[Keirin]

Где-то в начале осени я написала небольшой рассказик для конкурса, но не успела его отредактировать и никуда не отправила.
Сегодня я о нем вспомнила. Подправила пару деталей, а так оставила, как было, так как не помню уже, что хотела тогда изменить. Пусть лежит здесь.

Память осени

Память осени

Мы застряли в пробке.
Частный автобус «Госпиталя» стоял на месте уже около получаса. Машины с усердием плелись вперед, напоминая огромных и неповоротливых черепах. Лица водителей превратились в маски бесконечного отчаяния.
Пейзаж за стеклом не менялся. Окрашенные в золото деревья застыли, словно на картине. Листья лежали на тротуаре, спокойные и неподвижные. Изредка показывались люди, гуляющие под теплыми лучами осеннего солнца. Ничто не нарушало мирного течения жизни, необычного для нынешних современных мегаполисов.
- «…столкновение вызвало затруднения в движении транспорта на…», - вещал женский голос из радио. Водитель автобуса – лысеющий аккуратно одетый мужчина – слушал приемник с кислой миной и едва слышно бормотал под нос ругательства.
Я посмотрел на Марию. Она сидела на соседнем сидении и любовалась осенним пейзажем за окном. Марию радовали любые мелочи, были то опадающие листья или теплый осенний ветерок. Ее любви удостаивались все сезоны, какие бы минусы они в себе не таили. Осенью Мария ждала зиму, а зимой – весну. И так бесконечно.
- Потрясающе, - сказала Мария, оборачиваясь ко мне. Ее улыбка слепила, как полуденное солнце, бьющее в окна автобуса. – Разве не замечательно, что большие города стараются сохранять уголки природы?
- А уголки тем временем становятся все меньше и меньше, - возразил я.
На самом деле, правительство и защитники окружающей среды из кожи вон лезли, чтобы оградить от опасности любой куст, попадающийся в их поле зрения. «Сохраним дары планеты!», - вещали энергичные лозунги. К счастью, их усилия не пропадали даром. Парки и заповедники процветали, несмотря на то, что их оставались единицы.
- Ну вот, - Мария в притворной обиде поджала губы.
- Я бы с радостью променял твои восхищенные вздохи на свободную дорогу, - пробурчал я себе под нос.
Я не хотел ехать сегодня с Марией. Я вообще не хотел, чтобы кто-то из нас когда-либо ехал в «Госпиталь».
- Мне жаль, - сказала Мария и улыбнулась.
Люди всегда таяли, едва завидев ее улыбку. Они моментально проникались к Марии симпатией и купались в теплых лучах ее доброты. Я знал Марию несколько лет и за эти годы ни разу не видел, чтобы та злилась или кому-либо грубила. Только иногда в ее глазах появлялись чувства, от которых мне сразу хотелось провалиться под землю. Из-за них мы ехали сейчас в «Госпиталь», чтобы Мария лишилась своих воспоминаний.
В наше время процедура извлечения памяти не являлась чем-то особенным. Наука добилась многих перевернувших мир открытий, среди которых операции на мозге были всего лишь пунктом в списке чудес. Более того, любой желающий мог позволить себе оперироваться. Никаким законам не получалось добиться запрета на операции, ведь память – личное дело каждого человека. Однако существовала причина, из-за которой до «Госпиталя» добиралась одна десятая всех желающих. Требовалось проходить череду психиатров и консультантов, добиваться бумаг, подтверждающих, что ты целиком и полностью оцениваешь ситуацию. Путешествия по учредительным зданиям затягивались не на один месяц. Немногие доходили и до середины пути, а к цели добирались только те, кто всерьез понимал, чего он хочет.
Поэтому наш автобус, собственность «Госпиталя», был практически пуст. Помимо нас с Марией в салоне страдали от скуки еще трое. Я оказался в автобусе лишь потому, что Марии требовался сопровождающий. Она находилась на восьмом месяце беременности, а я был ее мужем.
- Дорогу скоро расчистят, - сказала Мария после недолгого молчания. Зная, как я не люблю сидеть на месте, она пыталась меня приободрить. Она совершенно не волновалась по поводу предстоящей операции. Мария почти год назад взвесила все плюсы и минусы и начала собирать документы.
Все началось, когда мы с Марией решили завести ребенка. Она испугалась. В тот день я вновь увидел в ее глазах отражение того самого ужасного чувства, но оно не исчезло, как бывало ранее. Оно застыло в ее расширенных зрачках и, казалось, становилось все мрачнее. Я долго выпрашивал у Марии, что происходит, и в скором времени добился ответа.
Когда Марии было десять лет, умерла ее младшая сестра. Малышка отошла в мир иной, не дожив до своего первого дня рождения. Виноватой оказалась мать: она халатно отнеслась к уходу за ребенком, и он тихо угас от болезни. Для Марии случившееся оказалось шоком, но не настолько сильным, чтобы потребовалось вмешательство «Госпиталя». Мать Марии умерла, а сама девушка продолжила путь в будущее, не омраченная печальным прошлым. Проблемы начались позднее.
Решив завести собственное дитя, Мария вдруг испугалась. А что, если она окажется такой же, как мать? Страхи начали мешать Марии рассуждать здраво. Ей повсюду мерещился образ матери и те грехи, что могли перейти через кровное родство. Доведя себя до отчаяния, Мария решилась. Она хотела избавиться от воспоминаний о своей младшей сестре. Мария хотела дать рождению собственному ребенку, не помня о давних событиях. Она хотела растить его, не омраченная горькими воспоминаниями. Их груз тенью падал на поступки Марии, а она не желала, чтобы это повлияло на малыша. Я ее понял и не стал отговаривать. У меня бы просто не хватило сил, чтобы возразить. Некоторые вещи стоило забыть.
Глядя на Марию, стоило больших трудов догадаться, зачем она едет в госпиталь. Улыбчивая, сияющая, ждущая ребенка, она не выглядела как человек, страдающий от темного прошлого. Я в любопытстве обернулся на остальных пассажиров. Никто из них не казался кем-то особенным.
- Ты сверлишь их таким взглядом, будто на их лбах светится табличка «Мы серийные убийцы», - тихо прошептала Мария мне на ухо.
Я фыркнул.
- Факт в том, что за ними кроется загадка.
- Если тебе скучно, поговорили с ними, - сказала Мария. – Мы все равно стоим на месте.
Предложение Марии меня заинтриговало. Я снова обернулся на пассажиров. Какие воспоминания они решили оставить в прошлом?
- Мне не ответят.
Никто в здравом уме не станет открывать незнакомому человеку свои секреты. Никто не любит, когда копаются в его грязном белье. Никто не хочет, чтобы люди увидели тьму, скрывающуюся в глубинах памяти.
- Никогда не узнаешь, пока не проверишь, - лучезарно улыбнулась Мария.
- Вот именно, - раздался голос за нашими спинами.
Я подпрыгнул на месте. Мы с Марией повернулись, чтобы увидеть нового собеседника. Мне пришлось подвинуться, так как формы моей подруги не оставляли много места. Мария не обращала внимания на неудобства и с удивлением смотрела на обладателя незнакомого голоса. Им оказался аккуратно одетый мужчина, приглаживающий густые усы. Он выглядел словно аристократ, сошедший с обложки исторического журнала. Мужчина радушно улыбался, словно приглашая поддержать диалог.
- Мне пришла по душе ваша идея, девушки, - сказал мужчина, сложив на коленях ладони. – Скрасим томительное ожидание любопытной дискуссией.
- Вы не против? – удивился я.
Мужчина со смехом покачал головой.
- Мне нечего скрывать, дорогие друзья. Я не из тех, кто стыдится своих действий.
- Мы все равно забудем об этом разговоре, - заметила Мария.
Процесс извлечения памяти сталкивался с рядом сложностей. Уничтожались малейшие детали, связанные со стираемым воспоминанием. Вернувшись с операции, Мария не будет помнить, что ехала со мной в частном автобусе. Она будет считать, что приехала в «Госпиталь», чтобы проверить состояние ребенка. Истории пассажиров исчезнут из ее памяти, как и многие события до этого. Их заменят альтернативной, заранее обговоренной информацией, которая станет для Марии частью ее жизни.
- Ваша правда, - кивнул мужчина.
- Но я буду помнить, - хмыкнул я. – Сопровождающим память не стирают.
- Вы сопровождающий? – мужчина удивился. Он сидел за нами и не мог видеть положение Марии.
- Я жду ребенка, - пояснила Мария, ничуть не смутившись.
- О, понимаю.
Но было видно, что мужчина ничего не понимал. Беременность – вещь опасная, даже в наш просвещенный век. В обычной ситуации врачи потребовали бы дождаться рождения ребенка, чтобы ничем ему не навредить. Марию это не устраивало. Операции проводились только осенью или весной, и Марии пришлось бы ждать весны. К тому времени ребенок бы уже родился. Так как Мария не хотела рожать, не удалив воспоминания, пришлось идти на определенный риск. Не критический, но в чем-то странный.
Чтобы нарушить возникшую паузу, я спросил у мужчины:
- И что вы хотите забыть?
Вновь ощутив под ногами твердую почву, мужчина широко улыбнулся:
- Понимаете, я историк. Всю жизнь я провел, разбирая старые учебники. Я наблюдал, как человечество поднимается от феодального строя до современного технологически развитого общества. И меня всегда, с первых дней становления моей карьеры, удивлял один факт. Вы знаете, во сколько войн ввязывалось человечество, пока не достигло нашего уровня развития?
Мы с Марией переглянулись. В наши времена воины практически не вспоминались. Наступили мирные времена, когда любые вооруженные столкновения считались чем-то из ряда вон выходящим.
- Ммм, - протянул я, ощутив себя школьником за партой.
- Много? – предположила Мария, ничуть не смутившись своей неосведомленности.
- Достаточно. Я читал о человеческих жертвах и погубленных жизнях, с каждым разом все больше удивляясь мировой глупости. В моей голове не укладывалось, какими нелогичными и безрассудными были предки. Конфронтации они воспринимали в штыки, действовали под действием эмоций и наживали на смертях выгоду.
- Варварство, - сказал я.
- Именно. - Мужчина перестал улыбаться и серьезно взглянул мне в глаза. – Тогда я и решил стереть все свои воспоминания о войне.
- О войне?! – Мария не сдержала удивленного возгласа.
- Именно, - повторил мужчина. – О войне и любых вооруженных конфликтах. Мне не нужны знания о том, какими глупыми были мои предки. Хочу забыть об агрессии и негативных мыслях. Не хочу омрачать свою жизнь бессмысленными пороками.
- Забыть о насилии? – уточнила Мария.
- Нет, забыть о глупости, что порождала насилие.
- Вы собираетесь смотреть на мир сквозь «розовые очки»? – фыркнул я. – Разве опыт поколений не нужен для того, чтобы на нем учиться?
Мужчина промолчал. Скорее всего, я был не первым, кто задавал ему такой вопрос. Он воспринял его спокойно и как должное, посчитав риторическим. Или просто глупым. Я обиженно насупился, а Мария, дабы исправить положение, сказала:
- Как необычно. Забыть о самом существовании зла – разве не прекрасно?
- Напрасно, - пробурчал я.
Причина, по которой историк ехал в госпиталь, показалась мне скорее бредовой, чем прекрасной. Я искренне считал, что мужчина все равно вернется к тому, от чего бежал. Но, смотря на его уверенный и назидательный вид, я молчала Он не мог читать мои мысли, но я видел по его глазам – он понимает. Мужчина предугадывал каждое мое возражение и имел на него ответ. Было глупо сейчас что-то ему говорить.
Когда молчание начало затягиваться, вдруг раздался еще один голос. К нам подошла женщина, до этого сидящая за два сидения от историка.
- Я тоже хочу высказаться, - сказала она. – Вы не против?
- Нет, конечно, - обрадовалась Мария.
- Причина, по которой я сижу здесь, тоже далека от нормальной. Понимаете, я хочу забыть о… своей смертности.
- Что? – Я округлил глаза. – О чем вы хотите забыть?
- О своем смертном теле. - Женщина кивнула, явно ожидая подобной реакции. – О том, что я когда-нибудь умру.
- Такое возможно? – удивилась Мария.
- Стереть можно любое воспоминание или понятие, - сказал мужчина-историк, заинтересованно потирая подбородок. – Вероятно, что можно заменить человеку знание даже о его собственном поле. К сожалению, такая замена вызовет искреннее недоумение пациента, когда дело дойдет до
реальной жизни.
- Хороший пример, - улыбнулась женщина. – Мне стало интересно, что будет, если из моего сознания вычеркнут то, что туда вдалбливалось чуть ли не с моего рождения.
- Напоминает истории, когда человек верит, что предмет горячий, и обжигается, хотя тот на самом деле он холодный, - сказала Мария. – Сила самовнушения, да?
- Практически. К сожалению, факт смертности настолько укореняется в наших головах, что подсознание автоматически препятствует его опровержению. Я пыталась использовать гипноз, но нужное состояние всегда проходило. Где-то в глубине головы начинали бить молоточки: «Это же не так, ты же умрешь». Тогда я и решилась на полное стирание памяти.
- Вас так заботит смерть? Или вы ее боитесь? – спросил мужчина-историк.
- Не то и не другое. Я бросаю ей вызов. Хочу смотреть ей прямо в лицо и с полной уверенностью плевать ей в глаза. Разве подобное не вдохновляет? Просто знать, что ты не умрешь. Как в то, что у тебя на руках десять пальцев или то, что небо синее.
- Почти как стать богом, - выдохнула Мария в восхищении.
- В какой-то степени.
По тому, как женщина загадочно улыбнулась, я понял, что слова Марии были близки к правде. Пассажирка мечтала обойти смерть, став кем-то особенным, не обычным человеком. В отличие от историка, она не бежала от реальности, а пыталась ее перегнать.
«Ну, вперед», - подумал я, с трудом сдерживая скептическую гримасу. Вокруг меня собрались сумасшедшие, однозначно. Я посмотрел на последнего пассажира – совсем молодого паренька, читающего книгу. Он скромно сидел в дальнем углу автобуса и создавал впечатление опрятного студента, отправившегося сдавать экзамен по математике. Что он, в свои-то молодые годы, хотел вычеркнуть из памяти?
Поймав на себе мой испытывающий взгляд, парень приподнял голову.
- Не расскажешь о себе? – мягко предложил мужчина-историк.
Парень вздохнул и захлопнул книгу.
- Я бы этого не хотел, но невольно услышал ваши истории. Отмалчиваться теперь неудобно. - Его серьезное лицо меня испугало. Мне вспомнились слова Марии о серийных убийцах.
- И? – заинтересованно спросила Мария, не разделяя моих тревог.
- Я хочу забыть свою жизнь.
Мы все переглянулись.
- Жизнь? – переспросил мужчина-историк. – То есть стереть всю память целиком?
- Да. Она меня не устраивает.
Повисла пауза. Очевидно, молодой человек посчитал, что рассказал достаточно. Мы молчали, никто не хотел вдаваться в подробности. Никто, кроме Марии.
- Почему? – спросила она. – Твоя жизнь плоха?
- Я бы не назвал ее плохой. Дело скорее не в ней, а во мне самом. Меня не устраиваю…я.
Чем больше он говорил, тем меньше я понимал.
- Ты хочешь стереть самого себя? – уточнила я.
- Стереть и создать нового, - кивнул парень. – Чем взрослее я становился, тем больше понимал, какой я неправильный. Воспитание, что давали мне родители, мне не подходило. Вам никогда не казалось несправедливым, что родителей не выбирают? Да и правильных друзей в пятилетнем возрасте найти сложно. Из-за неправильных внешних факторов личность вырастает испорченная и ложная. Я именно такой. Мне надо начать жизнь с чистого листа, без малейших крупиц испорченной личности.
- Удивительно, - пробормотал мужчина-историк. – Как ты этого добьешься?
- Я нашел друзей и опекунов, подходящих мне по всем параметрам. Когда я перерожусь, они займутся моим воспитанием. Я стану тем, кем должен был стать. Сегодня, в мой День Рождения.
- Для этого обязательно стирать память? Чтобы выйти на свой жизненный путь? – я с вызовом уставился на паренька.
- Разумеется. Мне постоянно мешают неправильные качества, привитые настоящими родителями.
«Да он всего лишь трус», - подумалось мне.
- Надеюсь, у вас все получится, - улыбнулась Мария.
Пришел черед ее рассказа. По сравнению с первыми тремя, он оказался обычным и не таким захватывающим. Да что я говорю, он оказался нормальным! Историка, «смертную» женщину и «неправильного» парня нельзя было назвать нормальными людьми. Но они, как и Мария, прошли через обследования и консультации. Они ничем не отличались от меня, Марии, водителя автобуса. Ничем, помимо воистину нестандартного мышления.
Интересно, добьются ли они своего? Проживет ли историк остаток жизни, купаясь в гармонии выдуманного идеального мира? Обойдет ли женщина смерть, уверенная, что бессмертна? Станет ли парень личностью, подходящей по всем пунктам его «правильного» списка?
Человеческий мозг таит в себе множество тайн. И только необычные люди способны раскрывать эти тайны.
Посмотрев на довольную Марию, я сконцентрировался на осеннем пейзаже за окном. Автобус сделал очередную попытку преодолеть пару метров, а потом вдруг быстро и уверенно поехал вперед.

@темы: путь воина