Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Samurai Flamenco - это, это... пипец, а не аниме. Его сложно кому-то советовать. Его сложно смотреть. Даже жанр у него описать проблематично... Сначала кажется, что авторы хотят показать социальную драму о наивном пареньке, взращенном дедулей, повернутым на супергероях и справедливости. Повернутость перешла пареньку, поэтому юный (20 лет, работа - модель) Масаеши шьет костюм и начинает гонять по темным улочкам, наставляя бабулек выбрасывать мусор в положенных местах. Не растягиваем флентуСобственно, странно, но смотрится нормально, есть надежда на драму, где как бэ реальность бьет фантазера-праведника под зад. Но постепенно юные порывы Масаеши приносят плоды - и люди берутся за ум, уровень хулиганства снижается, вроде как и аниме пора закончить (а всего-то 6-7мая серия). А потом появляется горилла. Да, горилла - поворотный момент. Дальше начинается просто пипец какой-то: то ли пародия на супергеройские анимы, то ли попытка авторов создать историю о том "как если бы супергерои реально существовали в реальном мире". То если если гз похищает камрада гг - то не просто приковывает к столбу, а выдирает ногти, ломает ребра и вообще калечит. Если героиня впадает в агнст - то блюет, а потом рыдает в своей же блевотине. И это на фоне врагов в виде бегающего банана... Мозг не может воспринимать такую шнягу. Даже сабберы сдались. К 18той серии Масаеши уже достигает в буквальном смысле космических высот...
Авторы реально удивляют. Это одно из немногих аниме, в котором непонятно, что будет дальше. Даже закончилось все... но об этом потом.
Почему я смотрела Самурая? Я не люблю супергероев. Даже в Уровне Е я плевалась на сериях про рейнжеров. Но в Самурае реально было интересно, чем кончится дело, и... персонажи. Мне понравился Масаеши, хоть он и дундук. И Гото-сан - красава. Да и девицы интересные. А уж последняя арка... она приятно удивила. Шикарная арка. Раскрывается серьезная такая драма у Гото. А конец... и тут авторы отожгли. Не, особо проницательные, конечно, наверно подозревали, но... спойлер?голый Масаеши машет руками и причинным местом, крича "Гото-сан, давай поженимся!... так это же любовь!"... это меня вынесло. Я и ржала, и рыдала, и вопила от восторга. Это вин.
Так что, если стереть из памяти большую часть сериала, оставив начало и конец, я довольна
Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Я одна такая, что, когда читаю, например, о том, как кто-то пьет ароматный сладкий чай, мне хочется тут же самой пойти и попить чаю? Или если кто-то нежится в горячей ванне, я непременно захочу сама пойти помыться. Издевательство какое-то. Особенно когда пишут про еду, а хочется жрать
Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Перелистывала настенный календарь. Ах да, сегодня 1вое число. Но погода покачала, и я сижу дома вся в соплях. Гудбай, май лав, шашлык. Ну так вот. И только сейчас поняла, какой ж у меня красивый календарь. Красавица просто неописуемая. Полезла в инет. Так что атака подборкой работ Томаса Кинкейда (все кликабельно)
пы.сы. первая мысль - идеальные бэкграунды для вн...
Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Очень понравилась песня, но альбом видать только вышел и мп3 версии еще нет. Вспомнились старые добрые времена - скачала видео - вырезала звуковую дорожку... Хотя раньше было круче. С телека (а бывало изначально с пс1) записывалось на кассетник, с потом уже на комп. Армия проводов и СаунФордж
Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Не знаю, насколько баян, но я таких еще не видела. Не поняла, кто у Старков Робб, а кто Джон. И где Кейтилин? Ренли-оленя приняла за олениху... так и надо?
Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Чтоб не забыть - планы на будущее по играм. Но пока мое сердце у Эллен. Да и Кил ла кил этот надо посмотреть уже. Посмотрю, чему там люди радуются (первая серия не зацепила никак)
Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
А девки из AKB48 продолжают отжигать. Повально снимаются в ужасах, но тут-то не просто ужас, а АО ОНИ, мать его синюю ногу! Я даже боюсь представить, что за угар и трешак получится, и будет ли сверкать на экране белый шарф, и возможно ли будет ЭТО смотреть в трезвом виде, дабы не сломать лицо от фейспалма, но... я жду и надеюсь на лучшее
Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Слушаю кинговскую Страну радости. Понравилась мысль:
"Когда тебе двадцать один, жизнь — дорожная карта. Где-то в двадцать пять у тебя зарождаются подозрения, что ты держишь ее вверх ногами, но полностью ты убеждаешься в этом только в сорок. А уж к шестидесяти, можете мне поверить, ты окончательно теряешь представление о том, где что находится." (с)
Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Вступление: первая глава готова. Само собой, это спид-верш без вычитки и без суровой беты. Пока у меня самой глаз слишком замылен.
По сюжету: беру слова назад. Эллен свернула не туда в тот самый ночной момент с матерью. Дала волю гневу и поплатилась. Так же, как мне кажется, автор хорошо показал в "диалоге с ножом", что Эллен изначально цеплялась за жизнь и шок о доме ее бы все равно не смутил. Еще понравилось, как показали, как она вымещает гнев на кукле. Ну не может ребенок подавлять эмоции и не озлобиться. А еще порадовали некие ассоциации между гневом Эллен и змеей (змееееееей), а так же она сравнила свою больную кожу со змеиной. Ну или я просто притягиваю за уши. Про туфельки и трубку молчу, тут ясно откуда ноги растут.
The Witch’s House: The Diary of Ellen
Глава 1: Встреча в переулке (Части 3, 4 и 5)
Тырк3 Больше всех из-за исчезновения мамы беспокоился отец.
К нам пришел кто-то с маминой работы, а папа лишь кричал и рыдал, не желая разговаривать. Мамин сослуживец успокоил отца, затем ушел. Отец в слезах крючился на полу и молил Бога, словно не позволяя страдать мне самой. Исчезновение матери было очень неожиданным. Она не оставила записки, ничего не сказала, не забрала вещей. Она не забрала ничего существеннее заколки для волос. Я не «огорчилась», однако часть моего тела наполнилась ощущением пустоты. …Безусловно, кто-то назвал бы его отчаянием. В горле пересохло, и я не могла спать. Я не была способна ни встать с кровати, ни поесть.
Но через два-три дня я кое-что поняла. Наверно, мама всего лишь немного устала. Наверно, ей нужно передохнуть от изматывающей жизни и от меня. Отдохнув, она вспомнит обо мне и отце и поспешит домой.
Потому что я – ее драгоценная Эллен. Потому что я слишком дорога для нее, чтобы оставить позади. В конце концов, эта смутная мысль убедила меня и успокоила. Я могла мирно спать, представляя, как мама возвращается домой. Безусловно, мама вернется домой. Она пожалеет об уходе, извинится и обнимет меня. Окутанная ее ароматом, я улыбнусь и прощу ее.
Правильно. Я отбросила одеяло и вылезла из кровати. Для этого я должна стать ребенком, на которого не нужно тратить свое время. Несколько дней я сама меняла повязки, чем ранее пренебрегала. Я даже терпела боль в ногах, чтобы погреть воду. Я сама готовила еду, вспоминая то, что наблюдала раньше. Я представляла самого идеального ребенка, которого могла бы иметь мать, и стала вживаться в его роль.
Несмотря на то, что мы с отцом жили вместе, мы так и не сказали друг другу ни слова. Он заговорил бы с вещами, но не со мной. Возможно, он считал жутким то, что я не плачу и воспринимаю все спокойно. Наверно, я должна была рыдать как ребенок и говорить эгоистичные вещи. Но я так не могла. Слишком привыкнув к нашим молчаливым отношениям с отцом, я не решалась нарушить тишину. Я застывала от ужаса, представляя, как и на мои слезы отец ответит безразличием. Уже совершив одну непростительную ошибку, я ужасно боялась.
Отец постоянно сидел дома. Вскоре его начал навещать человек, которого я раньше не встречала. Отец что-то забирал у него и давал взамен деньги. После чего отец становился беспокойным, запирался в комнате и какое-то время не выходил из нее. Так продолжалось все чаще, а отец все реже покидал свою комнату. Сладкий запах, исходящий из его комнаты, с каждым днем становился сильнее.
Я честно ожидала маминого возвращения. Я засыпала, представляя его, и просыпалась, молясь о том, чтобы она погладила меня по щеке. Иногда я просыпалась и думала, что она рядом, но моей щеки касался всего лишь ветер. Кукла, которую я бросила в стену, склонила голову и наблюдала за мной. Я ощутила озноб. Прежде чем до меня донесся ее смех, я спряталась под одеялом и заткнула уши.
С тех пор, как я начала сама носить воду, моим ногам становилось хуже. Мои руки так же огрубели, как и у мамы. У меня не получалось нормально завязать волосы. Оставалось совсем немного повязок и лекарств.
….Под конец отец перестал выходить из комнаты.
4
Все произошло поздно ночью. Я проснулась, так как хотела пить. Неуверенной походкой я направилась к раковине. Моя комната освещалась бледным светом луны, видневшейся через окно. Дрожа от холода, я налила немного воды, зачерпнула ладонями и выпила.
Я открыла ящик комода, подумав о том, что, коль уж встала, надо бы взять еще повязок. Удивившись его легкости, я заметила, что осталось всего два или три рулона. Лекарство, которое я выпила утром, было так же последним. Что произойдет, если я перестану принимать лекарства? Я вспомнила слова мамы: «Без них твое состояние ухудшится». Говорила ли она это только для того, чтобы я продолжала их пить? Или потому что здоровье действительно ухудшится? …Я не хотела об этом думать. Я задрожала, на этот раз не от холода. Я уже достаточно страдала. Если мое состояние ухудшится, по сути ничего толком не изменится. Я была полностью измотана. Я направилась обратно в кровать.
По пути я наткнулась на стену и уронила повязки. Они покатились в сторону входной двери. Я пошла за ними и вдруг увидела рядом с дверью слабый свет. …Не может быть. Мое сердце учащенно забилось в надежде. Глаза и ноги сами повернулись навстречу источнику света. - Мама…? Такое чувство, что я вечность не слышала собственного голоса. Когда я заговорила, то увидела тень.
У двери стояла мама. Она удивленно смотрела на меня. Пространство слабо освещала лампа, стоящая на низком столике. Ты вернулась? У меня не получалось задать вопрос. Я должна была возликовать и обнять ее, но я не шевелилась. Почему? Из-за женщины, стоящей передо мной. Она выглядела так собранно, словно другой человек. Ее обычно растрепанные волосы были заколоты, а на шее она носила незнакомый шарф. Рядом с ее ногами стояла дорожная сумка. Мама выглядела так, будто вот-вот собирается уйти.
- Ты… куда-то уходишь? – просто спросила я. Я не ждала ответа и не пыталась смутить ее. Просто это было первым, что пришло мне в голову. Мама помрачнела. Замешкавшись, она двинулась ко мне навстречу, так что я побежала и обняла ее. Мои тонкие ноги болели. Но, погрузившись в мамин запах, я забыла о боли. - Эллен… Мама обняла меня. Я чувствовала, как она дрожит. Она беззвучно плакала. Она грустила? Если нет, то почему? Я не знала. Но я так же грустила и сжимала маму все сильнее.
- Прости, Эллен… Прости? В моих фантазиях я снова и снова прощала маму. Но сейчас я чувствовала, что она извиняется по иной причине. Я в непонимании посмотрела на нее. Мама отвела взгляд. Как только я это увидела, моя грудь сжалась.
Вдруг я объективно взглянула на ситуацию. Мама не возвращалась домой. Она была аккуратно одета. Рядом – дорожная сумка. И она пришла посреди ночи, пока отец спал… Я опустила взгляд. Мама носила красивые туфли. Я их никогда раньше не видела. Папа не был настолько добр, чтобы купить их. У нас никогда не было денег на дорогую обувь. Значит, туфли маме купил кто-то другой. И, кем бы он ни был, мама собиралась уйти к нему. Я не хотела понимать. Мое тело кричало. Но мне было не найти ответа на происходящее. Мама-
Мама бросила нас.
Мамин сладкий запах, раньше успокаивающий меня, стал невыносимым. Туман рассеялся, и я ощутила прикосновение холодного ночного воздуха. Грусть испарилась. Краем глаза я видела, как дрожит огонек лампы. За лампой лежал нож, используемый для резьбы.
- Поладь с отцом, хорошо? Я не верила ушам. Что за бред несет эта женщина? Я с подозрением уставилась на нее. У отца нет никого, кроме тебя, мама. Разве ты не знаешь, как сильно он тебя любит? Разве ты не знаешь, как сильно он не любит меня? Даже зная, как он хочет тебя и любит, ты прекратишь принимать его любовь? И-
ты прекратишь любить и меня, да?
Мама медленно отстранилась от меня и изящно смахнула слезы. Она выглядела, словно заботливая мать. Но ее взгляд принадлежал чужой женщине.
- Прощай, Эллен. Она подняла сумку и собралась уйти. - Мама. Я остановила ее. В моем зове не ощущалось эмоций, его словно произнес другой человек. Мама прикоснулась к двери и на пару мгновений застыла. Она обернулась с выражением любви на лице. Я опустила голову и пробормотала что-то тихим голосом так, что мама не услышала. Она опустилась на корточки, чтобы расслышать.
Тогда-
Я ударила ее в горло. Ножом, лежавшим рядом.
Брызнула алая кровь. Женщина попыталась закричать. Я не останавливалась. Я била ее в шею. Беспрестанно. Снова и снова. Под каждым возможным углом. Женщина упала. Я иначе перехватила нож и обрушилась на женщину сверху. Я купалась в кровавых брызгах.
Я знала, как слаба шея. Потому что кошка атаковала шею мыши, обездвижив ее. Мои руки были свободны. Мои руки были свободны. Я вспоминала черную кошку. Прекрасную черную кошку, поймавшую мышь. Оружием ей служили когти. Я думала, что у меня нет подобного оружия. Но я ошибалась. Мое оружие всегда находилось под рукой.
Если ты меня не любишь, ты мне больше не нужна. Если тебя любят, но ты отказываешься от любви, я не прощу тебя. Я признала. Я признала, что ненавидела маму. Что я завидовала ей, как женщине, из-за любви отца. Но если бы мама продолжала любить меня, ненависть никогда бы не проявила себя. Тогда бы я смогла ее любить.
Я отпустила мамину любовь. То, за что я так отчаянно цеплялась. Глотая мамину кровь, я вдруг поняла. Я дышала. Хоть уверяла себя, что не смогу, если отпущу ее. Находясь в глубинах кровавого моря, я обняла колени и начала всхлипывать.
Такова была настоящая я. Такая же, как люди в переулке. Я не желала замечать вещей, которых не хотела видеть. Я изображала незнание. Я осознавала существование своего невежества, но и только. Когда я подняла заплаканное лицо и улыбнулась, ко мне потянулась рука. Я ответила на рукопожатие. И тогда рука превратилась в окровавленный нож. Я стояла в прихожей. Женщина передо мной сидела напротив двери и молчала.
Я не могла шевельнуться и ощущала комок в горле. Я ощущала отвращение. Я ощущала, что жива. Живое существо не должно чувствовать себя таким грязным. Я выучила это у обездвиженной мыши. Была ли я неправа? …Ответь мне, черная кошка.
Все еще крепко сжимая нож, я села на пол. Из моей груди вырывалось дыхание. Мое тело горело от боли и усталости, но на душе у меня было спокойно. Женщина, некогда бывшая моей матерью, теперь выглядела как зловонная куча. Грязная. Зрелище не вызывало никаких определенных эмоций.
Я посмотрела на ноги женщины. Белые туфли полностью окрасились в багровый цвет. Я осторожно приподняла туфлю пальцами и уставилась на нее. Хотела бы я сказать человеку, купившему их: «Простите, но вы больше не можете никуда уйти». Капля крови скатилась пол носку туфли подобно слезинке-
Щелк.
Сзади раздался звук. Я услышала, как в дальней части комнаты открывается дверь. Я повернула голову в том направлении. Отец. Он медленно вышел из комнаты, смотря на меня.
Туфля выпала из моих рук и упала на пол. Мои руки дрогнули не из-за спешки, сожаления или страха. …Из-за возбуждения. На моих губах возникла улыбка. Я практически вскрикнула от удивления. Я заставила бьющееся сердце успокоиться. Я встала и отошла в сторону, чтобы отец смог разглядеть мамин труп. Глаза отца округлились. Он протянул руку к трупу и начал приближаться. Свет лампы отчетливо осветил его изнуренное лицо. Он походил на пустую оболочку. Его заплывшие глаза заполнились странным светом, когда он посмотрел на окровавленное лицо женщины.
Я предвкушала. Что он непременно спросит: «Ты это сделала?!» Что он ударит меня. Что наконец-то я привлеку отцовское внимание. Отец обессилено опустился на колени напротив трупа. Он коснулся подбородка женщины дрожащей рукой. Поняв, что это лицо, он обнял тело и зарыдал подобно зверю. На миг он удивил меня, но потом начал тихо плакать и стонать.
Я взяла себя в руки и прошептала: - Я это сделала. Я сказала ему. Я попыталась скрыть то, какое это доставило мне удовольствие. - Я сделала это, отец. Произнеся последнее слово, я вздрогнула. Я бесконечное число раз обращалась к нему во сне, но никогда не говорила наяву. Я готова была разрыдаться. Отец быстро глянул на меня, но его влажные глаза смотрели мимо меня. Он снова повернулся к трупу.
У меня возникло плохое предчувствие. Мое сердце билось в предвкушении, но грудь наполнилась чем-то еще. Отец продолжать звать мамино имя. Словно отзываясь на мое беспокойство, вздрогнуло пламя лампы. - Это я! Я сделала это! Я протянула руку. Взметнулись брызги крови. В раненой правой руке я по-прежнему крепко сжимала нож. Мое оружие. Отец продолжал плакать и не сдвинулся ни на дюйм. Мое лицо побледнело.
- Отец. Мой крик обернулся плачем. Неважно, сколько я его звала, он не смотрел на меня. …Почему? Почему ты не смотришь на меня? Почему на эту женщину? Почему – почему ты продолжаешь доказывать, что не любишь меня? - Прекрати. Прекрати. Не смотри на нее. Я не хочу это видеть. Голос отца становился все громче, увеличивая мое отчаяние. Его звучание заполняло мои уши. Я скрипнула зубами. Меня затрясло, я закричала: - ПРЕКРАТИ! И я взмахнула ножом, опуская занавеси адского представления.
5
Я стояла словно в тумане. Правая рука отяжелела, будто ее захватил злобный дух. Кровь – непонятно чья – стекала с лезвия ножа, оставляя на полу пятна. Отец рухнул на маму. Два перекрещенных трупа лежали так плотно, что не оставалось места для меня, и это раздражало. В свои последние секунды отец цеплялся за мать. У него не было ничего, кроме мамы. Жизнь без нее казалась ему невыносимой. Правильно. Все к лучшему.
Я медленно развернулась и заметила, что дверь в комнату осталась полуоткрытой. Комната отца. Точнее, его и женщины, которая когда-то была моей матерью. Я не могла отвести взгляд от дверного проема. Мое сердце билось быстро, но ровно. Из комнаты доносился сладкий аромат, не похожий на мамин. Словно подгоняемая в спину, я открыла дверь рукой, в которой держала нож, и вошла внутрь. Я услышала лишь скрип двери. Комната была наполнена сладким запахом. Его бы хватило, чтобы задохнуться.
Внутри было очень темно. Вдоль стены стояла единственная кровать. Свеча на столе неясно освещала тесное пространство. На столе лежали тарелки и бутылки, а так же тонкий цилиндрический предмет. Из одного его конца тянулся дымок, и я знала, что это курительная трубка. Думаю, трубка принадлежала отцу. Сладкий запах исходил из нее. Я медленно пошла к кровати. На полу валялись вещи, поэтому приходилось быть осторожной, чтобы не упасть. Я добралась до кровати и села. Она была тверже моей, на ней было неудобно сидеть. Значит, хорошую кровать отдали мне? С этой мыслью у меня перехватило дыхание. Я уже никогда не узнаю наверняка. Я уставилась на дымок, поднимающийся от трубки. Вскоре мне показалось, что через него я вижу картину. Улыбающиеся отец, мама и я. Мы казались счастливой семьей.
Ах…. Я всхлипнула. Почему все произошло именно так? Образ счастливой семьи исчез, сменившись двумя трупами в прихожей и ножом в моей руке. Почему все закончилось именно так? Я всего лишь хотела любви. Я хотела любить их. Глаза заболели. Наверно из-за дыма. Каждый раз, когда я моргала, взор затуманивался. Никто меня не любил. Почему? …Потому что я больна?
Я прикоснулась к повязкам на лице, запачканным потом, слезами, каплями крови. Словно проверяя что-то, я коснулась потрескавшейся кожи. - Уух… Я зацарапала свою змееподобную кожу. Больно. Но, словно одержимая, я продолжала царапать. Потому что я больна – из-за этого – Никто меня не любил. Все от меня сбегали. Отец не смотрел на меня. Мама бросила меня. Что я? Эллен. Мое имя. Но что такое Эллен? Отвратительный, уродливый, больной ребенок? Кукла, смотрящая на переулок? Девочка, которую никогда, ни в жизнь не полюбят?
Не удовлетворившись одним лишь лицом, я вцепилась в волосы. Волосы залезли мне в рот, покрывшись слюной. Больно. Больно. Но сердце кричало громче. Затем я услышала, как открылось окно, и пришла в себя. В окно подул сильный ветер. Трубка упала со стола, и одежда, лежащая на полу, затлела. Разум ожил через пару мгновений. Случится пожар. Я поспешила встать на ноги.
…Оно должно исчезнуть. Вдруг мои мысли застыли. Исчезнуть? Почему? …Разве в этом доме что-то осталось? Я отступила от нарастающего жара, после чего выбежала из дома.
В переулке царила ночь. Я быстро выдохлась и не смогла убежать дальше, чем за два дома. Босые ноги шлепали по холодному тротуару. Они окрасились моей собственной кровью и кровью родителей. Разумеется, я оставляла следы. Наверно, я родилась, чтобы носить красную обувь. Размышляя, я шла. Нож, который я держала в руке, слился со тьмой и стал частью моего тела. В трущобах не было фонарей. Посреди ночи в окнах домов не горел свет. Меня освещал тусклый лучный свет. Никто не обвинял меня за совершенные действия. Те, кто будет осуждать меня, отложили в сторону весы и спали.
Я споткнулась и упала на кучу мусора: отходы, металлолом и другое старье. Грудь и живот болели, и я лежала лицом вниз. У меня не было сил подняться, только повернуть лицо в другую сторону. Я выдохнула белый пар и вдруг переполнилась усталостью.
В правой руке я по-прежнему сжимала нож. Черное лезвие сверкало, когда мои пальцы дрожали.
- Ты умрешь?
Спрашивал меня нож. Я слабо качнула головой. Я не могу. Потому что ты – мои когти. Кошка не может перегрызть себе горло собственными зубами, верно? Я закрыла глаза.
Что мне теперь делать? Прежде всего, завтра я проснусь. А послезавтра? Или послепослезавтра? Дрожа от холода, плача от боли в ногах, проводя бессонные ночи на пустой желудок, я вскоре не смогу пошевелиться. И тогда, возможно, меня кто-нибудь похоронит. Возможно, добрая рука поможет мне упокоиться в земле.
Я знала, что этого не произойдет. Я похоронила черную кошку, так как она была маленьким созданием. Потому что я смогла поднять ее на руки. И потому что я помнила ее прекрасный облик. Я помнила ее прекрасный образ жизни. Поэтому я хотела обнять ее. Меня же никто не знал. Никто на меня не смотрел. И если бы смотрел, считал бы красивой? Никто мне не поможет. А если и поможет, я по глупости откажусь.
Я представила себя на том месте, где в переулке лежала кошка. Ах… Наверно, то место мне совсем не подходит. Я прекратила об этом думать.
И тогда-
- Йо.
Внезапно прозвучавший голос вернул меня в чувства. Он словно принадлежал мальчишке, но звучал странно. Откуда-то появились силы, и я смогла приподняться. Я огляделась в поисках источника голоса, но никого не увидела. - Сюда, Эллен. Голос произнес мое имя, словно мы давным-давно знали друг друга. Я посмотрела в его направлении и обнаружила черного кота, сидящего на сломанном заборе. Я не знала, как он туда забрался.
Луна висела прямо за кошачьей спиной, такого же цвета, что и его глаза. Я вспомнила черную кошку, которую похоронила. Глаза кота были такими же золотыми, как и у нее. Но все же другими. Не ее. Потому что она была «кошкой». То, что сидело сейчас передо мной, не было «котом». Коты не разговаривают.
- Ты мне сильно помогла. Я бы помер от голода. Он с удовольствием лизнул переднюю лапку: движение самого настоящего кота. Я протерла глаза. Нет, мне не казалось. - Я… - пробормотала я рассеянно. – Я тебе что-то дала? Словно обрадовавшись моему ответу, кот подпрыгнул и заговорил: - А то! Две вкусные души! После его заявления я приподняла брови. Что он только что сказал? Души?
- Да, люди состоят из души и тела. Ты в курсе? Я слабо покачала головой. Кот прочистил горло: - Э-кхем! – и заговорил: - Люди состоят из души и тела. Людей нельзя съесть, пока они живы. Но, когда они умирают, можно высосать душу и съесть ее. Все не так просто. Поэтому мы ждем, пока кто-то убьет человека, и тогда едим. Сегодня ты прям спасла мою задницу! Не знаю, что бы я без тебя делал… Эй, Эллен, что не так?
Я встала на трясущихся ногах. Мое лицо было таким же прозрачным, как ночной воздух. -…Ты съел отца? Я не знала, что такое эти так называемые души. Но они наверняка важны для человека. И он их съел? Я представила, что бесформенная гниющая куча передо мной – мой отец. Странно, но я не вспомнила о женщине, которая когда-то была моей матерью. - Ну да, но… Он с заботой смотрел на меня. Но только на первый взгляд. На самом деле ему было все равно. - …Эллен. Да, возможно с твоей точки зрения это выглядит эгоистично. Но если я даже скажу, что не ел его, уже наверняка не узнаешь. Да и какая разница, съел я его или нет? Кот взмахнул хвостом. Мне было нечего ответить. Кот был прав.
Черный кот молча смотрел на меня. Его глаза были холодны, как у куклы, и мне было не по себе. Я бессознательно отвела взгляд. Губы дрожали то ли от холода, то ли от страха. С чем именно я разговариваю? Я вздохнула, подавляя чувство того, что мне некуда бежать. Боль в ногах возвращалась. Правая рука пульсировала болью в такт ударов сердца. Мне хотелось плакать, когда я думала о том, что стою на холодном твердом тротуаре. Что мне делать? Я посмотрела на луну за спиной черного кота. Луна казалась окрашенной в жуткий красный цвет, словно на ней лопнул кровеносный сосуд.
- Так что, я хочу тебя отблагодарить. - А? Высокий голос кота вернул меня к реальности. - Такие демоны, как я, получают души от таких детей, как ты. А в качестве благодарности мы даруем детям магию. Думаю, я могу подарить тебе особенное заклинание, Эллен. - … Я подняла брови, ни о чем больше не волнуясь. Мне не хотелось ничего отвечать. - Эллен, я подарю тебе дом.
…Дом. Мои глаза слегка расширились. Кот это заметил. - Тебе ведь некуда вернуться, так? Сможешь ли ты так жить? Ты только сотрешь свои гнилые ноги и умрешь в этом грязном городишке. Не фонтан, а? Мне бы этого не хотелось. Пошли со мной. Я приглашаю. Слова кота приятно раздавались в моих ушах, распускаясь в голове подобно цветку. Теплый дом. Сейчас мое замерзшее тело думало только о нем…
- Пожар! Внезапно я услышала крик. Я обернулась и увидела языки пламени там, где находился мой дом. Пламя стремилось вверх, разделяя облака, оно горело с громоподобным ревом, и его невозможно было остановить.
Я в изумлении смотрела на огонь. Дом, который не вернуть. Дом, который меня не любил. На ум пришли лица отца и мамы. В моей памяти они окрасились красным, охваченные огнем. Глаза заболели, но не только от дыма.
- Ну как? – спросил черный кот. Я повернулась к нему. Плевала я на демонов и магию. Просто я знала, что если откажусь, то превращусь в окоченелый труп в переулке. …Я не любила холод. Поэтому я кивнула. Движение выглядело слабым, словно я опустила голову. Но кот принял его за согласие, и мои чувства оборвались подобно лопнувшей струне.
Люди приходили и уходили, торопились на пожар или смотрели на расстоянии. Но никто не заметил, что в переулке, словно проглоченные тьмой, исчезли девочка и черный кот.
Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Новая серия Престолов, последние минуты... что это было??? Меня добивают брежневские брови Брана. Вообще не помню, Брана в книге тоже хватали? Я все думала, чего не хватало сериалу... убийства были, инцест тут как тут, порнуха есть, геи в наличии, групповушка с Оберином, голые части тела в каждом эпизоде ....Рамси с колбаской. И тут Маргери мне объяснила - не хватало педобира!!!
Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Меня торкнуло так сильно, что я решила перевести ранобэ по Ведьме. Текст там все-таки не самый сложный, легче, чем у 12ти королевств. Да и всего 115 листиков. Сложные моменты попадались, но не думаю, что я сильно врала.
Перевела чуть больше половины первой главы (всего их 5)
Так что вот: The Witch’s House: The Diary of Ellen
Я слушала свистящий звук. Он звучал совсем близко, каждый раз, когда я приподнимала грудную клетку. Так я поняла, что это вовсе не ветер, а звук, доносящийся из меня самой. В комнате было так холодно, так темно. Ах, разве не лежала я точно так же на этом холодном полу и раньше? Я закрыла глаза. По моим щекам бежали слезы и кровь, уж не знаю, что именно. Через окно ворвался сильный порыв ветра. Я услышала, как на столе перелистываются страницы дневника. Моего дневника. Книга в красной обложке, знающая обо мне все. Я могла припомнить ее содержимое, словно все произошло вчера.
Хотя я никогда ничего не записывала в дневник, я знала, о чем в нем говорится.
Глава 1 – Встреча в переулке
1
Я болела, и никто со мной не играл.
Я увидела, как черная кошка поймала мышь. Все произошло мгновенно. Я заметила лишь, как мелькнула черная тень, и, прежде чем я что-то поняла, она превратилась в кошку с мышью в пасти. Мышь не дергалась – скорее всего, кошка повредила ее жизненно важные органы. Словно заметив мой взгляд, кошка посмотрела в мою сторону. Ее большие золотые глаза были широко раскрыты. Мгновение спустя кошка исчезла в переулке.
Я тяжело вздохнула. Как она была красива. Перед моим взором застыл образ черной кошки. Какое ловкое тело, а глаза словно полные луны! Правда, такие же золотые, как и у меня. Но у меня не было кошачьих когтей. И свободы.
Я лежала, развалившись на грязной кровати, и смотрела на улицу. Целями днями я только и могла, что смотреть на переулок. Почему, спросите вы? Потому что такими были моя жизнь и долг. Проходящие мимо люди не замечали меня. А если и замечали, то предпочитали не обращать внимания на бледную девочку, наблюдающую за ними. Честной народ хмурил взгляд, словно видел нечто запретное, и быстро уходил прочь.
Естественно. Ведь мы жили в трущобах. Каждый здесь существовал сам по себе, не протягивая никому руку помощи.
-Эллен? Мама нежно позвала меня, вернув к реальности. - Ты что-то увидела? – спросила она, поставив на пол ведро с водой. Возможно, она заметила, что я смотрю на улицу с большим интересом, чем обычно. Я слабо кивнула и открыла рот:
- Кошку… Голос прозвучал более устало, чем я предполагала. Слегка откашлявшись, я продолжила: - Я увидела, как черная кошка поймала мышь. - А, - мама улыбнулась. Ее воздушные светло-коричневые волосы не доходили до ключиц. Она окунула в ведро ткань, а потом вытащила обратно. Сложив ткань рядом, мама положила руку на мое одеяло. - Я поменяю твои повязки. Как только я кивнула, мама спустила одеяло мне до колен.
Повязки были обернуты вокруг обеих моих икр. Кое-где виднелись слабые красные пятна. Когда мама сняла повязки, стала видна окрашенная в ужасный красный цвет потрескавшаяся кожа. Мама принялась опытными движениями вытирать ее. Я попыталась рассказать маме, как быстро, как грациозно кошка поймала мышь. А так как все произошло слишком быстро, мне скоро стало нечего рассказывать. Пока я молчала, мама закончила перевязку и вернула одеяло на место. Она посмотрела на мою голову и, словно только что заметив, сказала: - Ох, твоя ленточка сползла.
Мама потянулась к ленте. Как будто я сама не знала, сползла у меня ленточка или нет. Мама улыбнулась и жестом попросила меня посмотреть в другую сторону. Повинуясь, я повернулась к окну. Мама развязала красную ленту и начала медленно расчесывать мои длинные, светло-фиолетовые волосы. Аккуратно, чтобы не задеть повязки на моем лице. Я не шевелилась. Я ждала, пока мама пройдется гребнем по всей длине волос, сверху вниз. Словно она игралась с куклой.
При каждом движении ее рук я ощущала сладкий аромат. От мамы всегда пахло, словно от сладких кондитерских изделий. Я предполагала, что это связано с маминой работой. Она всегда меняла мне повязки по вечерам. Приблизительно в это время она возвращалась домой. Я любила сочетание ее сладкого аромата и прохладного воздуха, приходящего с заходом солнца. Время текло медленно. Довольная, я закрыла глаза.
Тогда мама прошептала: - Прости, что не разрешаю тебе гулять снаружи.
Мои глаза резко распахнулись. Через голову прошел легкий электрический разряд. Это был привычный звоночек, предупреждающий об опасности. В такие моменты мне приходилось тщательно подбирать слова. В голове в поисках ответа зашевелились шестеренки. Все это заняло одно мгновение. Я ответила настолько бодро, насколько смогла. - Все хорошо. Я люблю играть и дома, ты же знаешь, - сказала я, глядя на маму. Она улыбнулась и стала расчесывать волосы, как ни в чем не бывало. Убедившись, что мама улыбается, я с трудом растянула губы в улыбке.
Я родилась больной. Но это не означало, что я с рождения обитала в одной лишь темной комнате. Из моего окна не было видно небо, но раньше я наслаждалась его голубизной и вдыхала запах травы. Раньше я гуляла снаружи. Я родилась с воспаленной кожей на лице и ногах. Что-то не так было с моими суставами, поэтому даже ходить было больно. Никто не знал, почему. В том числе, как излечить болезнь. Рядом не жило приличных врачей, да и у нас не водилось лишних денег.
Я вспомнила, как однажды предсказатель будущего сказал нам: - Болезнь дарована этой девочке в наказание за грехи предков. Она будет страдать вечно. Мама что-то закричала и повела меня за руку прочь. Когда мы шли по переулку, ее лицо казалось таким бледным, словно она готова лишиться чувств. В конечном счете, все, что мама могла, это защищать мою кожу повязками и давать пить лекарство.
Я не знала, что это значило. В то время я была всего лишь ребенком, который хотел гулять снаружи. Ноги болели, но не настолько, что бы я не могла ходить. Мама разрешала мне гулять и играть там, где я захочу. Я могла прятать повязки на ногах под юбкой, в отличие от повязок на лице. Каждый раз, когда я шевелилась, через зазоры в повязках можно было легко разглядеть гнилую кожу, похожую на давленых земляных червей. Сверстники считали меня отталкивающей. Моя болезнь не была заразной, но родители все равно боялись меня и не подпускали своих детей близко. Некоторые видели меня и начинали шептаться. Я притворялась, что не замечаю, и играла одна, слегка хлюпая носом. И все равно так было лучше, чем сидеть в темной комнате.
Когда я уставала, то возвращалась домой. Я лежала как есть в грязной одежде и повязках и ждала маму. Однажды, как и обычно, она вернулась с работы. - Повеселилась? – спросила она, пока тянулась к моей грязной одежде. Я увидела ее руки. Непонятно почему, но я ощутила неприятное чувство. Меня прошиб холодный пот.
…Всегда ли мамины руки были такими огрубевшими? Я не могла заставить себя открыть рот, чтобы спросить. Только представив, как я задаю вопрос, я ощутила боль в ногах. Я словно услышала шепот: «Это твоя вина». Я задрожала. Нельзя было с уверенностью утверждать, что мамины руки огрубели из-за меня. Но, так или иначе, это повлияло на ее жизнь. Если так продолжится, мама когда-нибудь уйдет. Такое у меня появилось предчувствие. Можно быть добрым с людьми, только если у тебя есть на то возможность. Мама ничего не говорила. Но, даже без слов, я видела, как ее плотно сжатые губы обвиняют меня, и я боялась.
Нет, я не хочу, чтобы меня бросали. Кричало мое тело. Я верила, что именно в тот момент в моей голове начали возникать предостерегающие звоночки. Начиная со следующего дня, я перестала играть на улице. Я послушно лежала в кровати и ждала, когда мама вернется с работы. У меня все зудело, но я держала себя в руках и не чесалась. Я хотела свести к минимуму время, которое мама тратила на меня. Мама удивлялась, но только поначалу. Вскоре она прекратила заострять на этом внимание. Она стала добрее, чем обычно. Может, мне так лишь казалось, но это не имело значения. Я много, много больше боялась потерять любовь матери, чем возможность гулять снаружи.
К семи годам я стала заключенной. Я выбрала глупую стезю пленницы, закованной в цепи повязок и питающейся только материнской любовью.
- Вот и все. Мама завяла ленту и достала карманное зеркальце. В отражении я увидела тощую девочку, замотанную в повязки. Светло-фиолетовые волосы украшала красная лента. Рядом со мной улыбалась женщина с воздушными светло-коричневыми волосами. Она обняла меня сзади и начала нежно баюкать. - Моя любимая Эллен… Меня успокаивал мамин сладкий аромат. Я обняла ее и закрыла глаза.
Моя мама. Мама, которая любила меня. Я тоже ее любила. Остаться без нее будет подобно смерти. Потому что она единственная любила меня. Если она не улыбалась, то и я не могла. Если она не любила меня, я не могла дышать. Подобно слабому существу, неспособному найти то, за что можно держаться, я цеплялась за материнскую любовь.
Потому что мы жили в трущобах. Подобно каждому здесь, отчаявшемуся жить, я отчаялась найти ее любовь.
- …Проклятье! Вы издеваетесь надо мной! Раздавшийся со стороны входной двери звук подсказал мне, что отец вернулся домой. Мы с мамой удивленно отстранились друг от друга. Или нет, это она незамедлительно отпустила меня. Она сжала мою руку, и слабая дрожь выдала мне, что мама нервничает.
Мы жили в маленьком доме, поэтому главный вход и моя комната находились рядом. В центре комнаты стоял большой стол; отец сел и бросил на него бутылку. Я не знала, кем отец работает. Домой он приходил позже мамы. Его волосы и потертая одежда всегда были перепачканы землей и всякой всячиной. - Придется еще влезть в долги… Он что-то пробурчал. Я знала, что он говорит не сам с собой, а обращается к маме.
Она спросила: - Как насчет помощи беднякам? Отец покачал головой. - Ничего, они не стали разговаривать. И они знали, что нам больше некуда идти, поэтому… черт! Разозленный воспоминанием, он пнул стоящее рядом ведро. Мама сильнее сжала мою руку.
Повисло неудобное молчание. По комнате разносилось тиканье часов. Отец тяжело вздохнул, его взгляд блуждал. Он посмотрел мимо матери прямо мне в глаза. Я испугалась и открыла рот, чтобы сказать что-нибудь. Но в тот же самый миг отец с досадой отвел взгляд и сделал глоток из бутылки. У меня упало сердце. Все шло, как и всегда.
Отец никогда не смотрел в мою сторону. Он вел себя так, словно меня не существовало. Он никогда не говорил, что любит меня, и не обнимал меня, но так же он никогда не ругался и не говорил, что ненавидит. Он без сомнения осознавал мое присутствие, но делал все возможное, чтобы я не попадалась ему на глаза. Однажды я спросила у мамы: - Отец меня ненавидит? Она отрицательно покачала головой. - Конечно нет. Отец работает ради тебя, Эллен. - Тогда почему он со мной не разговаривает? Она немного посмеялась и сказала: - Он просто стесняется. Я хотела ей верить. Я хотела думать, что отец любит меня. И когда я надеялась, что его взгляды в мою сторону имеют значение, я чувствовала разочарование.
Отец никогда не произносил моего имени. Только мамино.
Наконец он встал со стула и подошел к нам. Его целью была не я, а мама. Он грубо потянул ее за руку. Наши с мамой ладони расцепились, словно у разлученных возлюбленных. Отец потащил маму в другую комнату – единственную, помимо моей – и закрыл дверь. После чего я услышала, как защелкнулся замок. Я осталась одна. Через стену я слышала шум, потом он стих и сменился разговором.
Как обычно. Они всегда разговаривают там, где я не могу их увидеть. Я не знала, чем они занимаются. Но подозревала, что это нечто необходимое для поддержания отношений между мужчиной и женщиной. Однажды я спросила маму, когда она вышла: - Что вы там делаете? Она только взволнованно рассмеялась. В такие моменты я ощущала иной, отличный от сладкого аромата, запах, исходящий от ее затылка. Наверно, это был запах отца.
Пока они разговаривали, я бесцельно смотрела наружу и отковыривала этикетки от бутылок с лекарствами. Мне хотелось сказать, чтобы мне позволили некоторое время побыть свободной. По правде, меня бросили. Но мне было грустно об этом думать.
Когда мне наскучило ковырять этикетки, я потянулась к старой кукле, которую хранила под кроватью. Кукла выглядела как девочка со светлыми волосами. Она носила фиолетовое платье и шляпку, не говоря уже о жуткой улыбке. Мама подарила мне куклу, сказав: - Кукол с фиолетовыми волосами я не нашла, Эллен. Но ее платье такого же цвета, как и твои волосы! Я приняла подарок, притворяясь обрадованной. Мне было все равно, какого цвета волосы куклы. В конце концов, я не особо любила свои собственные волосы. Они были такого же светло-фиолетового цвета, что и у отца. Но я бы хотела светло-коричневые, как у мамы. Может, тогда бы отец обратил на меня внимание.
Я расчесывала волосы куклы рукой. Золотая пряжа скаталась, не позволяя моим пальцам свободно двигаться. Я разозлилась и приложила больше силы, чтобы прочесать узлы. Неживые глаза куклы словно говорили мне: -… Больно. Заткнись. Тебе не больно. Ты же кукла. - …Ты уверена, что сама не кукла? Я не кукла. Глубоко в сердце я это отрицала, но вспоминала, как мама расчесывает мои волосы. Я сидела неподвижно, позволяя ей делать то, что ей нравится. Я просто ждала, когда гребень начнет опускаться сверху вниз по волосам. Я кукла? - …Да. Нет. Я продолжала распутывать узлы в пряже. Мои глаза не такие мертвые, как у тебя. Мои глаза видят разные вещи, разные места. Хееехеееехеее. Кукла хихикнула, ее шея повернулась в странном направлении, ее лицо было таким же, как всегда.
- …Такие места, как этот переулок? Или еще какие?
Я ощутила, как к лицу приливает кровь. Я немедленно отшвырнула куклу. Она ударилась о стену и упала на кучу одежды на полу. Я спрятала голову под одеяло, не желая ничего слышать. Я ненавидела одиночество. В одиночестве я слишком много думала. Слишком много слышала. Я помолилась, чтобы мама скорее вернулась, и плотно закрыла глаза. Было тепло, но мое тело дрожало. Вскоре я уснула.
Когда я проснулась, мама гладила меня по щеке. На ее лице не было определенного выражения, но, когда она посмотрела на меня, то улыбнулась. - Проснулась? Я тихо кивнула. Один лишь вид ее лица успокаивал. - Я принесу тебе попить. Мама встала со стула и подошла к раковине. Если подумать, было время принимать лекарства.
Я посмотрела в окно. Ночь еще не окончилась. Должно быть, я спала совсем немного. Я уставилась в пространство перед собой, все еще не пробудившись ото сна. Мои глаза по привычке смотрели вслед ушедшей матери. Почему? Казалось, что она работает не ради меня, а чтобы убежать от чего-то. От чего? Я посмотрела через дверь в другую комнату. Отец, без сомнения все еще находившийся там, больше не тянул маму за собой. Наконец, мама вернулась с кружкой и порошкообразным лекарством. Я медленно села в кровати и взяла их. В тот момент, когда я рассеянно глянула на лицо матери, я отшатнулась. От осознания у меня перехватило дыхание.
Мама выглядела невероятно красивой.
Дело было не в лице. Ее волосы спутались, и она практически не красилась. Она всего лишь слабо улыбалась. Но ее нижняя губа краснела от того, что ее часто прикусывали, и этот красный цвет был единственным ярким пятном в комнате. Ее ресницы подрагивали. Ее взгляд, дыхание, сжатые руки: все обрело выразительность.
Эта женщина жива, ощутила я.
Я проглотила лекарство. Оно не было горьким. Мой желудок давно привык к горьким вещам. И все же вода в глубине моего живота превратилась в извивающуюся змею, пытающуюся вылезти через горло наружу. - ….Мама! Я собиралась закричать, но вместо этого позвала ее. Мой голос дрожал. Я могла разрыдаться в любую секунду. Мама должна была заметить, что ребенок волнуется за нее. Она взяла меня за руку и нежно обняла. Не имея возможности выразить чувства, я отчаянно цеплялась за нее. Я не могла выразить их? Я не знала, почему так подумала. По правде, я хотела притвориться, что не могла.
Даже окутанная маминым ароматом, я не была способна прогнать из сердца черноту. Кажется, она стала только глубже. Я была возбуждена из-за ранее не испытываемого чувства. Оно жгло мне грудь.
Больно.
Я ненавидела ее. Мою мать, показавшую мне, что она жива. Мою мать, продолжавшую принимать любовь отца, которой я никогда не получала. Я не ожидала таких злых чувств. Как я могла ненавидеть маму, такую добрую и любящую? Напутствовала я себя строго. Чтобы избавиться от неприятных мыслей, я крепче цеплялась за мамину руку.
Даже если мама единственная, у кого есть цвет, это нормально. Когда она меня так обнимает, я тоже обретаю цвет. Я – Эллен. Мамина драгоценная дочь. Мне не нужно ничего, кроме этого.
Я отчаянно убеждала себя. И все же, ненависть, свернувшаяся кольцами у моих ног, пыталась утянуть меня в морскую пучину. Оно даже прошептало мне на ухо так, что я заметила:
- Правда?
Я подавила крик и прижалась лицом к маминой груди.
2
В тот полдень что-то произошло. Я увидела темное пятно в обычном переулке. Оно выглядело как черное тряпье или что-то, покрашенное в черную краску. У меня возникло плохое предчувствие.
На краю сознания всплыл образ красивой черной кошки, поймавшей мышь. Возможно, это труп кошки. Я больше не могла воспринимать увиденное иначе, чем труп, и не могла успокоиться. Не в состоянии больше терпеть, я встала с кровати. Перенеся вес на ноги, я ощутила резкую боль. Боль дошла до головы, и на глаза навернулись слезы. Больно. Но не настолько, что бы я не могла ходить. Опираясь о близстоящий стул, я пошатывалась. Я оглядела комнату, но не нашла обуви. Наверно, ее убрали. Мама все-таки поняла, что я не собираюсь никуда уходить. Я добилась именно этого результата, но все равно немного огорчилась.
Я вышла на улицу босиком. Светило солнце, практически над самой головой. Яркие лучи резали глаза. Опираясь на стену дома, я двинулась к переулку. Я сразу увидела черную фигурку. По мере моего приближения она становилась все больше похожа на кошку. Как я и думала, ее труп. Кошка лежала на тротуаре. Один из ее глазных яблок выкатился подобно шарику, а череп был расколот и измазан кровью.
Я остановилась в нескольких шагах от кошки. Я смотрела на нее, ошеломленная той разницей от того, когда я впервые ее увидела. Я не могла убежать, но и не приближалась. Я вспомнила, как потрясающе выглядела кошка, поймав мышь. Почему и как это произошло? Ее сбил грузовик? Или она упала с высоты на землю? Как могло такое живое существо оказаться в столь жалком виде? Я была опечалена. Я не сильно злилась на того, кто совершил с кошкой подобное. Я ненавидела город, в котором приходилось принимать вещи, независимо от того, какими они были.
Надо мной каркнул ворон. Я подняла взгляд и увидела, как он расправляет крылья, сидя на высоком заборе. Он пришел за едой. …Ты считаешь, что я тебе позволю? Я подошла к кошке. Я не могла бросить ее вот так. Я подняла ее на руки, чтобы защитить. Она была такой легкой. И окоченелой. Тельце застыло в том же положении, в каком до этого лежало на земле. Вытекший глаз убедительно доказывал, что она мертва, но все же, когда я прикоснулась к ее телу… Она была словно вещь. Предмет. Тогда я поняла, что когда создания умирают, то превращаются в вещи.
Я верну тебя земле, поклялась я, неся в руках вещь, ранее бывшую кошкой. Все вокруг было замощено. Кошку было негде похоронить. Но рядом находился парк. Полагаюсь на детскую память, я отправилась искать парк. С каждым шагом я ощущала боль в костях. И, так как я шла босиком, я не знала, какую часть этой боли ощущают сами ноги. Я прикусила губу и в отчаянии шла.
Наконец, я вошла в парк. В его центре находилось огромное дерево. Его листья были зелены и полны жизни; оно казалось неуместным в этом городе. Из-за отсутствия каких-либо качелей сложно было называть это места парком, в нем находилось только пустое пространство, дерево и скамейка. На скамейке сидела пожилая женщина, одетая в лохмотья, и ковырялась в сумочке. Заметив меня, она посмотрела в мою сторону, но тут же равнодушно вернулась к сумке. Я вошла под тень дерева. Вокруг его корней лежала земля. Она походила на кровать из цветов. Но цветы все завяли и пахли сгнившим мусором. Очевидно, за этим местом никто не ухаживал. Я нашла место, где ничего не было зарыто, и присела. Я положила кошку и начала рыть землю. Она оказалась на удивление мягкой. На ощупь она была прохладной и приятной. Я копала словно крот.
Мои руки были свободны. Мои руки были свободны. На них болезнь отразилась слабо. Я радовалась, что могу свободно ими шевелить. По бинтам тек пот, из-за чего они сползали. Я потерла нос, запачкав лицо. Я грубо вытерла его рукавом, еще сильнее испортив повязки. Когда пот коснулся воспаленной кожи, я ощутила жжение. Я сжала зубы и продолжила копать, терпя боль.
Когда я выкопала достаточно глубокую яму, я глубоко вздохнула. Я положила кошку внутрь и осторожно засыпала ямку. Наконец, я сложила вместе ладони и закрыла глаза. Я не понимала смысла этого жеста, но знала, что он предназначен для мертвых… «вещей». Я больше не слышала карканья ворона.
Я встала, чтобы пойти домой. Пару секунд я не шевелилась из-за головокружения. Я моргнула и заставила себя идти. Когда я вышла из-под тени дерева, я поразилась тому, как сильно устала. Мне казалось, что прошел целый день. Но солнце по-прежнему светило у меня над головой, освещая дорогу. Все тело болело, но я была довольна. …Теперь черная кошка вернулась в землю. Конечно, я не думала, что она хотела именно этого: вернуться в землю. Это был мой личный эгоизм. Я всего лишь не хотела смотреть на то, как некогда живое существо будут клевать вороны в переулке, как на него будет наступать люди.
Я шла, и мои губы растянулись в слабой улыбке, когда я проходила мимо женщины, которая ранее странно на меня посмотрела. Я поспешила скрыть улыбку. Но думаю, ее удивило не мое выражение лица, а внешний вид. Я остановилась и оглядела себя. Бинты сползли, одежда перепачкалась в странной смесь крови и грязи. Обе руки были черными. Я походила на ребенка, сбежавшего из больницы и игравшего в грязи.
Что скажет мама? Я вздрогнула, представив это. Я поспешила домой. Он вдруг показался таким далеким. Я должна вернуться домой прежде, чем мама. Я переоденусь, вымою руки и ноги, и сменю повязки. Я должна походить на ребенка, за которым не нужно много ухаживать. Я совсем забыла о том, что была пленницей. Ради материнской любви, я решила стать существом, навечно прикованным к кровати. Как я могла забыть об этом? Меня прошиб холодный пот.
Наконец, я вернулась домой. До захода солнца оставалось достаточно времени. Я открыла переднюю дверь с облегчением, а после застыла на месте. Я словно ощутила, как замерзает полуденный свет.
Мама была дома. Она сидела на стуле, уставившись в пространство.
Я тут же посмотрела на часы. Она еще не должна была вернуться. Почему? Внезапно я ощутила сладкий запах. На столе стояла корзина с выпечкой. Правильно. Иногда, очень редко, мама приходила с работы рано и приносила немного выпечки. …Но почему именно сегодня?
Через пару секунд мама заметила меня. Прошло какое-то время, прежде чем она открыла рот и заговорила. - Эллен… где ты была? Я давно не видела, чтобы ее лицо выглядело таким изнуренным. По моему позвоночнику скользнуло что-то холодное. - Я х-х… хоронила кошку. - Кошку? – Мама приподняла брови. Нет. Нет, не смотри на меня так! Я подавила порыв разрыдаться и выдавила отчаянную улыбку. - Да, умерла черная кошка… поэтому я ее похоронила… П-прости меня. За то, что я вышла. Н-но, я, я могу ходить. Больно, но я справляюсь. Я могу ходить самостоятельно, так что могу сама делать много вещей или помогать…
Я отчаивалась, пока говорила. Потому что мама продолжала смотреть на меня с тем же выражением на лице. Пустыми глазами. Застывшим взглядом. Она смотрела на мою грязную одежду. На мои испачканные в земле пальцы. На мои окровавленные ноги. Мама смотрела на меня – не как на Эллен, а как на больного ребенка, тратящего ее время. Я поняла, что совершила нечто, что нельзя больше исправить. Но даже осознавая ее настроение, я отчаянно продолжала говорить. В голове продолжали звучать сигналы. Следующее слово. Следующее слово. Убедись, что верно подбираешь слова. Но я знала, что ни одно из них не произведет должного результата. И все равно мой рот не прекращал шевелиться.
Мама любила меня. Но эта любовь находилась в хрупком равновесии. Пустой дом, дорогие лекарства, попытки сменить повязки. Я только что нарушила это равновесие. Я прокляла черную кошку. Мой гнев не могло остановить уважение к мертвым. Почему ты умерла сегодня? Почему ты умерла там, где я могла тебя заметить? Похоронить ее решила я сама, но мой глупый разум желал обвинить кого-то другого.
Наконец, мама встала со стула. Она приготовила ведро воды и принялась мыть мои руки. Она ни в коей мере не действовала грубо. Она действовала тщательно, как и всегда. Я смотрела на нее в отчаянии. Она улыбалась. Но я не видела в ней маму, говорящую, что она любит меня. В голове продолжали звучать тревожные звоночки. Но, подобно сломанным часам, способным только вращать стрелками, я не могла ничего сделать.
Я поняла, что сделала что-то, что уже не изменить. И в качестве незамедлительного доказательства моего подозрения,