[kei-home]

Муза-таки повернулась ко мне лицом, а не тем, чем обычно. Я определилась и решила, что Ханаэль как персонаж не должна пропадать. Не люблю лишних персов. Так что пусть помогает мозаике Креона складываться.

А еще удивительное дело, но крепости-Розы, которые я утащила из своего древнего шыдевра, прижились и заискрились новыми гранями. Вдохновившись Арией, одну из крепостей я назвала Розой-Алисией Ну и, разумеется, где-то притаилась Роза-Констанция

Что еще... определиться с характерами моих священников время есть, так что фууух.

Глава 3 кусок 1

Глава 3 «Пиаафский эскадлион»

- Добро пожаловать в Розу-Алисию, господа.
Страж пробормотал стандартное приветствие, отстраненно уставившись в небо. Он скучал, как многие несчастные, кому не повезло нести службу на границе Пиаафа. Здесь некого и не от кого было защищать. Те, кто нарушал порядок, мгновенно становились жертвой мирных граждан: в Пиаафе все, вплоть до крестьян, умели постоять за себя. А благодаря славным заветам о доблести и чести остужать горячие головы приходилось крайне редко. Пиаафцы с детства обязались говорить правду и блюсти законы, иначе боги злились и не одаряли благодатью верный пиаафский клинок – катлион.
- Сейчас мы вас впустим, не волнуйтесь.
На путников настойчиво не обращали внимания. В пустых скучающих глазах стража проплывали отражения облаков. Рот приоткрылся в полузевке.
- Мальчик, подотри слюни и слушай меня! – Из толпы раздался раздраженный голос. - Соберись, ты же все-таки солдат. Боги, в мои времена за такое отношение к службе отрубали голову. Ах, пропусти меня скорее, я хочу сесть, отдохнуть, а лучше сразу умереть. Я устала, как девица после Бокондийского празднества цветов!
Скучающий вид слетел со стражника, когда он понял, что гневная тирада принадлежит старой тощей женщине, держащей под узды серую кобылу. Он видал многих желающих пересечь границу, пролегающую между Округом НерайЛот и Округом Пиааф. Он днями напролет любовался на торговцев, крестьян, путешественников, даже на редкие военные отряды. Но старухи, путешествующие в гордом одиночестве? Страж с недоумением покачал головой.
- Простите?
- Я не собираюсь никого прощать, тем более тебя, мальчик. Опускай мост и веди меня сразу к эветэ-Мотсэ. Не теряй мое драгоценное время.
При упоминании старейшего коменданта Розы-Алисии страж несколько изменился в лице. Это не означало, что он согласился на грубые требования старухи. С какой стати? Его поразило, что крестьянка из чужеземного округа знает о таком понятии, как «эветэ».
Старуха открыла рот, чтобы высказать стражу парочку новых язвительных замечаний, но заскрипели механизмы подъемного моста. Пиаафец полуобернулся к крепости и скривил недовольную мину, пытаясь донести немое послание до товарищей в смотровых башнях.
- Наконец-то, - пробормотал он, тяжело вздыхая. – Ладно, проходите. У кого дела к управляющей, те найдут ее у храмовых построек. Те, кто к родственникам, думаю, не заблудятся. Ну а вы… - страж покосился на старуху, - вы тоже обратитесь к управляющей. Старейший комендант всегда занят и не принимает посетителей.
Он отошел в сторону, позволяя гостям ступить на мост. Повозки и пешие засуетились, посеменили навстречу огромной пасти крепостных ворот. Однако старуха замешкалась, словно не успела высказать стражнику всего, что о нем думает. Тот заранее приготовился к лекции. У него недавно отошла к богам такая же сварливая старуха-мать, и мужчина имел в запасе несколько тысяч ответов на придирки, упреки и колкости в его честь.
Старуха сказала:
- Почетно пасть в бою, но позорно пасть раньше, чем тебе уготовлено богами.
По спине стража пробежал холодок. Путешественница процитировала одну из поговорок воинов-пиаафцев, гласящих о том, что осторожность иногда является предпочтительнее храбрости.
- Роза-Алисия – великая пограничная крепость. Нельзя расслабляться только потому, что в Округах царит мир, - серьезно продолжила старуха. – Пуская под кров всех подряд, вы рискуете приютить врагов. О чем думает старейший комендант?
Страж не решился ответить на вопрос. Комендант перед солдатами не отчитывался. От него поступил четкий определенный приказ: впускать в крепость всех желающих, не сильно утруждая себя проверками и сомнениями.
По тому, как страж нехотя отвел взгляд, старуха поняла все без лишних слов. Она сжала тощей ладонью лоб.
- В мои времена крепости-Розы охраняли границы, а не бесцельно занимали места на карте. Алый Мир стал слишком беспечным.
Окончательно запутав стража неясной фразой, старуха последовала за гостями Розы-Алисии. Во внутреннем дворе путники разбрелись кто куда: некоторых окружили конюхи, некоторых прислуга, кто-то последовал совету стража и направился искать управляющую. Старуха замешкалась среди суетящихся людей. Раньше она бывала в Розе-Алисии, поэтому знала местного старейшего коменданта, но никакое чудо не могло заставить ее вспомнить, где находились его покои.
Устало поморщившись, старуха принялась расспрашивать местных и буквально требовать у них встречи с комендантом. Немощную, исхудалую женщину пытались успокоить и обещали отвести к управляющей. Она не сдавалась, становясь все настойчивее, раздраженнее и крикливее. Поднявшийся переполох мог заставить обратить на себя внимание богов, не то, что обычного коменданта.
- Что за шум?
Голос показался старухе знакомым. Она повернулась и встретилась взглядом с молодым человеком, судя по внешности – пиаафцем, судя по одеянию – священнослужителем. К тому же достаточно высокого ранга. У старухи слегка отпала нижняя челюсть. На нее смотрел Мотсэ, каким тот был лет так пятьдесят назад.
- Мотсэ? – Старуха прищурилась, словно не доверяя увиденному, и подошла к молодому пиаафцу поближе. Потыкала его в плечо, проверяя, не видит ли привидение. Отступила, так как «призрак» в недоумении приподнял брови.
- А… - начал было он, но старуха его перебила:
- Вот ведь смех, никогда б не подумала, что смогу узреть старого дуралея в рясе священника. Не будь у меня на примете важных дел, так тут на месте б и слегла. Волк в овечьей шкуре. Рыба с крыльями. Триэдец с мозгами. Боги, несомненно, меня любят, коль позволяют так веселиться! В мои-то годы!
- Я не… - Молодой священник попытался заговорить, и снова был прерван:
- «Я не Мотсэ?» Да знаю я, совсем за полоумную держишь? Но похож, очень похож. Сын? Нет, для сына молод. Неужто внук?
Священник кивнул, широко и тепло улыбнувшись. Это окончательно убедило старуху в том, что перед ней не омолодившийся комендант Мотсэ. Тот умел с трудом сложить губы в нечто, слабо напоминающее улыбку, а выражение его глаз никогда не становилось мягким или добросердечным.
- Вы знали деда, когда тот был молодым? – Зеленые глаза мужчины наполнились любовью. Непривычный взгляд для пиаафца, даже для священнослужителя. Старуха интуитивно начала предвидеть неприятности.
- Знала ли я этого дряхлого пройдоху? Лучше спроси, чего я о нем не знала. И ответом будет – ничего!
Старуха скрестила руки на груди. Она пыталась припомнить, чем церковь Пиаафа отличалась от церквей остальных Округов. Она никогда не интересовалась религией, поэтому на ум приходили лишь местные боги – Святой Пиааф и Благочестивая Исмонэ. Оба принадлежали к воинственным богам, благословляющим боевые искусства, мужество и честность.
Кроме того, старуха не ожидала, что встретит священника в крепости-Розе. Обычно небольшие храмы Роз пустовали. Все верили в разных богов, и на границах, где вера колебалась, как листок на ветру, собирать паству удавалось редко. У защитников крепости хватало своих дел, кроме как молиться богам. В храме обычно жило не больше пары монахов.
Старуха внимательнее вгляделась во внука Мотсэ. Молодой человек не смутился.
- Позвольте проводить вас к деду. Думаю, вам есть о чем поговорить.
- Не сомневайся, дорогой. Не сомневайся.
Тон, которым старуха произнесла последние слова, не предвещал ничего хорошего. Священник предпочел не обращать на него внимания. Ему не раз приходилось выслушивать вещи куда страннее. Пиаафцы, привыкшие к грубому отношению к себе, редко воспринимали всерьез чьи-то угрозы и предостережения. Они доверяли непосредственным фактам и действиям.
На первый взгляд старухи Роза-Алисия никак не изменилась. Жизнь шла своим чередом, воины шумели, по сторонам то и дело раздавался лязг мечей (катлионов, припомнила старуха), сменяющийся громовым хохотом. Пиаафцы развлекались, как могли. Мирные времена принесли свои плоды: люди теряли осторожность и привыкали к каждодневному безделью.
Из-за одной из закрытых дверей доносились особенно энергичные и серьезные голоса. Старуха предположила, что комендант отчитывает подчиненных, расслабляющихся на сторожевом посту, но молодой священник покачал головой и повел ее дальше. Старуха не любила лестниц и с каждой ступенькой теряла энтузиазм. Мужчина предусмотрительно подстраивался под ее шаг.
«Лучше б он сказал, что мы добрались… С каких пор Мотсэ начал любить высоту, как дряхлый ворон?»
В своих опасениях старуха ошиблась. Комендант не обитал на вершине башни, подобно старому привидению Девы Алисии. Преодолев очередной лестничный пролет, молодой священник остановился и пояснил, что на этом этаже располагается библиотека. Книги хранили на верхних этажах, чтобы до них не добралась сырость. Комендант проводил в библиотеке целые дни, практически не притрагиваясь к учетным книгам и не отдавая приказов воинам-стражникам. Когда старуха увидела старого друга, то мгновенно поняла, почему.
Лихой меченосец и любитель побегать за молоденькими девчушками превратился в маленького, сгорбленного и тощего гнома. По сравнению с ним Гоирих Коуоз представал принцем на белом коне. Мотсэ сидел в огромном кресле, в котором казался ребенком, и читал древнюю на вид книгу. Стекла его очков были толще всех стекол, виденных старухой за долгие годы ее жизни.
Священник громко откашлялся, привлекая внимание деда.
- К тебе пришли, эвете, - сказал мужчина, пропуская вперед старуху.
- Мотсэ?
Существо в кресле, мало напоминающее живого человека, шевельнуло мохнатыми бровями, рассеянно почесало длинную седую бороду и повернуло лицо к гостям. На старуху уставились огромные, увеличенные стеклами очков, зеленые глаза бывшего красавца и смельчака, заслужившего величайший титул в Пиаафе – «эветэ».
«Что с нами делает время? - подумала старуха с болью в сердце. – Во что оно нас превращает? Есть в Алом мире чудовище страшнее, чем неумолимый бег времени?»
- Ты? – проскрипел эветэ-Мотсэ, комендант Розы-Алисии. – Старая распутница, Ханаэль Коуоз? Я умер, и Святой Пиааф решил наказать меня за грехи?
- К сожалению, ты еще жив, старый пень. – Ханаэль усмехнулась. Она с трудом сдерживала слезы. Сколько лет назад они вот так болтали с Мотсэ, попивая крепкое пиаафское пиво? И посмотрите на них сейчас. Один – бородатый горбун, вторая – тощая ведьма, а жизнь продолжает теплиться в их телах. Завидует ли Мотсэ товарищам-пиаафцам, погибшим от клинков в расцвете своей молодости?
- И ты неплохо держишься, подруга. – Мотсэ постарался улыбнуться всеми оставшимися зубами. – О, и ты здесь, Шисэ, мальчик. Познакомься, это Ханаэль, рыжая бестия. Не будь ее, твой дед давно бы присоединился к бесконечному пиршеству богов.
- Рад знакомству, - кивнул Шисэ.
- Я и рада встрече с тобой, Шисэ, внук Мотсэ. Оставишь стариков наедине, пока те придаются воспоминаниями о зря потраченной молодости?
Священник улыбнулся.
- Разумеется. Я принесу вам чего-нибудь попить.
- Неси старое доброе пиаафское… и побольше. Я гнала лошадь через весь НерайЛот, перебиваясь местным пойлом, и, честно говоря, меня от него уже воротит.
Возражений не последовало. За Шисэ закрылась дверь, и Ханаэль с довольным видом уселась в кресло напротив Мотсэ. Ее ноги, зад и спина болели, как безумные. Для ее лет дальние путешествия становились опасными. Не будь дело в Иланэ и Анци, она бы никогда не поступила так опрометчиво.
- Ханна, - обратился к старухе Мотсэ, его челюсть слегка подрагивала, когда он говорил. – Никогда не поверю, что ты приедешь в Розу-Алисию для того, чтобы поболтать о былом. Не в наши годы. Я… - Он закашлялся, снял очки, с минуту посидел с закрытыми глазами. – Я практически ничего не помню. Молодость затуманилась, как мысли после попойки. Те времена, когда мы радовались жизни, остались давно позади. Я ни на что не годен нынче, могу разве что сидеть здесь и притворяться, что коротаю дни за книгой. Пресвятые боги, Ханна, я не различаю ни одной буквы.
Ханаэль не нашлась, чем ответить. Глядя на Мотсэ, она могла лишь радоваться, что он в свои годы сохраняет светлый рассудок. Если сохраняет.
- Нашему поколению пора на покой, - продолжал старый комендант. – Я оставляю Розу-Алисию на Бэччи, она уже прекрасно справляется в качестве управляющего. У нас не важно, кто хозяйничает в крепости, женщина или мужчина. Так ведь… Так, Ханна?
Он сам не был уверен в том, о чем говорит. Седые брови сошлись на переносице, а на зеленых глазах, казалось, вот-вот проступят слезы. Слезы отчаяния и немощности.
- Верно, Мотс, верно. Вы же пиаафцы. В вашем безумном Округе превыше половых различий ставится умение владеть мечом.
- Да, Ханна, спасибо. – Мотсэ хмыкнул. – Сама видишь, кем я стал. Стыдоба.
- Твоя дочь переняла семейное ремесло и положение, а внук служит богам. Чего тебе недостает, дряхлый старикан? Кому тут надо лить слезы, так это мне. Я уйду на покой позже тебя, да толку? Мой единственный сын бросил дом ради тени Креона, а внучка последовала следом за отцом. Разве не повод для горечи?
- Креон? – Кожа Мотсэ приобрела цвет его бороды. – Креон Мардфэ? Я мечтал забыть это имя, Ханна. Что с ним сейчас? Нашел свое сокровище?
- Креон умер семь лет назад. Болезнь догнала его, хотя он скрывался от нее до последних дней.
- Смерть догоняет всех, независимо от обстоятельств. Как он ушел? В мире?
- Я была с ним, когда это произошло. Он сам просил меня сидеть рядом. Креон не показывал испуга и притворялся уставшим от жизни, но глаза его выдавали. Он боялся. Что-то до последнего заставляло его жаждать жизни. Не знаю, было ли дело в Анци, в Полло или в самом Креоне. Никогда не думала, что человек способен быть готовым и одновременно не готовым к смерти. Страшный человек.
- Я почему-то не удивлен. – Мотсэ вздохнул. – Я рад, что моя Бэччи не зналась с Креоном. Ей бы захотелось ему помочь. К счастью она осталась со мной и подарила двух внуков. Они моя единственная радость.
- У тебя есть внук помимо Шисэ?
- Внучка. Она служит богам, как и брат. Малышка Вилиани. Они приехали в Розу-Алисию недавно, для какого-то ритуала. Не помню.
Мотсэ замолк, углубившись в разрозненные мысли. Он давно так много не разговаривал. В дверь постучали, и внутрь вошел Шисэ. Священник принес кувшин и стакан. Один. Для Ханаэль, а не для пожилого деда. Поймав на себе взгляд старухи, Шисэ покачал головой и сказал:
- Надеюсь, вас устроит наше скромное угощение. В ближайшие три дня в крепости запрещено пить крепкий алкоголь.
- Ритуал? – Ханаэль вопрошающе приподняла бровь. В ее голосе звучало разочарование. Видимо ее нелюбовь к религиям была тесно связана с множеством глупых традиций, мешающих ей как следует забыться после долгого пути. Она надеялась, что спиртное поможет легче переносить присутствие Мотсэ, такого жалкого в старческой оболочке.
- Да. – Шисэ удивился ее осведомленности. – Воинам не стоит терять ясности рассудка в дни Справедливости. – Он повернулся к деду. – Мама зайдет к вам позже и поприветствует гостью. Поговорите вволю, эветэ. Старые друзья – бальзам для души, верно?
«Не настолько старые, молодой проповедник, - покачала головой Ханаэль, тем не менее, промолчав. – Тебе расти и расти, дружок, до того момента, когда сможешь наставлять других».
Мотсэ что-то пробурчал себе в усы. Он зыркнул в сторону Ханаэль, самостоятельно наполняющей стакан из глиняного кувшина. Когда он заговорил, в его голосе зазвучала зависть:
- Эх, был б я лет на пять моложе, то присоединился бы к Ханне. Но не сейчас. Я боюсь напиться так, что вовсе не проснусь на следующее утро. У меня осталось несколько незаконченных дел, а вот позже… Позже я осушу половину погреба и отправлюсь к богам, как и положено воину. Пьяным и счастливым.
Шисэ мягко рассмеялся.
- Нам придется спрятать весь алкоголь, иначе вы нас разоришь, дедушка. – Священник поклонился Ханаэль. – Оставляю его на вас. Мама придет, когда закончит с делами, и покажет ваши покои. У нас не так уютно, но тепло и неплохо кормят.
- Благодарю, дружок. Будь спокоен. Пока твой дедуля не выплатит долг, то не оставит крепость.
Фраза Ханаэль была воспринята за шутку, и Шисэ с довольной улыбкой удалился. Не хватало ему проницательности, приходящей с опытом. Из него без сомнения вырастет превосходный человек, но на данный момент Ханаэль не могла бы на него положиться. А ей требовалась помощь.
- Ясно-ясно, Ханна, - прокряхтел Мотсэ с ехидцей. На секунду Ханаэль показалось, что она видит его прежнего – молодого и дерзкого, готового броситься на врага в любую секунду. – Ясно, как божий день, что ты снова в беде. Мы можем стареть, правители могут сменять друг друга, но Ханаэль навсегда останется Ханаэль. Как ты умудряешься найти неприятности, сидя дома у камина?
- Я больше не ищу их, а вот они, пройдохи, ищут меня. Я не рассказала тебе всей истории Креона, Мотс. Мой глупый Нэевин отправился на поиски Анци. А вслед за ним Иланэ, моя внучка. Сейчас сей неразумный ребенок следует за отцом в Адаш вместе с караваном Вербовщиков.
Какое-то время Мотсэ молчал, и Ханаэль испугалась худшего. Не хватало ей убить старика своим рассказом. Но пугалась она напрасно, очень скоро Мотсэ слабо заерзал в кресле, нахмурил лоб и принялся поглаживать бороду.
- Вы сумасшедшие, Ханна.
- Я знаю. И я безумнее всех, так как хочу помочь. Мне следует бросить их на произвол судьбы, коль им не хватает разума понять, что искать Анци бессмысленно. Но я не могу, Мотс. Они мои дети. И Нэй, и Иланэ, и даже милирианка. Если я еще способна как-то помочь, я постараюсь и помогу. Иначе они погибнут, Мотс. Святой Пиааф, Мотс, они в Адаше! Ты же помнишь… что такое Адаш?
Комендант не ответил, но по его застывшим в испуге глазам Ханаэль все поняла без слов. Они оба знали, каков из себя дикий западный зверь Адаш. Лет пятьдесят назад их угораздило поспорить с одним триэдцем, что они смогут пройти насквозь сначала Юдаш, а потом и Садаш. Тогда Ханаэль показалось забавным то, с каким ужасом говорит об Округе ученый. Она бывала в стольких переделках, участвовала в столько поединках и получала столько ран, что считала себя опытнее любого воина-пиаафца. Мотсэ разделял ее юношескую гордыню. Вдвоем они приняли вызов триэдца и отправились в путь.
Что говорить и зря тратить время на подробности? Под конец их путешествия Мотсэ решил бросить лихую жизнь и перебраться в Розу-Алисию, где его через какое-то время признали эветэ. Звание эветэ давалось сильнейшему и храбрейшему воину, чье мастерство граничило с божественным. После ежедневных стычек в Адаше Мотсэ владел мечом так, как не владел ни один защитник крепости-Розы. До сих пор он не любил вспоминать о непростых буднях адашитов.
- Сокровище Креона в Адаше? – все-таки спросил Мотсэ с неохотой.
- Да. Боюсь, что мои бестолковые дети умрут прежде, чем отыщут его.
- Чего ты хочешь от меня, Ханна? Адаш далеко. Помнится, был за мной должок, который я обещал выплатить тебе сполна, но ты сама все прекрасно видишь. Я стар и близок к смерти. Ты опоздала, дорогая. Слишком поздно отдавать долги. В следующей жизни.
В его словах скрывались тоска и обида. Ему хотелось вскочить с кресла, отбросить очки, давящие на переносицу, схватить верный клинок и отправиться куда угодно, хоть на край света, только бы скинуть с плеч нажитые года. В реальности старейший комендант едва мог самостоятельно передвигаться, пользуясь чужими услугами и испытывая при этом унижение, разрывающее на части гордое сердце воина.
- Одолжи несколько лучших воинов, - попросила Ханаэль. – Внучке не помешает несколько опытных пиаафцев на ее стороне. Она присоединилась к Вербовщикам, у тех в охране служат хорошие воины, но сам понимаешь, насколько можно им доверять. Пиаафцы Луциза Юсшифа привыкли отпугивать врагов громким именем родного народа. Я себе доверюсь больше, чем им.
- Хочешь, чтобы я отправил воинов в Адаш? Помогать девочке, ищущей Анци? Анци, который не смог отыскать Креон? – Не меняясь в лице, Мотсэ вдруг задрожал в своем кресле. Ханаэль не сразу поняла, что он заходится от хохота.
- Я прошу об услуге, эветэ-Мотсе, спаси мою глупую внучку. Не хочу потерять ее, как потеряла Нэя. Больше не хочу никого отдавать проклятому Анци.
Если бы Мотсэ поставил свои условия, Ханаэль бы согласилась. Если бы Мотсэ потребовал, чтобы она упала на колени и умоляла, она бы упала и принялась умолять. Больно признавать, что ты стар и не способен ничем помочь. Больно просить помощи у человека, с которым не общался около пяти десятков лет. Но больнее всего ежесекундно бояться, что никогда больше не увидишь Иланэ, девочку, которую Ханаэль считала больше дочерью, чем внучкой.
Мотсэ больше не различал буквы, несмотря на толстые стекла очков, но решимость Ханаэль чуял, как идущий от нее запах пиаафского пива. Прошли те годы, когда Мотсэ мог с легкостью согласиться и предоставить Ханаэль нужных ей воинов. Молодецкий оптимизм заверил бы его, что ничего страшного с ними не случится. Хорошо обученные пиаафцы не пропадут даже в Адаше. Да, те годы, несомненно, остались в прошлом. Мотсэ не хотел рисовать жизнями людей, не ощущая за собой такого права. Тем более, он-то прекрасно понимал, что вероятность того самого «страшного» велика как никогда.
Мотсэ молчал. Он прикрыл глаза, погрузился вглубь кресла и замер, как тряпичная кукла. Долгий разговор выжал из него остатки сил, теплившиеся в слабом теле. Он мечтал открыть глаза и не увидеть в соседнем кресле Ханаэль.
- Ты спишь, Мотс?
Старейший комендант молчал, боясь шевельнуться. Он убеждал себя, что старость освободила его от ответственности и от выбора, что он заслужил покой, что защищен от сложных неразрешимых вопросов.
- Мотс?
Молчание. Неуютное, тяготеющее молчание, вызывающее неловкость у обоих собеседников.
- Мотс… Я…
- Довольно, госпожа.
Голос разрезал напряжение, как катлион вражеский доспех. Ханаэль вздрогнула и обернулась к двери. Утром она поразилась тому, насколько Шихэ походил на деда. Как она могла принять его за призрак? Чепуха! Если кто и перенял властные черты эветэ-Мотсэ, его горящие глаза и хищный оскал, так это Бэччи, управляющая Розы-Алисии.
Стоящая в дверном проеме женщина не отличалась высоким ростом или особенным телосложением, да и возраст украсил ее лицо паутинкой морщин, но при одном ее появлении становилось понятно, за кем останется последнее слово. В Бэччи отсутствовала мягкость Шисэ, вместо нее Ханаэль видела лукавую хитрость и ту самую воинскую надменность, заставившую когда-то Мотсэ согласиться на спор и отправиться в Адаш. Истинная дочь эветэ.
- Рада видеть, Бэччи, дочь Мотсэ. – Ханаэль поднялась с кресла и слегка поклонилась. Ей все еще требовалась помощь, и следовало проявить должное уважение человеку, способному эту помощь оказать. – Я Ханаэль Коуоз, давняя подруга вашего отца.
- И я рада, госпожа Коуоз. – Бэччи окинула взглядом спящего отца. – Оставим его. В последнее время он чувствует себя больным. Ему следует уехать из крепости и поселиться в месте, более подходящем пожилым людям.
- Мотс не бросит Розу, - сказала Ханаэль с ноткой гордости. – Он поклялся защищать ее, пока не перестанет биться его сердце.
- Это меня и тревожит, госпожа Коуоз. Оно уже бьется слишком медленно.
Оставив старейшего коменданта, женщины покинули библиотеку. Как и обещал Шисэ, Бэччи повела Ханаэль в комнату, где та могла провести несколько дней. Проходя мимо очередного окошка, старуха жмурилась, закрывая лицо от ярких лучей заходящего солнца. Люди во внутреннем дворе перестали шуметь. До слуха Ханаэль доносились редкие разговоры.
Все воины почтительно кланялись Бэччи. Ее уважали не как дочь коменданта или эветэ, а как управляющую. В Пиаафе человека судили по заслугам, а не по родословной. На сердце Ханаэль стало легче. Она боялась, что драгоценная Роза-Алисия Мотсэ перейдет какому-нибудь дуралею.
«Зато дуралей с легкостью бы отдал мне нескольких воинов, - с неудовольствием закончила размышления Ханаэль. – Бэччи никогда не согласится. Но она не была в Адаще и не до конца понимает, насколько там опасно. Шанс есть».
- Простите, что пришла поздно, - извинилась Бэччи, возвращая Ханаэль к реальности. – Из-за дней Справедливости у меня не осталось свободного времени. Шисэ с Вилиани в очередной раз злоупотребляют моей добротой.
- Все в порядке, дорогая. – Немного подумав, Ханаэль добавила: - Что такое дни Справедливости? Я плохо разбираюсь в религиозных вопросах.
Бэччи с пониманием улыбнулась.
- Дни Справедливости действительно связаны с религией, но скорее принадлежат к законодательной сфере. Понимаете, с давних пор в Пиаафе сложилась особая традиция суда над преступниками. «Все в руках богов», - говорим мы. У преступника всегда есть возможность оправдать себя, попросив благословенного поединка.
- Не только в Пиаафе существует такая традиция. Благородные…
- Наш народ не делится на благородных и простолюдинов. Есть сильные воины, чьи катлионы благословил Святой Пиааф, и есть те, от кого милость отвернулась. Прав тот, на чьей стороне боги.
- Другими словами, прав сильнейший.
- Человек не станет сильным, не пожелай того боги.
Глаза Бэччи опасно сверкнули. Ханаэль осадила себя, нервно рассмеявшись. У нее имелись все основания не влезать в чужую культуру и обычаи. Один раз она сглупила, и ее сыну пришлось жениться на милирианке. Старухе не хотелось, чтобы и Иланэ пострадала из-за ее неведения.
- С преступниками сражаются сильные воины? Кто обычно оказывается прав? – спросила Ханаэль, придав голосу кротости.
- Хороший вопрос. – Бэччи усмехнулась. – Никто не выпускает на поединок зеленых юнцов. У нас все же есть голова на плечах. С преступниками ведут бои сильнейшие воины, так что выбор богов очевиден. Иногда случается, что наших людей побеждают. Умением или удачей, не важно. Значит, боги дали согласие.
- Насколько сильны ваши воины?
- Насколько? – не ожидавшая такого опроса Бэччи недоуменно моргнула. – Ха-ха, достаточно, чтобы никто не усомнился в решении богов. Победа должна выглядеть неоспоримой. Почему вы спрашиваете?
- Мне хотелось узнать, можно ли нанять этих воинов. Я отправляюсь в опасное путешествие. – «В Адаш, но тебе пока рано об этом знать, дорогая». – Я выгляжу получше вашего отца, но защитить себя не в силах. Мне нужны сильнейшие. Не армия и не отряд, хотя бы двое или трое, но с головами на плечах и с… благословением богов, говоря вашими словами.
Пока Ханаэль говорила, на лице Бэччи произошло несколько изменений. Сначала оно удивленно вытянулась, потом помрачнело, а под конец на нем расплылась снисходительная улыбка, явно скрывающая неприятный для Ханаэль подвох.
- Госпожа Коуоз, - начала управляющая с расстановкой, - ваша просьба неосуществима. Те, кого вы хотите нанять, никогда не пойдут за вами. Что там, нанять их в телохранители невозможно. Вы приехали не в то место. Можете попытать счастье с кем-то другим, на что так же получите отказ. Роза-Алисия – оборонительная крепость, госпожа Коуоз, а не наемный пункт. Наши воины несут службу, знаете ли. Им нельзя покидать пост и служить за деньги. – Она помолчала. – Вы об этом спрашивали отца?
- Да, - честно ответила Ханаэль, чувствуя себя неуютно. – Я надеялась, что старейший комендант выделит мне пару своих воинов. По старой дружбе.
- По старой дружбе… - рассеянно повторила Бэччи. – Невозможно. Я сразу говорю вам – нет. При всем уважении, в Розе-Алисии вам помощи не видать. Мои люди нужны мне здесь. Что до тех, кто выступает на днях Справедливости, то о них думать забудьте. Завтра состоится первый поединок, так что вам сразу все станет ясно.
Бэччи остановилась.
- Мы пришли, госпожа Коуоз. Вы не будете против, если я с детьми загляну к вам позже? Мне бы хотелось услышать о молодости отца от человека, с которым он провел лучшие годы жизни.
Ханаэль рассеянно кивнула. Ее всегда радовала возможность почесать языком, особенно когда дело касалось ее славных подвигов, но слова Бэччи вселили в нее тревогу. Ей несомненно хотелось прихватить с собой в Адаш именно сильнейших пиаафцев, а не кого попало. Будь на ее стороне двое таких, как Бэччи, она бы не боялась ничего, вплоть до Адаша. Но Бэччи никогда не покинет крепость, да и годы у нее уже не те. Ханаэль нужны молодые и сильные, не боящиеся опасности и готовые покорять вершины.
Бэччи красноречиво заметила, что все попытки Ханаэль настоять на своем изначально обречены на провал. Ханаэль слепили не из того теста, чтобы она сразу послушно сложила лапки и покинула Розу-Алисию. Старость лишила ее физических сил, зато прибавила упорства и хитрости.
Посмотрим, что за благословенные господа выступят завтра в поединке. Посмотрим, а потом заберем в Адаш. Так Ханаэль решила после того, как проболтала несколько часов подряд, рассказывая Бэччи, Шисэ и Вилиани о подвигах их деда. Спать она ложилась в приподнятом настроении, не случавшимся с ней с тех пор, как она поселилась в Брехэде. Утро приготовило ей удивительный сюрприз.