сказать, что вы с лёгкостью делите людей на два класса? Не слишком ли самонадеянно?
- Я не могу сказать, что делаю это с лёгкостью, - ответил Манэ с серьезным вздохом. - Просто данный факт очевиден. Это или есть, или этого нет. Бывают живые, а бывают мёртвые люди, и это тоже факт. Со временем ты начнешь осознавать разницу и сходство между такими людьми. Нельзя смотреть на вещь с одного и того же ракурса, поэтому не торопись меня судить. Я не утверждаю, что мёртвый человек – плохой человек. Это глупо.
- Я действительно пока не понимаю, - нахмурился Траан. – И совершенно не намерен с тобой соглашаться.
- С чем именно ты не согласен, проводник? – приподняла брови Процелла. – Что есть плохие и хорошие качества? Что есть порядочные и потерянные люди? Что нельзя делить их по определенным четким критериям?
- Нет, я…
- Смотри, Ан, - Манэ кивнул в сторону Пруины. Поймав на себе всеобщие взгляды, богиня вся сжалась. – Перед тобой находятся две богини, Ан. Живая и мертвая. Разве для тебя не очевидно, как они отличаются друг от друга?
Траан подавленно взглянул на прямостоящую Процеллу, с деловым видом изучающую потолок, и на нервно покусывающую губу Пруину. Разница была на лицо. Даже ребенок смог бы понять, кто из них живая, а кто мертвая богиня. Они отличались друг от друга настолько же, насколько был чужд человеческому миру зеркальный мир. Само их присутствие в одной комнате вызывало в душе смутное чувство беспокойства, говорящее, что происходящее перед глазами неправильно и ненормально. Женщины действительно принадлежали к разным классам, и, начав спорить, Траан бы только бился лбом о непрошибаемую стену очевидности.
- Допустим, - с неохотой согласился проводник. – В этом вы меня убедили. Боги делятся на мертвых и живых. Но разве правда, которую несет Процелла, не опасна? Голая правда может послужить орудием более жестоким, чем трусость. Разве не стоит учитывать подобный факт?
- И благие намерения могут причинить боль, но разве из-за этого они становятся злыми? – мягко спросил Манэ.
- Ты сам говорил, что нельзя смотреть на вещи с одного и того же ракурса, - усмехнулся Траан. – Если Процелла не будет следить за своими словами, то голой правдой принесет не меньше бед, чем ложью. Разве можно ее с такой уверенностью называть живой?
- Живые причиняют боль, Ан. Как и все живущие в нашем мире. Это факт.
- Тогда разве не получается, что наш хваленый мир, в котором и живые люди так же ранят и причиняют боль, ужасно несправедлив? Что-то меня не особенно радует перспектива жить там, где я не могу поручиться даже за живых, не то, чтобы за мертвых!
- Мы не в силах выбирать места, где родимся, но…
- Мне не нравится такой мир! – вспыхнул проводник. – Почему мы должны взваливать все грехи на плечи Пруины лишь потому, что она труслива? Зачем одевать ей ярмо мертвого бога, если она ничуть не хуже Процеллы?! Это еще один закон Зеркала? Закон, который всегда действует априори?! Мне не нравится Зеркало, существующее по таким законам!
Все в комнате в изумлении застыли. Более ошарашенным выглядел Шо: в его синих глазах отразился то ли ужас, то ли гнев. Он вцепился пальцами в спинку дивана и все пытался что-то сказать, но не мог подобрать слов. Процелла с упреком поджала губы и скрестила руки, нервно постукивая пальцем по локтю.
Манэ не отрывал внимательного взгляда от своего проводника. На лице мальчика не отразилось ни единой эмоции, но Траан чувствовал, сколько мыслей сейчас переполняет удивленное дитя.
И чего они все так отреагировали? Разве им не приходило в голову, что Зеркало, опирающееся на никому не понятные догмы и играющее чувствами богов, - неправильно? Или же они и не пытались размышлять в русле, противоречащем зеркальным законам? В этом мире все настолько слепо верят Зеркалу и даже не пытаются осознать, что же происходит на самом деле?
Едва Траан осознал, что никто действительно не станет с ним соглашаться, как заговорил Манэ:
- Траан, живые боги…
Но проводник был слишком зол, чтобы слушать. Он ощутил себя в стане врагов, которые просто не понимают языка, на котором он с ними говорит. Да они же как глухие! Не в силах сдерживаться, Траан закричал:
- С меня хватит ваших объяснений! Я не желаю ничего слушать ни о богах, ни о проклятом Зеркале!
- Весьма забавно, что ты так бесишься, едва столкнувшись с противоположной точкой зрения, - холодно бросила Процелла. – Это так по-детски.
- Говори это Пруине, которой приходится страдать только из-за того, что кто-то там назвал ее мертвой! Да вы только посмотрите, как она…
- Прекратите!
Истеричный женский голос перебил Траана так неожиданно, что тот поперхнулся и лишь недоуменно моргнул. Пруина резко вскочила с дивана, с силой прижимая руки к груди.
- Прекратите немедленно! – она с яростным возмущением взглянула на проводника. В ее синих глазах застыли слезы злости и унижения. – Все вы! Я не желаю больше слышать никаких оправданий моей трусости! Никакие крики не исправят того, что я родилась мертвой, и ничто не изменит правил Зеркала. А я… у меня просто нет сил, чтобы слышать о себе слова жалости от… от проводника!
И, бросив на Траана последний ненавидящий взгляд, Пруина пулей вылетела из гостиной. Послышалось, как хлопнула входная дверь.
Манэ не смог сдержать тяжелого вздоха и сказал:
- Видишь, Ан, что происходит, когда пытаешься идти против правил Зеркала. Боги живут по своим, чуждым тебе законам, и опрометчиво считать, что истины твоего мира подходят для жителей мира зеркального. Своими словами ты уже два раза ранил Пруину.
- Я хотел доказать, что она не… - Траан запнулся. – Два раза?
- Ты решил помочь Пруине найти ее дом, - пояснила Процелла. Она всплеснула руками, и колокольчики ответили взбудораженным звоном.
- Но это…
- Пруина – богиня трусости. Не ты должен искать ее дорогу, а она сама, - сказал Манэ.
- Но ведь… Почему она до сих пор так не поступила?
- Ни живые, ни мертвые боги не могут изменить своей сути, Ан. Они родились с грузом своего долга – нести одно из человеческих качеств, и никто – ни ты, ни я – не сможет им помочь.
- Это ведь Зеркало… - Траан не хотел слушать слов Манэ. Ему было больно думать о том, что из-за его попыток помочь Пруина страдает. Более того, страдает она не из-за того, что не хочет принять помощь проводника, а потому, что не может этого сделать. Из-за Зеркала.
Траан вскочил на ноги, полностью проигнорировав предупреждающий взгляд Процеллы.
- Я должен поговорить с ней, - сказал он, направившись к двери.
- Это не поможет, проводник, - сказала Процелла, сузив зеленые глаза. – Мы только что объяснили тебе, что ты не сможешь помочь Пруине преодолеть трусость. А если ты потревожишь ее еще сильнее, то снегопад не прекратится.
- Помощь… она ведь разная бывает.
И Траан, не желая выслушивать новых нравоучений, покинул дом богини Процеллы. На улице по прежнему завывал буран, но почему проводнику казалось, что он стал еще сильнее? Почему Процелла связала погодное буйство и состояние Пруины? Неужто, очередное свойство Зеркала?
Впереди ничего не было видно, но Траан шел наугад, стараясь прислушаться к собственным ощущениям. Он точно найдет Пруину! Она – его богиня. Вот почему тогда рядом с ней проводник ощутил себя так спокойно. В нем жила трусость, а значит, в нем жила богиня Пруина.
Идти становилось все труднее. Ноги застревали в снегу и увязали в нем по колено, ветер дул прямо в лицо, а дыхание сбилось. Надежда Траана стала таять. В кружащем вокруг снегопаде он собственных рук не мог разглядеть, и ведь все равно продолжал упрямо брести вперед, не зная даже, куда именно идет.
Совершенно выбившись из сил, проводник все-таки споткнулся. Он попытался подняться и прополз на коленях пару шагов, а потом земля под ним провалилась. Проводник полетел куда-то вниз, задыхаясь от снега и врывающегося в лёгкие воздуха. Приземлился он в сугроб, ощущая лишь как бешено колотиться сердце, а воздух подозрительно не желает покидать легкие.
И тогда среди белого, лихорадочного танца снежинок, он заметил одинокую фигурку женщины. Богиня трусости Пруина повернулась в сторону проводника. Руки, которые она по-прежнему прижимала к груди, вдруг безвольно опустились вдоль тела.
Траан надеялся, что она все-таки его заметила. Сейчас он не мог даже пальцем пошевелить, все еще потрясенный своим неожиданным падением. Пруина неподвижно стояла пару минут и, к радости проводника, все же направилась к нему нерешительным шагом.
Призвав всю свою волю, Траан принял горизонтальное положение и потер голову.
- Хватит с меня на сегодня приключений… проклятье… - юноша продолжал бурчать себе под нос ругательства до тех пор, пока Пруина не нависла над ним с обеспокоенным выражением на лице. Но ее плечах лежал снег, а волосы покрылись инеем. Траан и думать не хотел о том, как сейчас выглядит он сам.
- Ты в порядке? – неуверенно спросила богиня, поджимая губы.
- Нет! – огрызнулся Траан, не успев вовремя взять себя в руки.
Лицо Пруины побледнело.
- Я... Это все из-за меня. Прости. Когда у меня плохое настроение, идет снег. Знаешь, меня еще называют Снежинкой Пруиной, и я…
Она запнулась, смущенно отведя в сторону взгляд. Траан только кивнул. Теперь стал ясен смысл слов Процеллы.
- Погода сейчас волнует меня меньше всего, - сказал проводник. – Знаешь, я насчет того спора в доме Процеллы. Мне кажется ужасно несправедливым, что мертвые боги не могут ничего сделать, чтобы стать живыми…
- Ты прав, - взгляд Пруины опустел. – Я ничего не могу сделать. Я никогда не стану живой.
Траан зло скрипнул зубами. Манэ говорил, что ее не изменить. Хоть головой о стенку бейся, бога не переделаешь. Проводника трясло от гнева. Он ненавидел Зеркало. Ненавидел за то, что оно делало с этими… нет, даже не людьми, существами, за то, что оно заставляло их переживать такую боль.
- Во всем виновато это проклятое Зеркало! – в сердцах вскрикнул Траан, не ожидая, что Пруина ему ответить.
Но она с неожиданной твердостью произнесла:
- Нет. Зеркало ни в чём не виновато. Оно отражает суть вещей, и в этом его смысл и предназначение. Ты видишь в зеркалах своё отражение, и это только от тебя зависит, плохое оно или хорошее. Нельзя винить зеркало за то, что оно показывает правду. Если ты так ненавидишь его, то разбей, но от этого боги не станут лучше. Зеркало всего лишь показывает. Оно не создаёт и не убивает. Боги станут лучше, если изменяться люди, ведь их создают именно они. В моем рождении ты должен винить себя, разве не так?
- Ты… - Траан не мог дышать от шока. – Что ты говоришь?
- Правду. Нас, богов, не переделать. Мы – отражения людей, хотим мы того, или нет. Я трусиха. Я никогда не смогу посмотреть в глаза своему страху, я никогда не проявлю стойкости.
Теперь Траан все понимал. Он изначально был неправ, пытаясь применять человеческую логику к богам. Они – не самостоятельные создания, а лишь отголоски человеческих сердец. А свои сердца люди меняют сами.
- И все равно, - не собирался сдаваться проводник. – Все равно ты не заслуживаешь этого! Я же вижу, что ты на самом деле не плохая…
- Я не человек! – взвизгнула богиня. – Я не изменюсь, как бы ты этого не хотел!
- Успокойтесь.
Этот голос Траан никак не ожидал здесь услышать. Подняв голову, он встретился взглядом с огромными серыми глазами Манэ. Мальчик стоял рядом с Шо, с другой стороны от гиганта праведно сверкала глазами Процелла. Осмотрев застывших в изумлении Пруину и проводника, Манэ продолжил:
- Успокойтесь. Ан, у тебя есть неприятная привычка сначала делать, а потом думать. Разве я в чем-то обвинял Пруину? Грубо отзывался о ней лишь потому, что она мертвая богиня? Вовсе нет. Трусость не всегда приносит лишь вред. Никто не может судить человека за трусость, кроме него самого. Над любым из богов, мёртвый он, или живой, стоит очень могущественная сила – человеческая совесть. И этого не переделать ни мне, ни зеркалу. Люди самостоятельно меняют свои жизни.
- Но…
Траан и не думал униматься, что Манэ совершенно не смутило. Он проигнорировал возмущенную фразу своего проводника и обратился к Пруине:
- Ты первая богиня, которую я официально признаю правящей в современном мире людей, Снежинка. Поздравляю.
- Если бы это было честью, - слабо улыбнулась Пруина. – Встреть на своём пути больше живых богов, Манэ. И береги своего глупого проводника. Хоть он и глупый, он очень добрый.
- Я это знаю, - улыбнулся мальчик. – Хотя я полностью уверен, что он так и не успокоится, пока всем нам не докажет полную безгрешность мертвых богов.
- Манэ! – возмутился проводник. – Пруина совершенно не злая и жалеет о том, что мертвая! Она хороший человек!
- Да, - как-то туманно согласился Манэ. – Помнишь, Ан, ты говорил, что этот мир несправедлив? Что люди обречены, так как даже в живых богах можно найти плохое? Так вот, Ан, это не так. Абсолютно не так. Люди всегда найдут лазейку, так как и у мёртвых богов можно найти что-то хорошее, понимаешь?
- Но тогда получается, что…
- Получается, что нет разницы между мёртвыми и живыми людьми, Ан. Поэтому я и говорил, что всё не так просто. Даже мёртвый человек может вызывать симпатию, даже мёртвого человека можно полюбить. И только один шаг разделяет мёртвого человека от живого.
Траан застыл, переполненный непонятными ему чувствами. Он словно в трансе наблюдал, как прощаются друг с другом, а потом и расходятся в противоположные стороны, две богини – одна живая, а другая мертвая. Они были полными противоположностями друг друга, но единственным, в чем они действительно отличались, была банальная терминология? Люди могли использовать их на свое усмотрение, и именно от поступков человека зависело, хорошей или плохой станет в ту или иную минуту мертвая богиня. Пруина и не должна была меняться – она как инструмент без собственной воли, чья судьба зависит от личности его хозяина.
- Пора домой, Ан, - мягко произнес Манэ, протягивая проводнику маленькую ладонь. – Ты ведь рад, что получил ответы на свои вопросы?
Траан не ответил. Он продолжал размышлять над словами Пруины, злясь на собственное бессилие. Как бы он не хотел изменить зеркальный мир, он не сможет этого сделать. Как он не мог заставить себя перестать дышать, так и не был в состоянии переделать мир богов. Оставался лишь один, засевший в глубине сознания проводника вопрос, - зачем Зеркало показывает все это одному единственному человеку?
@темы: траан
Конечно мы сначала немного потерялись, так как конец маршрута 83тьей и ее кольцо - немного разные вещи, но все прошло айс. Но отметить хочу разговор бабки и деда в посылочном отделе, разговаривающих о том, что сейчас все работают менеджерами, а не почтальонами, так как мало платят. И на вопрос "кто виноват?", дед ответил "Почта", а бабка "Путин"...
)