Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Написала небольшую зарисовочку на тему жизни матери Штэфа. Если подумать, то содержит аццкие спойлеры. А еще я прикидываю, что Луизэннэ вполне может засветиться и в истории Полло 
Собственно, история Луизэннэ, до сих пор здравствующей матери Штэфила, которая всю жизнь подавляла эмоции, а потом ее прорвало и она ушлакутить в бой.
Справки чтоб не запутаться:
Когда отправилась в столицу: 17лет
Когда жахнуло проклятье: 29лет
Когда родился Штэф: 31год
В момент событий в гробнице: 55лет (бабка ягодка опять, шучу конечно)
читать дальшеКогда умерла королева, Сарэссэ Алая, мне шел семнадцатый год. Кузину Сару я помнила здоровой, энергичной девушкой, поэтому сильно удивилась, когда пришли тревожные известия о кончине. Но, как бы сильно я не грустила, родители моментально взяли быка за рога и отправили «товар» в Алую Столицу.
Под товаром, разумеется, я подразумеваю себя - в те времена еще молодую и потенциально выгодную для брака девчонку из знатной вилитикской семьи. В моем родном Округе, Вилитике, часто практиковались, да и поныне весьма распространены, брачные договоры с Алой Столицей, где любой вельможа только и думает, как бы заполучить в жены воспитанную аристократку. Наше вилитикское стремление к возвышенности и аристократизму диктуется Наследием «Золотая кровь», из-за чего порой часто возникают непредвиденные сложности. До сих пор с содроганием вспоминаю, к примеру, трагедию рода Афиэ, произошедшую, когда я уже звалась Луизэннэ Алой. Подобно карточному домику, семейство Афиэ рухнуло из-за завышенных требований главы семьи, после чего и так невыносимо суровые и чопорные традиции Вилитике придавили собой людей, желающих выйти за границы кодексов, правил и семейного долга.
Я же, в свои семнадцать, точно знала, что однажды выйду замуж по расчету. Меня с самого детства готовили к браку, так что иной судьбы я себе не представляла. Я не жаловалась на жизнь, не думая даже, что она может сложиться иначе. Поэтому, когда пришла весть о кончине Сарэссэ, я горевала только по ней, о потерянной намеки кузине. Не потому, что разлучаюсь с семьей и отправляюсь в Алую Столицу в постель к незнакомому мужчине, пусть и Королю.
Обязанности Королевы меня не тяготили, совсем. Полученное в Вилитике образование и воспитание помогало справляться с придворными делами так легко, словно щелкать орехи. Я не скучала, но и веселыми дни во Дворце бы не назвала. Как и дома, существование женщины по имени Луизэннэ текло в монотонном однообразном потоке, где каждый поступок и движение диктовалось не личными желаниями, а установленными кем-то и когда-то правилами.
Единственно, что меня развлекало – двое юных сыновей Короля от Сарэссэ. Когда я прибыла в Столицу, Сыну-наследнику исполнилось всего два года, а его младшему брату было и того меньше. Я, как могла, старалась заменить им мать, но пока вскоре не родился мой собственный первенец – Хайронд – я не до конца понимала, что значит быть матерью.
Тем не менее, с Лорэндом (Алым наследником) у меня сложились прекрасные отношения. Он, подобно мне, едва ли не с рождения готовился пойти по пути, выбранным за него другими. Тот факт, что нам обоим приходилось подавлять желания сердца и выполнять предписанный долг, сближал нас, как никого другого. Лорэнд предпочитал звать меня не Королева-Мать, а просто Зэн, отчего мое сердце расцветало. Раньше я не испытывала ничего подобного. В юном наследнике я нашла первого друга.
Со вторым сыном Сарэссэ – Джимириком – и собственным сыном Хайрондом отношения у меня складывались не столь теплыми, а все из-за моей собственной зависти. Я изначально хотела предоставить им всю возможную свободу, которую могла позволить. Видя, чем жертвует Лорэнд, я позволяла Рику и Рону заниматься тем, чем они сами хотели, и собственными глазами видела, как раскрывается их потенциал. Энергичный Рик не отличался усидчивостью и часто безобразничал, но, когда речь заходила о тактических играх, тренировках с мечом или упражнениях на лошади, он расцветал и показывал недюжинный талант.
Что же до моего первенца Хайронда… Я никогда не была столь честолюбива, чтобы пытаться завоевать для него трон, хотя моя семья из Вилитике только и мечтала о том, чтобы их кровь правила Алым Миром. Нет, я не собиралась обрекать сына на то, что ему, на самом деле, совершенно не подходило. Хайронд обладал острым умом и, несмотря на разницу в четыре года, ни в чем не уступал Лорэнду, но его никогда не интересовало правление. Хайронд был исследователем, а не лидером. Я думала, что со временем отправлю его на обучение в Триэд – там бы потенциал моего гениального сына раскрылся бы в полной мере. Хайронд, словно символ моей собственной мечты, получал даже больше свободы, чем Джимирик.
Наверно, из-за сосредоточенности на старших детях, я совершенно не обращала внимания на то, каким рос мой второй сын – Тидольф. Он не проявлял интереса к учебе, явно завидовал Хайронду, ходил хмурый и не хотел ни с кем сближаться. Позже он признался, что хотел бы родиться более значимой персоной, чем четвертый принц. Тщеславие Тидольфа сжигало его подобно яду. Если Джимирик напоминал ураган, стихийно сметающий все на своем пути, то Тидольф вредил сознательно, со злобой. В свои семь лет Тидольф, получивший столько свободы, сколько я не получала за тридцать лет, ненавидел все и всех вокруг.
Первая принцесса, мой третий ребенок и моя единственная дочь, Мерерин, больше походила на Джимирика, чем на моих сыновей. Она не отличалась живостью ума, но участвовала во всех мальчишеских играх, которые устраивал Джимирик с друзьями. Как и остальным детям, я даровала ей свободу, о которой не могла мечтать девочка, родившаяся в Вилитике. Освобожденная от вышивания и уроков музыки, Мерерин светилась от счастья и заставляла мое сердце сжиматься от боли. Ее ликующий цветущий вид олицетворял то, какой могла бы вырасти я сама, если бы не родилась в Вилитике.
Мой третий сын – Коснэль – родился с удивительным творческим талантом. Он был слишком мал, чтобы говорить конкретно, но в нем сияла искра дара чувствовать и видеть мир не таким, каким его видела я и даже Мерерин с Джимириком. Я иногда не понимала, о чем говорит мне трехлетний ребенок, расписывая, как удивительны плывущие по небу облака или солнечные зайчики, которые отбрасывали доспехи стражников. Его фантазия поражала.
Мы были странной, но дружной семьей. Лорэнд старался выполнять долг, не завидуя свободе младших братьев и сестры. Джимирик и Мерерин, подобно юным антилопам, скакали по бесконечным коридорам Дворца. Хайронд учился, а Коснэль сидел рядом и рисовал. Даже недовольный Тидольф не портил идиллии, которую я пыталась создать.
Единственным, что всегда меня огорчало… было присутствие Файалы. Когда Лорэнду исполнилось пять лет, а Хайронду всего год, муж мой, Король, принес во Дворец маленькую девочку, ровесницу Хайронда. Незаконнорожденную. Когда я увидела ее, мое сердце остановилось. Мой муж Король объяснил, что его связь с простолюдинкой была лишь глупой ошибкой, тогда он был без ума от горя из-за смерти Сарэссэ. Я поверила мужу. Он говорил искренне, но… Его отношение в маленькой Файале говорило, что он не хотел иметь с незаконнорожденной никаких дел. Девочка росла изгоем. Я сама виновата, что все обернулось трагедией. Мое внимание было нацелено на Лорэнда, чтобы поддержать его и научить справляться с ответственностью, ведь он так походил на меня саму! Файале я никогда не говорила плохого слова и не ограничивала ее ни в чем, но она страдала из-за предоставленной свободы сильнее, чем я в оковах долга. Девочка никому не была нужна. Предоставленная самой себе, она слонялась по замку. Остальные дети пытались подружиться, но забитая Файала не понимала, чего от нее хотят, и замыкалась все сильнее.
Если бы я поняла, что творится в ее голове! Мне Файала казалась тихой, доброй девочкой, любящей одиночество. Иногда мы с ней долго беседовали на различные темы. Я рассказывала ей о моем детстве, о законах Вилитике, о долге и чести благородной семьи. Как мне сейчас кажется, именно пример моей жизни заставил Файалу совершить то, что она совершила. Девочка поняла, что коль сама Королева не в силах противиться судьбе, то куда ей, незаконнорожденной, пытаться?
Вина и сожаление до сих пор жжет мое сердце. Когда Файале исполнилось десять, она не выдержала и покончила с собой. После этого наши жизни изменились.
Через какое-то время Лорэнд исчез. Он оставил мне письмо, в котором говорил, что не может больше стать хорошим Королем и уходит, чтобы отыскать правду. Я сразу же сожгла письмо. То, что Лорэнд – мое отражение! – взял и сбежал, заставило что-то шевельнуться в моей одеревеневшей душе.
Наследником стал Джимирик. Обязательства обрушились на него, как удар молота. Свободолюбивый и неусидчивый Рик, ничего не понимающий в управлении страной, начал таять на глазах. Учеба ему не давалась. Когда прошло пять лет, с тех пор, как исчез Лорэнд, а Джимирик так и не смог ничему научиться, было уже поздно бить тревогу. Хуже того, семнадцатилетний парень вел себя, подобно ребенку. Всем во Дворце пришлось признать, что Джимирик болен и не годится в Короли. «Болен!» Никто не хотел говорить прямо, что Джимирик вырос дурачком.
Хайронд скандалил до последнего. Ребенок, получивший больше всего свободы, готовившийся уехать в Триэд, вдруг стал наследником! А я не смогла помочь ему, в те времена мои мысли занимал другой ребенок – принц Штэфил. В тот день, когда Хайронду вдруг взвалили на плечи ответственность за людей и страну, я уже давно не жила во Дворце.
Что до моих остальных детей… Когда Файала умерла, Тидольф вдруг изменился до неузнаваемости. Я могла поклясться, что его подменили! Вместо озлобленного ребенка я увидела учтивого, разумного, неизменно улыбающегося незнакомца. У него вдруг возникли проблемы со здоровьем – иногда, совсем неожиданно, его настигали мучительные приступы боли, из-за которых он не мог ни ходить, ни говорить. Кроме того, Тидольф стал больше времени проводить с Хайрондом. Иногда мне казалось, что двенадцатилетний Тидольф учит Хайронда, как поступать.
Мерерин сломала ногу, спускаясь по лестнице. После этого Тидольф проводил с ней столько же времени, сколько с Хайрондом. Но больше всего он сдружился с Коснэлем. Честно говоря, я просто напросто перестала видеться с сыном. Тидольф держал его в своих комнатах, объясняя, что Коснэль приболел и так ему будет лучше. Я почему-то не могла идти против разумных слов Тидольфа. Никто не мог. Он практически мгновенно стал чуть ли не правителем Дворца.
Я пребывала в смятении. Я спрашивала мужа, в чем дело, но он не хотел отвечать. Муж мой сделался угрюмым и неотзывчивым и закрывал глаза на то, как вдруг изменились наши дети. Он не хотел признавать, что Джимирик странно не усваивает знания, что изменившийся больше всех Тидольф буквально запер Мерерин и Коснэля в комнатах. Я боялась. Боялась слепоты мужа, боялась Тидольфа, боялась за Хайронда, ведь если Джимирик так и не вырастет, то мечты моего первенца будут разбиты в дребезги.
Но больше всего я боялась за новорожденного Штэфила. Боялась подойти к колыбельке четвертого сына, увидеть, что и с ним что-то не так. Я изредка навещала его, не видела ничего странного, но все равно спешила скорее уйти, пока он не проявил свою «странность». А потом начали умирать кормилицы.
В тот день, когда я узнала, что кормилицы Штэфила все умерли, ко мне пришел Тидольф. С каменным лицом я слушала то, что он мне рассказывает: о Файале, о ее матери, об обрушившемся на детей проклятии. Тидольф сказал, что проклятие Штэфила, должно быть, весьма сильное, коль убивает людей. Нам пришлось отослать годовалого малыша в летнее поместье неподалеку от столицы.
Настало тихое и неспокойное время. Учителя тщетно бились над Джимириком, Хайронд нервничал, Тидольф целыми днями занимался с Мерерин и особенно с Коснэлем. Теперь я понимала, что Тидольф уберегал их от действия проклятия. Я сама иногда объясняла бедному Коснэлю, как следует себя вести, чтобы не пораниться. От его пустого взгляда меня бросало в дрожь.
Счастье и мир, созданные мной, разрушались на глазах. Я старалась держаться и не подавать виду, но, подобно тонким лучам света, в темный колодец моего сердца падали новые чувства. Гнев. Раздражение. Обида. Почему мой муж не замечал очевидного? Почему всю ответственность взял на себя Тидольф? Разве не муж мой был виноват в том, что Файала умерла?
А потом я узнала, что люди, жившие в поместье вместе со Штэфилом, все умерли, а сам он исчез. Муж мой Король отказался искать пропавшего сына. Думаю, в душе он понимал, что со Штэфилом что-то не так. В глубине души муж мой верил, что проклятие существует. Но не хотел признавать вины.
Тогда семена, что посеял в моей душе побег Лорэнда, проросли, приняв форму неистового гнева. Я не собиралась больше жить с человеком, игнорирующим правду. Я не собиралась и дальше рожать ему детей, обреченных на страдания. Я не собиралась сама страдать, видя, как мучаются мои дети.
Не сказав никому и слова, я покинула Дворец. Я хотела найти Штэфила. Надеюсь, он простит меня. Надеюсь, меня простят и Тидольф с Хайрондом, и Джимирик, и Мерерин с Коснэлем. Впервые в жизни я поступила так, как хотела, а не как приписывал мне долг. Надеюсь, когда-нибудь, они поймут меня. Поймут и простят.
Собственно, история Луизэннэ, до сих пор здравствующей матери Штэфила, которая всю жизнь подавляла эмоции, а потом ее прорвало и она ушла
Справки чтоб не запутаться:
Когда отправилась в столицу: 17лет
Когда жахнуло проклятье: 29лет
Когда родился Штэф: 31год
В момент событий в гробнице: 55лет (бабка ягодка опять, шучу конечно)
читать дальшеКогда умерла королева, Сарэссэ Алая, мне шел семнадцатый год. Кузину Сару я помнила здоровой, энергичной девушкой, поэтому сильно удивилась, когда пришли тревожные известия о кончине. Но, как бы сильно я не грустила, родители моментально взяли быка за рога и отправили «товар» в Алую Столицу.
Под товаром, разумеется, я подразумеваю себя - в те времена еще молодую и потенциально выгодную для брака девчонку из знатной вилитикской семьи. В моем родном Округе, Вилитике, часто практиковались, да и поныне весьма распространены, брачные договоры с Алой Столицей, где любой вельможа только и думает, как бы заполучить в жены воспитанную аристократку. Наше вилитикское стремление к возвышенности и аристократизму диктуется Наследием «Золотая кровь», из-за чего порой часто возникают непредвиденные сложности. До сих пор с содроганием вспоминаю, к примеру, трагедию рода Афиэ, произошедшую, когда я уже звалась Луизэннэ Алой. Подобно карточному домику, семейство Афиэ рухнуло из-за завышенных требований главы семьи, после чего и так невыносимо суровые и чопорные традиции Вилитике придавили собой людей, желающих выйти за границы кодексов, правил и семейного долга.
Я же, в свои семнадцать, точно знала, что однажды выйду замуж по расчету. Меня с самого детства готовили к браку, так что иной судьбы я себе не представляла. Я не жаловалась на жизнь, не думая даже, что она может сложиться иначе. Поэтому, когда пришла весть о кончине Сарэссэ, я горевала только по ней, о потерянной намеки кузине. Не потому, что разлучаюсь с семьей и отправляюсь в Алую Столицу в постель к незнакомому мужчине, пусть и Королю.
Обязанности Королевы меня не тяготили, совсем. Полученное в Вилитике образование и воспитание помогало справляться с придворными делами так легко, словно щелкать орехи. Я не скучала, но и веселыми дни во Дворце бы не назвала. Как и дома, существование женщины по имени Луизэннэ текло в монотонном однообразном потоке, где каждый поступок и движение диктовалось не личными желаниями, а установленными кем-то и когда-то правилами.
Единственно, что меня развлекало – двое юных сыновей Короля от Сарэссэ. Когда я прибыла в Столицу, Сыну-наследнику исполнилось всего два года, а его младшему брату было и того меньше. Я, как могла, старалась заменить им мать, но пока вскоре не родился мой собственный первенец – Хайронд – я не до конца понимала, что значит быть матерью.
Тем не менее, с Лорэндом (Алым наследником) у меня сложились прекрасные отношения. Он, подобно мне, едва ли не с рождения готовился пойти по пути, выбранным за него другими. Тот факт, что нам обоим приходилось подавлять желания сердца и выполнять предписанный долг, сближал нас, как никого другого. Лорэнд предпочитал звать меня не Королева-Мать, а просто Зэн, отчего мое сердце расцветало. Раньше я не испытывала ничего подобного. В юном наследнике я нашла первого друга.
Со вторым сыном Сарэссэ – Джимириком – и собственным сыном Хайрондом отношения у меня складывались не столь теплыми, а все из-за моей собственной зависти. Я изначально хотела предоставить им всю возможную свободу, которую могла позволить. Видя, чем жертвует Лорэнд, я позволяла Рику и Рону заниматься тем, чем они сами хотели, и собственными глазами видела, как раскрывается их потенциал. Энергичный Рик не отличался усидчивостью и часто безобразничал, но, когда речь заходила о тактических играх, тренировках с мечом или упражнениях на лошади, он расцветал и показывал недюжинный талант.
Что же до моего первенца Хайронда… Я никогда не была столь честолюбива, чтобы пытаться завоевать для него трон, хотя моя семья из Вилитике только и мечтала о том, чтобы их кровь правила Алым Миром. Нет, я не собиралась обрекать сына на то, что ему, на самом деле, совершенно не подходило. Хайронд обладал острым умом и, несмотря на разницу в четыре года, ни в чем не уступал Лорэнду, но его никогда не интересовало правление. Хайронд был исследователем, а не лидером. Я думала, что со временем отправлю его на обучение в Триэд – там бы потенциал моего гениального сына раскрылся бы в полной мере. Хайронд, словно символ моей собственной мечты, получал даже больше свободы, чем Джимирик.
Наверно, из-за сосредоточенности на старших детях, я совершенно не обращала внимания на то, каким рос мой второй сын – Тидольф. Он не проявлял интереса к учебе, явно завидовал Хайронду, ходил хмурый и не хотел ни с кем сближаться. Позже он признался, что хотел бы родиться более значимой персоной, чем четвертый принц. Тщеславие Тидольфа сжигало его подобно яду. Если Джимирик напоминал ураган, стихийно сметающий все на своем пути, то Тидольф вредил сознательно, со злобой. В свои семь лет Тидольф, получивший столько свободы, сколько я не получала за тридцать лет, ненавидел все и всех вокруг.
Первая принцесса, мой третий ребенок и моя единственная дочь, Мерерин, больше походила на Джимирика, чем на моих сыновей. Она не отличалась живостью ума, но участвовала во всех мальчишеских играх, которые устраивал Джимирик с друзьями. Как и остальным детям, я даровала ей свободу, о которой не могла мечтать девочка, родившаяся в Вилитике. Освобожденная от вышивания и уроков музыки, Мерерин светилась от счастья и заставляла мое сердце сжиматься от боли. Ее ликующий цветущий вид олицетворял то, какой могла бы вырасти я сама, если бы не родилась в Вилитике.
Мой третий сын – Коснэль – родился с удивительным творческим талантом. Он был слишком мал, чтобы говорить конкретно, но в нем сияла искра дара чувствовать и видеть мир не таким, каким его видела я и даже Мерерин с Джимириком. Я иногда не понимала, о чем говорит мне трехлетний ребенок, расписывая, как удивительны плывущие по небу облака или солнечные зайчики, которые отбрасывали доспехи стражников. Его фантазия поражала.
Мы были странной, но дружной семьей. Лорэнд старался выполнять долг, не завидуя свободе младших братьев и сестры. Джимирик и Мерерин, подобно юным антилопам, скакали по бесконечным коридорам Дворца. Хайронд учился, а Коснэль сидел рядом и рисовал. Даже недовольный Тидольф не портил идиллии, которую я пыталась создать.
Единственным, что всегда меня огорчало… было присутствие Файалы. Когда Лорэнду исполнилось пять лет, а Хайронду всего год, муж мой, Король, принес во Дворец маленькую девочку, ровесницу Хайронда. Незаконнорожденную. Когда я увидела ее, мое сердце остановилось. Мой муж Король объяснил, что его связь с простолюдинкой была лишь глупой ошибкой, тогда он был без ума от горя из-за смерти Сарэссэ. Я поверила мужу. Он говорил искренне, но… Его отношение в маленькой Файале говорило, что он не хотел иметь с незаконнорожденной никаких дел. Девочка росла изгоем. Я сама виновата, что все обернулось трагедией. Мое внимание было нацелено на Лорэнда, чтобы поддержать его и научить справляться с ответственностью, ведь он так походил на меня саму! Файале я никогда не говорила плохого слова и не ограничивала ее ни в чем, но она страдала из-за предоставленной свободы сильнее, чем я в оковах долга. Девочка никому не была нужна. Предоставленная самой себе, она слонялась по замку. Остальные дети пытались подружиться, но забитая Файала не понимала, чего от нее хотят, и замыкалась все сильнее.
Если бы я поняла, что творится в ее голове! Мне Файала казалась тихой, доброй девочкой, любящей одиночество. Иногда мы с ней долго беседовали на различные темы. Я рассказывала ей о моем детстве, о законах Вилитике, о долге и чести благородной семьи. Как мне сейчас кажется, именно пример моей жизни заставил Файалу совершить то, что она совершила. Девочка поняла, что коль сама Королева не в силах противиться судьбе, то куда ей, незаконнорожденной, пытаться?
Вина и сожаление до сих пор жжет мое сердце. Когда Файале исполнилось десять, она не выдержала и покончила с собой. После этого наши жизни изменились.
Через какое-то время Лорэнд исчез. Он оставил мне письмо, в котором говорил, что не может больше стать хорошим Королем и уходит, чтобы отыскать правду. Я сразу же сожгла письмо. То, что Лорэнд – мое отражение! – взял и сбежал, заставило что-то шевельнуться в моей одеревеневшей душе.
Наследником стал Джимирик. Обязательства обрушились на него, как удар молота. Свободолюбивый и неусидчивый Рик, ничего не понимающий в управлении страной, начал таять на глазах. Учеба ему не давалась. Когда прошло пять лет, с тех пор, как исчез Лорэнд, а Джимирик так и не смог ничему научиться, было уже поздно бить тревогу. Хуже того, семнадцатилетний парень вел себя, подобно ребенку. Всем во Дворце пришлось признать, что Джимирик болен и не годится в Короли. «Болен!» Никто не хотел говорить прямо, что Джимирик вырос дурачком.
Хайронд скандалил до последнего. Ребенок, получивший больше всего свободы, готовившийся уехать в Триэд, вдруг стал наследником! А я не смогла помочь ему, в те времена мои мысли занимал другой ребенок – принц Штэфил. В тот день, когда Хайронду вдруг взвалили на плечи ответственность за людей и страну, я уже давно не жила во Дворце.
Что до моих остальных детей… Когда Файала умерла, Тидольф вдруг изменился до неузнаваемости. Я могла поклясться, что его подменили! Вместо озлобленного ребенка я увидела учтивого, разумного, неизменно улыбающегося незнакомца. У него вдруг возникли проблемы со здоровьем – иногда, совсем неожиданно, его настигали мучительные приступы боли, из-за которых он не мог ни ходить, ни говорить. Кроме того, Тидольф стал больше времени проводить с Хайрондом. Иногда мне казалось, что двенадцатилетний Тидольф учит Хайронда, как поступать.
Мерерин сломала ногу, спускаясь по лестнице. После этого Тидольф проводил с ней столько же времени, сколько с Хайрондом. Но больше всего он сдружился с Коснэлем. Честно говоря, я просто напросто перестала видеться с сыном. Тидольф держал его в своих комнатах, объясняя, что Коснэль приболел и так ему будет лучше. Я почему-то не могла идти против разумных слов Тидольфа. Никто не мог. Он практически мгновенно стал чуть ли не правителем Дворца.
Я пребывала в смятении. Я спрашивала мужа, в чем дело, но он не хотел отвечать. Муж мой сделался угрюмым и неотзывчивым и закрывал глаза на то, как вдруг изменились наши дети. Он не хотел признавать, что Джимирик странно не усваивает знания, что изменившийся больше всех Тидольф буквально запер Мерерин и Коснэля в комнатах. Я боялась. Боялась слепоты мужа, боялась Тидольфа, боялась за Хайронда, ведь если Джимирик так и не вырастет, то мечты моего первенца будут разбиты в дребезги.
Но больше всего я боялась за новорожденного Штэфила. Боялась подойти к колыбельке четвертого сына, увидеть, что и с ним что-то не так. Я изредка навещала его, не видела ничего странного, но все равно спешила скорее уйти, пока он не проявил свою «странность». А потом начали умирать кормилицы.
В тот день, когда я узнала, что кормилицы Штэфила все умерли, ко мне пришел Тидольф. С каменным лицом я слушала то, что он мне рассказывает: о Файале, о ее матери, об обрушившемся на детей проклятии. Тидольф сказал, что проклятие Штэфила, должно быть, весьма сильное, коль убивает людей. Нам пришлось отослать годовалого малыша в летнее поместье неподалеку от столицы.
Настало тихое и неспокойное время. Учителя тщетно бились над Джимириком, Хайронд нервничал, Тидольф целыми днями занимался с Мерерин и особенно с Коснэлем. Теперь я понимала, что Тидольф уберегал их от действия проклятия. Я сама иногда объясняла бедному Коснэлю, как следует себя вести, чтобы не пораниться. От его пустого взгляда меня бросало в дрожь.
Счастье и мир, созданные мной, разрушались на глазах. Я старалась держаться и не подавать виду, но, подобно тонким лучам света, в темный колодец моего сердца падали новые чувства. Гнев. Раздражение. Обида. Почему мой муж не замечал очевидного? Почему всю ответственность взял на себя Тидольф? Разве не муж мой был виноват в том, что Файала умерла?
А потом я узнала, что люди, жившие в поместье вместе со Штэфилом, все умерли, а сам он исчез. Муж мой Король отказался искать пропавшего сына. Думаю, в душе он понимал, что со Штэфилом что-то не так. В глубине души муж мой верил, что проклятие существует. Но не хотел признавать вины.
Тогда семена, что посеял в моей душе побег Лорэнда, проросли, приняв форму неистового гнева. Я не собиралась больше жить с человеком, игнорирующим правду. Я не собиралась и дальше рожать ему детей, обреченных на страдания. Я не собиралась сама страдать, видя, как мучаются мои дети.
Не сказав никому и слова, я покинула Дворец. Я хотела найти Штэфила. Надеюсь, он простит меня. Надеюсь, меня простят и Тидольф с Хайрондом, и Джимирик, и Мерерин с Коснэлем. Впервые в жизни я поступила так, как хотела, а не как приписывал мне долг. Надеюсь, когда-нибудь, они поймут меня. Поймут и простят.
@темы: путь воина, игральные кости, люди и случайности, штэф
-
-
07.04.2014 в 15:06Кстати, куда он делся-то?
После взгляда на все королевы мне стало жалко короля
И это несмотря на то, что я знаю что он козел еще тот
А в целом исключая то что я указала в агенте, было интересно узнать историю
-
-
07.04.2014 в 15:12потому что недоглядела
когда там все передохли, его успели добрые люди умыкнуть, тип "о, один бедный ребенок валяется, будем о нем заботиться". Наверно. Это темная история
ну понятно, луизэннэ тебе не понравилась
А в целом исключая то что я указала в агенте, было интересно узнать историю
это хорошо! потому что мне хотелось больше расписать именно про детей, например про того же хайронда и его облом жизненный
-
-
07.04.2014 в 15:23не то чтобы не понравилась, скорее двоякое отношение. вроде и тяжелая судьба у нее сложилась, но какой-то у нее взгляд уж больно субъективный.
бедный Штэф! там часом легенды о смертоносном ребенке не появилась? а то одни приютили - померли, взяли новые и так далее? вряд ли они там без семейные все и знакомых не имеют
-
-
07.04.2014 в 15:35мне грустно от того, что я не смогла ее передать правильно. Она всю жизнь себя подавляла, жила по правилам, пыталась создать идеальную семью. Ее не готовили к тому, как обращаться с бастардами, как реагировать на проклятия, измены и прочее (у них в Вилитике все честные и благородные аристократы, какие нафиг измены, вы што!). Можно сказать, что до двух событий в ее жизни она вообще ничего вокруг не замечала: ее изменил побег Лорэнда (он показал, что так МОЖНО и НУЖНО сделать) и исчезновение Штэфа (инстинкт матери), И добил гнев на мужа слепорылого.
там часом легенды о смертоносном ребенке не появилась? а то одни приютили - померли, взяли новые и так далее? вряд ли они там без семейные все и знакомых не имеют
он так сменил всего несколько семей, хотя надо подумать. Думаю, добавлю, как его гнали из города
-
-
07.04.2014 в 15:44он так сменил всего несколько семей, хотя надо подумать.
несколько это сколько? слухи в деревнях простолюдинов обычно распространяются быстро. в прочем тут еще зависит от того верят люди в мэджик или нет (не важно что магии официально нет, суеверия и прочее существуют всегда, покуда людям надо во что-то верить)
-
-
07.04.2014 в 15:55во флэшбеке я описала 3, они сохранились в памяти штэфа. Не думаю, что их было больше. При этом сам Штэф начать понимать, что виноват он, только в последней семье, после чего решил бомжевать.
и, скорее всего, слухи не пошли, иначе бы по следу Штэфа пошли Вербовщики.
-
-
07.04.2014 в 16:06Слухи б не пошли, если только Штэф с семьями переезжал с места на место и семьи не пересекались. Ну или жили в больших городах, где ну померли и хрен с ними. Или времена такие, что вместе с ними померли еще люди, от реально болезни. В общем жду файл
-
-
07.04.2014 в 16:11-
-
07.04.2014 в 16:14-
-
07.04.2014 в 16:17-
-
07.04.2014 в 16:46