Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Ханаэль и экспрессионизм 30.01.11Ханаэль и экспрессионизм
- Ба, Полло опять за свое, Ба! – заливалась криками Иланэ, размазывая по щекам слезы. В то время ей едва стукнуло десять лет, и она боялась всего подряд: темноты, шума, дождя, грома, холода, жары, слова «Печенье». Больше всего на свете она боялась Полло.
Мальчишка был на два года ее старше и рос заметно быстрее, чем обычные дети, хотя Ханаэль могла на крови поклясться, что, даже будучи взрослым детиной, в душе Полло останется наивным и добрым дурачком. Дело было не в его умственном развитии и интеллекте. Ханаэль искренне считала, что Полло мог с успехом закончить не только сельскую школу, но и какое-нибудь престижное учебное заведение. К сожалению, сын деревенского косаря не испытывал ни единого желания что-либо учить. Он жил в своем собственном мире, наполненном иногда безумными, а иногда потрясающими фантазиями. Полло был «иным», что никак не давалось понять остальным деревенским.
- Ба! – прервала размышления Ханаэль бьющаяся в истерике Иланэ. – Он издевается надо мной, Ба! Он опять!
- Да не вертись ты, - старуха пристроила внучку на коленях и тщетно пыталась умыть ей лицо полотенцем. – Полло не хотел тебя обидеть.
- Да ты даже не знаешь, что он наделал! – насупилась Иланэ, отстраняя от лица грубую ткань.
- И что же?
- Он опять бродил ночью под моими окнами! И при этом не оставлял свою Констанцию!
Ханаэль не сдержала тяжелого вздоха. Полло не проявлял особых талантов ни в хозяйстве, ни в ремесленном деле, и его отец, не найдя другого выхода, решил привить сыну хотя бы любовь к косьбе. Удивительно, но мальчик сильно увлекся работой в поле и не расставался с косой ни на минуту. Помимо того, его коса обрела неожиданное имя – Констанция.
Отец Полло, тогда еще живой, только нервно отшучивался на все вопросы, связанные с увлечением сына. Немногие бы смогли найти нужные ответы и тем более донести их смысл в головы обычных крестьян. Для того следовало быть «иным».
Кстати говоря, Ханаэль в деревне считали едва ли не страннее, чем Полло. Да, она не называла неодушевленные предметы женскими именами, но была слишком возвышенна для обыденной деревенской жизни. События, которые она пережила по молодости, оставили в ее душе глубокие шрамы, и, несмотря на то, что глазами их увидеть было невозможно, деревенские их «ощущали». Иланэ с упреком утверждала, что дело в странных историях, которыми Ханаэль любила делиться с каждым встречным-поперечным. Девочка пока не умела отличать тонкости в отношениях, выстраиваемых между людьми. Она не понимала, что одни и те же по внешности существа могут разговаривать на совершенно разных языках. И имелись в виду не диалекты регионов Амири, а разница между мышлениями.
Еще по молодости мало кто мог понять, о чем думает или говорит Ханаэль. Ее действия всегда отличались порывистостью и непредсказуемой быстротой, а идеи и мысли сверкали подобно не ограненным драгоценным камням. Чего таить, она сама напоминала редкий и переливающий всеми цветами радуги бриллиант. Все в ней искрилось жизнью и энергией.
Несмотря на необычность Ханаэль, никто толком не мог потом рассказать, как именно она выглядела. Каждому человеку запоминалась одна ее занимательная черта, которых было слишком много, чтобы запомнить. Кому-то бросались в глаза ее ярко-рыжие волосы, горящие огнем вне зависимости от того, освещались ли они солнцем, или скрывались в тени капюшона, а кому-то - ее удивительные глубокие глаза.
Глаза Ханаэль любила подводить черной, как смола, тушью. Ей повезло с богатыми родителями, и достать косметику не составляло для нее большого труда. Зато ее чопорные и во всех смыслах правильные предки не один год пытались заставить Ханаэль вернуться к образу покорной и смиренной девы. Разумеется, их возмущения только разогревали в ней огонь бунтарства.
Путь, избранный Ханаэль, был настолько резок, тернист и ярок, как и она сама. Свалившихся на ее голову приключений хватило бы на отдел библиотеки, которой заведовал Фрерик. Сам Фрерик являлся неотъемлемой частью многих проблем, в которые удосуживалась вляпаться Ханаэль. Они поддерживали дружеские отношения с самых юных лет Фрерика, причем он часто любил пройтись на тему того, как подруга испортила ему всю оставшуюся жизнь. Ханаэль оскорблялась и старалась сделать так, чтобы его участь действительно не оказалась сахаром.
Они с Фрериком могли бы стать неплохими братом и сестрой, если бы он не жил в собственном, построенном его же причудами, мире, где, к сожалению, Ханаэль являлась лишь обычным нарушителем спокойствия. Фрерик раньше часто с воодушевлением любил перечислить все достоинства ее характера, внешности и склада ума, так и не поняв, что именно творится за всей этой яркой и «агрессивной» оболочкой. Рик сам был в каком-то смысле «иным», что красноречиво доказало, как сложно сойтись в мыслях двум совершенно разным созданиям. Он смотрел на старшую подругу как на красочную картину, изображающую ее желания, порывы и стремления, но не видел в ней особенного смысла. Потому что это был «иной», не его смысл. Для Фрерика он был бесполезен.
Многие пытались заглянуть внутрь Ханаэль в попытках разгадать загадку ее стремящейся к неведомым высотам души, только каждый упирался в стену ее инакомыслия. Так продолжалось и по сей день. Менялись люди, менялись декорации, а Ханаэль продолжала жить, сначала с мужем, потом с сыном, а теперь с Иланэ – девочкой, не получившей ни единой капли бунтарства от своей необыкновенной бабки. Иланэ отличало ослиное упрямство и не более того.
- Он мне надоел, Ба! Зачем он постоянно маячит у моего окна? – ныла внучка, пытаясь вытянуть из бабки то, что той самой любопытно было бы узнать.
- Наверно, ему одному скучно, - попыталась угадать Ханаэль. – Ты ведь знаешь, ему очень одиноко после смерти отца. Ты должна его поддерживать, а не бояться.
- Ни за что! – капризничала Иланэ, в порыве возмущения размахивая руками. – Я просыпаюсь посреди ночи, а он торчит в окне со своей Констанцией! Я так перепугалась!
- Надеюсь, это не отразилось на простынях?
- Ба, я не шучу! Полло странный! Он мне не нравится! Я его не понимаю! Не хочу, чтобы он зарубил меня Констанцией!
- С чего ты взяла, что он может тебя зарубить? – веселость сошла с лица Ханаэль, и она серьезно взглянула в глаза внучке. Огромные, не видавшие зла невинные глаза.
- Мне так сказал Свэй, - Иланэ показалось, что бабка сердится, и немного притихла. – Он и его друзья говорят, что Полло сумасшедший и когда-нибудь скосит всю нашу деревню Констанцией. Я не хочу! Ба, если он постоянно торчит у моего окна, значит, я буду первой? Я не хочу, Бааа…
Губы девочки испуганно дрогнули, она была готова разрыдаться. Ханаэль поклялась, что у соседских мальчишек еще месяц будет сильно болеть мягкое место, и тяжело вздохнула, погладив Иланэ по голове.
- Полло не сумасшедший и, конечно же, никогда не причинит нам зла. А ты прекращала бы верить всему, что несут мальчишки.
- Хорошо бы, - пробормотала под нос Иланэ. Девочка так до конца не избавилась от своих страхов.
Ханаэль снова вздохнула. Им, «иным» людям, всегда приходилось сложно, пока они не начинали использовать свою непохожесть в собственных целях. Ханаэль повезло больше, чем Полло: она росла среди строгих, но любящих родителей, и ее странность считали капризами богатой и избалованной дворянки, а не расстройствами рассудка. Ее отец не был тем, кем являлся отец Полло. Она никогда не была в прямом смысле слова одна. Одинока – может быть. Но никогда одна.
- Сегодня мы позовем на ужин Полло, Ил. Вместе с Констанцией. Тогда ты и спросишь, зачем он смотрит в твое окно.
Девочка согласно кивнула. Перечить бабке она не смела. Соседские мальчишки распускали страшные слухи не только о Полло, и Ханаэль в деревне боясь не меньше его косы. К радости старухи, ей нравилось, когда ее присутствие вызывало возмущение и страх. Потому что она мыслила немного не так, как все остальные.
- Ба, Полло опять за свое, Ба! – заливалась криками Иланэ, размазывая по щекам слезы. В то время ей едва стукнуло десять лет, и она боялась всего подряд: темноты, шума, дождя, грома, холода, жары, слова «Печенье». Больше всего на свете она боялась Полло.
Мальчишка был на два года ее старше и рос заметно быстрее, чем обычные дети, хотя Ханаэль могла на крови поклясться, что, даже будучи взрослым детиной, в душе Полло останется наивным и добрым дурачком. Дело было не в его умственном развитии и интеллекте. Ханаэль искренне считала, что Полло мог с успехом закончить не только сельскую школу, но и какое-нибудь престижное учебное заведение. К сожалению, сын деревенского косаря не испытывал ни единого желания что-либо учить. Он жил в своем собственном мире, наполненном иногда безумными, а иногда потрясающими фантазиями. Полло был «иным», что никак не давалось понять остальным деревенским.
- Ба! – прервала размышления Ханаэль бьющаяся в истерике Иланэ. – Он издевается надо мной, Ба! Он опять!
- Да не вертись ты, - старуха пристроила внучку на коленях и тщетно пыталась умыть ей лицо полотенцем. – Полло не хотел тебя обидеть.
- Да ты даже не знаешь, что он наделал! – насупилась Иланэ, отстраняя от лица грубую ткань.
- И что же?
- Он опять бродил ночью под моими окнами! И при этом не оставлял свою Констанцию!
Ханаэль не сдержала тяжелого вздоха. Полло не проявлял особых талантов ни в хозяйстве, ни в ремесленном деле, и его отец, не найдя другого выхода, решил привить сыну хотя бы любовь к косьбе. Удивительно, но мальчик сильно увлекся работой в поле и не расставался с косой ни на минуту. Помимо того, его коса обрела неожиданное имя – Констанция.
Отец Полло, тогда еще живой, только нервно отшучивался на все вопросы, связанные с увлечением сына. Немногие бы смогли найти нужные ответы и тем более донести их смысл в головы обычных крестьян. Для того следовало быть «иным».
Кстати говоря, Ханаэль в деревне считали едва ли не страннее, чем Полло. Да, она не называла неодушевленные предметы женскими именами, но была слишком возвышенна для обыденной деревенской жизни. События, которые она пережила по молодости, оставили в ее душе глубокие шрамы, и, несмотря на то, что глазами их увидеть было невозможно, деревенские их «ощущали». Иланэ с упреком утверждала, что дело в странных историях, которыми Ханаэль любила делиться с каждым встречным-поперечным. Девочка пока не умела отличать тонкости в отношениях, выстраиваемых между людьми. Она не понимала, что одни и те же по внешности существа могут разговаривать на совершенно разных языках. И имелись в виду не диалекты регионов Амири, а разница между мышлениями.
Еще по молодости мало кто мог понять, о чем думает или говорит Ханаэль. Ее действия всегда отличались порывистостью и непредсказуемой быстротой, а идеи и мысли сверкали подобно не ограненным драгоценным камням. Чего таить, она сама напоминала редкий и переливающий всеми цветами радуги бриллиант. Все в ней искрилось жизнью и энергией.
Несмотря на необычность Ханаэль, никто толком не мог потом рассказать, как именно она выглядела. Каждому человеку запоминалась одна ее занимательная черта, которых было слишком много, чтобы запомнить. Кому-то бросались в глаза ее ярко-рыжие волосы, горящие огнем вне зависимости от того, освещались ли они солнцем, или скрывались в тени капюшона, а кому-то - ее удивительные глубокие глаза.
Глаза Ханаэль любила подводить черной, как смола, тушью. Ей повезло с богатыми родителями, и достать косметику не составляло для нее большого труда. Зато ее чопорные и во всех смыслах правильные предки не один год пытались заставить Ханаэль вернуться к образу покорной и смиренной девы. Разумеется, их возмущения только разогревали в ней огонь бунтарства.
Путь, избранный Ханаэль, был настолько резок, тернист и ярок, как и она сама. Свалившихся на ее голову приключений хватило бы на отдел библиотеки, которой заведовал Фрерик. Сам Фрерик являлся неотъемлемой частью многих проблем, в которые удосуживалась вляпаться Ханаэль. Они поддерживали дружеские отношения с самых юных лет Фрерика, причем он часто любил пройтись на тему того, как подруга испортила ему всю оставшуюся жизнь. Ханаэль оскорблялась и старалась сделать так, чтобы его участь действительно не оказалась сахаром.
Они с Фрериком могли бы стать неплохими братом и сестрой, если бы он не жил в собственном, построенном его же причудами, мире, где, к сожалению, Ханаэль являлась лишь обычным нарушителем спокойствия. Фрерик раньше часто с воодушевлением любил перечислить все достоинства ее характера, внешности и склада ума, так и не поняв, что именно творится за всей этой яркой и «агрессивной» оболочкой. Рик сам был в каком-то смысле «иным», что красноречиво доказало, как сложно сойтись в мыслях двум совершенно разным созданиям. Он смотрел на старшую подругу как на красочную картину, изображающую ее желания, порывы и стремления, но не видел в ней особенного смысла. Потому что это был «иной», не его смысл. Для Фрерика он был бесполезен.
Многие пытались заглянуть внутрь Ханаэль в попытках разгадать загадку ее стремящейся к неведомым высотам души, только каждый упирался в стену ее инакомыслия. Так продолжалось и по сей день. Менялись люди, менялись декорации, а Ханаэль продолжала жить, сначала с мужем, потом с сыном, а теперь с Иланэ – девочкой, не получившей ни единой капли бунтарства от своей необыкновенной бабки. Иланэ отличало ослиное упрямство и не более того.
- Он мне надоел, Ба! Зачем он постоянно маячит у моего окна? – ныла внучка, пытаясь вытянуть из бабки то, что той самой любопытно было бы узнать.
- Наверно, ему одному скучно, - попыталась угадать Ханаэль. – Ты ведь знаешь, ему очень одиноко после смерти отца. Ты должна его поддерживать, а не бояться.
- Ни за что! – капризничала Иланэ, в порыве возмущения размахивая руками. – Я просыпаюсь посреди ночи, а он торчит в окне со своей Констанцией! Я так перепугалась!
- Надеюсь, это не отразилось на простынях?
- Ба, я не шучу! Полло странный! Он мне не нравится! Я его не понимаю! Не хочу, чтобы он зарубил меня Констанцией!
- С чего ты взяла, что он может тебя зарубить? – веселость сошла с лица Ханаэль, и она серьезно взглянула в глаза внучке. Огромные, не видавшие зла невинные глаза.
- Мне так сказал Свэй, - Иланэ показалось, что бабка сердится, и немного притихла. – Он и его друзья говорят, что Полло сумасшедший и когда-нибудь скосит всю нашу деревню Констанцией. Я не хочу! Ба, если он постоянно торчит у моего окна, значит, я буду первой? Я не хочу, Бааа…
Губы девочки испуганно дрогнули, она была готова разрыдаться. Ханаэль поклялась, что у соседских мальчишек еще месяц будет сильно болеть мягкое место, и тяжело вздохнула, погладив Иланэ по голове.
- Полло не сумасшедший и, конечно же, никогда не причинит нам зла. А ты прекращала бы верить всему, что несут мальчишки.
- Хорошо бы, - пробормотала под нос Иланэ. Девочка так до конца не избавилась от своих страхов.
Ханаэль снова вздохнула. Им, «иным» людям, всегда приходилось сложно, пока они не начинали использовать свою непохожесть в собственных целях. Ханаэль повезло больше, чем Полло: она росла среди строгих, но любящих родителей, и ее странность считали капризами богатой и избалованной дворянки, а не расстройствами рассудка. Ее отец не был тем, кем являлся отец Полло. Она никогда не была в прямом смысле слова одна. Одинока – может быть. Но никогда одна.
- Сегодня мы позовем на ужин Полло, Ил. Вместе с Констанцией. Тогда ты и спросишь, зачем он смотрит в твое окно.
Девочка согласно кивнула. Перечить бабке она не смела. Соседские мальчишки распускали страшные слухи не только о Полло, и Ханаэль в деревне боясь не меньше его косы. К радости старухи, ей нравилось, когда ее присутствие вызывало возмущение и страх. Потому что она мыслила немного не так, как все остальные.
-
-
17.02.2011 в 14:54Он и его друзья говорят, что Полло сумасшедший и когда-нибудь скосит всю нашу деревню Констанцией
Вот тут мне реально стало страшноватенько, и я разделила опасения жителей деревни... но финалочка меня успокоила.
-
-
17.02.2011 в 14:56Полло хороший! не надо его обижать!!! ))