Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Бугага, я вылезаю из творческого ступора. Вчера весь вечер изобретала Кишэмскую проблему и остановилась на Песнях Февлайт. Чувачки заставят мозги Профессора заскрипеть. Хотя я еще не знаю, как в дальнейшем объясню происходящее.
А пока что Профессор бренчит на балалайке, Рихэ бухает, Луциз боится, а Юде стремительно мучается от неопределенности характера. Он должен был быть не таким! Но перс сильнее меня, да и на Юде так же оказывает воздействие пагубное присутствие Полло. О, кстати, как я уже говорила, Полло - няшка, которому все сходит с рук.
Глава 3 кусок 4Глава 3 кусок 4
- Где Кэрриет и Одхен, Луциз?
Профессор жаждал заполнить брешь в познаниях, только вот Юсшиф категорически отказывался идти навстречу другу. Глава каравана Вербовщиков развалился на софе, одну руку положив на глаза, а другую свесив к каменному полу. Тем самым он красноречиво показывал, как устал и раздражен. Профессор знал Луциза достаточно хорошо, чтобы признать театральные страдания главы искренними. В любом другом случае Иярри оставил бы его в покое, дав несколько часов отдыха, но исчезновение предводителей каравана не вписывалось в рамки обычных мелких шалостей главы. Тревога иглами впивалась в грудь Профессора.
- Что ты с ними сделал?
Луциз отозвался невнятным бурчанием.
- Подойдем позже? – предложил Рихэ, несущий караул в дверях комнаты.
Когда Вербовщики останавливались в Розе-Виктории, Нарбир отдавал в услужение главам каравана по личной комнате. Луциз обычно сразу же запирался на ключ и не показывался, пока Вербовщики не начинали собираться в путь. На этот раз он так вымотался, что завалился на софу и напрочь забыл о мерах предосторожности. Для такого параноика, как Луциз, это было верхом халатности и безответственности.
- Я волнуюсь за Кэрриет.
Профессор не забыл, какой яростью пылала Рона на ученом совете. Многие считали, что она разумный и хладнокровный человек, не теряющий контроля над эмоциями, и Иярри долгое время думал так же, но пожар недовольства, вспыхнувший в Кэрриет, заставил его волноваться.
«Был ли ее страх перед Адашем попыткой поспорить с Луцизом? Или она на самом деле настолько напугана?»
Продолжая думать в подобном русле, Профессор бы неминуемо пришел к выводу, что на некоторое время стоит забыть об Адаше. Будь на месте Профессора кто-то другой, он бы доверился Кэрриет, как доверял многие годы до этого и всегда оказывался в выигрыше. Каравану не повезло, что его главу волновала лишь возможность обойти «кишемское пророчество», что его возможные спасители пропали, а Профессор забил сомнения в глубины подсознания и сосредоточился на единственном, что его интересовало, - на магии. Так начинался крах каравана Вербовщиков.
- Луциз. - Голос Профессора приобрел тот опасный оттенок, от которого у Рихэ по спине пробегал холодок. - Ты или отвечаешь, или мы переходим к рукоприкладству. Повторять больше не буду.
Угроза подействовала. Юсшиф вымученно заныл о больной голове, печальной участи гения и неподъемном грузе ответственности, который свалился на его хрупкие плечи. Потом он убрал руку с глаз, и ехидное торжество, мелькнувшее в его взгляде, напомнило Профессору, что перед ним не обычный ленивый бездельник, а Луциз Юсшиф. Неприятное предчувствие усилилось.
- Хочешь побеседовать с Роной и Тамхе? Отлично.
Стоило раньше догадаться, что смертельная усталость Луциза была прелюдией, в чьи задачи входило разозлить и заинтересовать Профессора. Луциз любил потянуть время перед тем, как гордо докладывал об очередном открытии или достижении. Несмотря на весь свой гений и потенциал, в душе он оставался ребенком, любящим яркие и вычурные поступки.
Отчего-то Луциз повел Профессора и Рихэ в конюшни, где хозяева крепости старались разместить многочисленную живность каравана. Люди торопились, подгоняемые неминуемым приближением праздника, который Нарбир обещал устроить в честь давних друзей. Удивляясь тому, как конюшни связаны с Кэрриет, Профессор молча следовал за Юсшифом, хотя и мечтал схватить главу, встряхнуть несколько раз и получить ответы на интересующие его вопросы. Профессор не любил ждать.
Нетерпение сменилось полнейшим удивлением, когда Луциз миновал конюшни и остановился у фургонов. И не просто у повозок варрийцев, а там, где обычно караванщики прятали клетку Бэлфеля: у крепостной стены, увитой лианами и обросшей мхом, не вызывающей у стражей крепости никакого интереса.
У фургона Бэлфеля сидел Полло. Юноша всматривался в темнеющее небо. Рядом лежала Констанция, но из-за раны Полло не мог коротать время, затачивая лезвие косы. Ощутив присутствие Луциза и его спутников, юноша встрепенулся. Отрешенность на его лице сменилась широкой улыбкой.
- Иярри!
- Тише, тише! – быстро зашептал Профессор, оглядываясь по сторонам. – В Розе-Виктории называй меня «Профессор», хорошо? Меня ждут большие неприятности, если кто-то догадается, откуда я родом.
Полло кивнул, хотя вряд ли понял все до конца. Сменив тему, он спросил:
- Вы пришли в гости?
- Не спорю, я давно не видел Бэлфеля, но меня больше интересуют…
- Остуди пыл, друг мой. – Луциз воздел к небу указательный палец. – Разве ты не доверяешь старому доброму Луцизу Юсшифу? Полло, покажи Профессору Бэлфеля. Я устал и хочу спать, а мне еще терпеть болтовню Нарбира и страдать от его бренчания на локлитте.
Пропустив жалобы Юсшифа мимо ушей, Профессор залез в фургон вперед Полло и самостоятельно сорвал с клетки покрывало. Он боялся, что его подозрения подтвердятся. Так оно и случилось. Помимо Бэлфеля в клетке сидели двое: Кэрриет Рона и Одхен Тамхе. Они оба прижимались к железной решетке и старались занимать как можно меньше места. Их лица чем-то напоминали лицо Юсшифа – бледное, осунувшееся, усталое. На всегда чисто выбритом подбородке Одхена пробилась щетина, а сам он тяжело дышал, со свистом втягивая в грудь воздух.
Как только с клетки слетело покрывало, все сидевшие в ней словно очнулись ото сна. В другом месте и в другое время Профессор дал бы голову на отсечение, что в тот самый миг воздух обязан был взорваться от криков пленников, рева Бэлфеля, смеха Луциза и возгласов самого Иярри. На деле ничего такого не произошло. Бэлфель принюхался, узнал запах хозяина и довольно открыл глаза.
«Картина маслом».
Те, от кого Иярри больше всего ожидал всплеска эмоций, не показывали ни крупицы гнева или негодования. Вокруг Кэрриет витала аура каменного спокойствия, а Одхен словно говорил Профессору: «Позволь мне скорее вернуться к обязанностям, и забудем об этом». Однако Профессор был слишком шокирован представшей перед ним картиной, чтобы остаться хладнокровным.
- Луциз, что ты наделал?
- Всего лишь послужил рукой правосудия, друг мой. Ничего особенного для такого светила, как я.
- Я не в игрушки с тобой играю, Луциз Юсшиф. – Иярри надеялся, что выглядит достаточно грозным, чтобы заставить Юсшифа убрать его самодовольную улыбочку. – Я оставил тебя на несколько дней, а ты начал сажать людей в клетки? Попытайся придумать объяснения, которое меня удовлетворит.
Глава каравана внимательно всмотрелся в хмурое лицо Профессора. Луцизу не один раз приходилось выслушивать от Иярри упреки, угрозы и откровенные приказы, а однажды их спор дошел до драки. На Юсшифе тогда не осталось ни одного живого места, поэтому он тщательно изучал Иярри, когда тот в очередной раз выказывал недовольство по поводу действий главы. Иногда Профессор старался слегка припугнуть Луциза, а иногда превращался в человека, получившего прозвище «эскадлион». Различить грань между настоящими чувствами Иярри было сложнее, чем казалось на первый взгляд.
Судя по тревожному лицу Рихэ, сейчас Профессор действительно злился. Однако Луциз знал, что и гнев Иярри нельзя воспринимать однозначно.
- Я наказал предателей, - ответил Луциз серьезно.
- Ты посадил людей в клетку к красному «киту», - процедил Профессор, теряя терпение.
- Думаю, ты изменишь свое мнение, когда узнаешь, что первым в клетку посадили меня. Роне так не хотелось ехать в Адаш, что она похитила меня и оставила на растерзание Бэлу. А ты прекрасно знаешь, как твой «кит» меня любит и уважает. К всеобщему счастью мне удалось выбраться и поставить на мое место ужасных похитителей. Я не сделал ничего плохого.
Не веря своим ушам, Профессор повернулся к пленникам.
- Он говорит правду?
Кэрриет поморщилась.
- Нам нечего тебе сказать, Яазу. Мы сыграли и проиграли.
В этот самый момент Бэлфель приподнял голову и угрожающе зарычал. Не понимая, что происходит, Профессор скомандовал:
- Бэл, тихо, не мешай.
«Кит» недовольно глянул на хозяина, издал смесь вздоха с рычанием, повернулся и уснул. В большинстве случаев он беспрекословно повиновался приказам хозяина. Избавившись от прямой угрозы острых клыков «кита», Кэрриет заговорила с большим рвением:
- Я ошиблась. Не стоило недооценивать Луциза и детишек. Кто бы мог подумать, что Айавин перейдет на их сторону. – Женщина коротко рассмеялась. – Эветэ-Полло, да? Не будь все так нелепо, я бы решила, что мы на верном пути, Яазу. Происходит столько странных вещей. Мне самой не терпится попасть в Адаш и расставить все по своим местам.
- Полная победа, - поддакнул Луциз из-за спины Профессора.
Одхен по-прежнему выглядел так, словно его происходящее никоим образом не касалось.
- Почему вы не позвали на помощь? – спросил Профессор.
- Луциз провернул тот же ход, что и мы. – Кэрриет саркастически скривила губы. – Когда в клетке сидел Луциз, Одхен приказал ему молчать, угрожая Бэлфелем. Нам так же было запрещено издавать любые громкие звуки, чтобы не спровоцировать твою зверушку.
Во время отсутствия Профессора за Бэлфелем ухаживал Одхен. Не удивительно, что Тамхе мог приказывать «киту». Непонятное заключалось в другом.
- Одхен, ты хорошо ладишь с Бэлом. Почему ты не заставишь его подчиниться?
- Потому что твой мальчишка Полло ладит с ним намного лучше, чем я, - впервые подал голос Одхен.
Иярри обернулся к косарю и увидел, как тот довольно улыбается, явно гордясь достижениями в дрессировке красных «китов».
- То есть приказы Полло для Бэла важнее, чем твои? – уточнил Профессор, вновь обращаясь к Одхену. – Разве ты не учился обращению с «китами» в Милири?
- Учился, - устало согласился Вербовщик. – Только мне не объяснить это Бэлфелю. Он хочет слушаться Полло, а меня начинает попросту игнорировать. Что-то в мальчике ему нравится больше, чем во мне.
Профессор почему-то не удивился. Если Полло мог видеть будущее и умудрился стать эветэ, что ему мешало хорошо ладить с дикими смертоносными зверьми? Иярри тревожило то, как раскололась верхушка Вербовщиков, едва он оставил ее без присмотра. Люди не доверяли друг другу и запирали бывших друзей в клетки. Стоило ли ехать в Адаш, когда в караване царил настрой подозрительности и вражды? Но практически сразу Профессор вспомнил, какими радостными казались остальные Вербовщики, когда шли по мосту в Розу-Викторию. Образ довольных лиц вытеснил тревоги Профессора, и он потянулся к клетке.
- Что ты делаешь, друг мой? – вдруг возмущенным голосом вопросил Луциз.
- Освобождаю их, что же еще.
Пленники одновременно просветлели. Однако Луцих схватил Профессора за руку и покачал головой.
- Их нельзя освобождать.
- Ты с ума сошел, Луциз? Почему?
- Я решил, что они проведут в клетке столько же времени, сколько и я. Не больше и не меньше. Мы, Вербовщики, всегда были за равенство. Не волнуйся, им осталось сидеть там совсем немного. Переживут.
Не понимая, шутит Луциз или говорит серьезно, Профессор молча воззрился на него. Все решил Полло, неожиданно произнеся:
- Они первые начали, ничего теперь не поделаешь. Луциз прав, за проступки надо наказывать. Начатое нельзя бросать недоделанным. Нельзя.
На миг Полло показался таким несчастным и одиноким, что Профессор напрочь забыл о гневе. Затушив внутренний огонь, он не видел смысла разжигать его вновь. На самом деле его не сильно волновала судьба Кэрриет и Одхена. Иярри был воспитан правильным и благоразумным человеком и сам бы никогда не признался в собственной мелочности, но в глубине души он не хотел разбираться с чужими проблемами, когда рядом находился ключик, способный открыть нужные ему двери. Мир Профессора сузился до дороги, которую указывал ему Полло. Пожелай косарь отправиться в столицу и отравить короля, Профессор без раздумий пошел бы за ним. Уделяй Иярри больше внимания внешнему миру, все могло закончиться иначе.
Профессор полуобернулся к Кэрриет и Одхену с виноватой улыбкой:
- Простите. Похоже, не только Бэлфель пал жертвой чар мальчишки-эветэ.
Пиаафское веселье не было в новинку Иярри, но он все равно получал своеобразное удовольствие от дружной и шумной семейной атмосферы, которую умело создавали хозяева Розы-Виктории. В главный зал крепости приволокли столы, и за каждым помещалось в среднем пять человек. Разумеется, для всех мест не хватало. Хорошо, что варрийцы не смущались сидеть прямо на каменной полу, а неловкость заполняли тем, что пили в три раза больше пиаафцев.
Предводителей каравана Нарбир позвал за личный стол. Ученые во главе с Хейком Венном (Луциз до сих пор называл его про себя Длинным Носом) по большей части отмалчивались. По скромности им не уступала Рьяда – миловидная и тихая жена старейшего коменданта, кажущаяся по сравнению с мужем крохотной феей. Зато Нарбир, Рихэ и Профессор веселились от души.
- Не ври мне, дядя! – хохотал Рихэ, размахивая кружкой и расплескивая вокруг себя пиво подобно фонтану на Алой площади. – Не было такого!
- Клянусь мечом Исмонэ, Рих, тебя выловили из бочонка с пивом как раз в тот момент, когда ты уже отдавал богам душу!
- Врешь! Я не мог быть настолько пьян!
- Воистину, племянничек, в десять лет ты был тем еще сорванцом!
Следуя своим неизменным принципам, Профессор не пил. Вместо алкоголя его пьянило всеобщее веселье и тепло. Не верилось, что еще утром Нарбир пытался убить Полло, завидуя мальчишке из-за титула эветэ. Минула всего пара кружек пива, а Нарбир уже добродушно травил байки, обнимая ошалевшего косаря за шею. Профессор со смехом признавал, что Полло достоин звания великого воина, коль его шея до сих пор цела и невредима.
- Хэй, Профессор, может присоединишься к Рихэ и сыграешь на локлитте? – нарушил размышления Иярри Нарбир. – Ну же, дуэтное исполнение локлитта никого не оставит равнодушным! К вашим ногам падут все женские сердца!
Розу-Викторию в основном населяли мужчины, но даже будь все наоборот, Профессор все равно не собирался искать возлюбленную среди пиаафского гарнизона. Тем не менее, отказывать Нарбиру значило проявить неуважение, а Иярри не хотел повторно расстраивать коменданта.
Он кивнул, не заметив, как зарделась тихо сидящая Рьяда.
- Эй, слышали? Несите два локлитта! Да поживее!
Локлитт был народным музыкальным инструментом Пиаафа. Он свободно помещался на коленях и издавал мелодию как при помощи клавиш, так и при помощи струн. На локлиттах играли вслепую, надевая на глаза особую повязку из цветастой ткани. Мастеров игры на локлиттах уважали и одаривали наивысшим почтением, поэтому, когда Нарбир упомянул о выступлении, шум в зале мгновенно стих.
Рихэ научил играть Профессора во время одной длительной экспедиции, когда по вечерам не оставалось ничего другого, кроме как кидать кости, да бренчать на музыкальных инструментах. Локлитт давался Иярри с трудом, заставляя пальцы покрываться кровавыми мозолями. Разумеется, по началу Профессор не закрывал глаза и мог извлечь из инструмента простейшие мелодии, но раз за разом у него получалось все лучше, и однажды по мастерству он догнал своего учителя Рихэ.
Вместе с Рихэ они надели повязки и прошлись пальцами по струнам. Локлитт издавал изумительный дрожащий звук, напоминающий журчание воды и заставляющий душу замереть где-то на уровне живота, не отпуская ее до тех пор, пока не закончится песня. Дуэт локлиттов позволял подчеркнуть одновременное звучание струн и клавиш, и превращал мелодию в волшебство, решившее на несколько минут покинуть чертоги богов и спуститься на грешную землю.
Во время исполнения песен никто не произнес ни слова, настолько всех захватили чудесные мелодии. Профессор подозревал, что собравшиеся в зале рабы локлитта не отказались бы проситель так несколько месяцев, лишь бы волшебство не заканчивалось.
«Они такие же фанатики, как и я. Если все прекрасное действует на людей подобно дурману, следует ли от него избавляться?»
Профессор снял повязку. Руки устали и болели, словно он целый день разминался с мечом. На лицах людей вокруг застыло выражение наивысшего блаженства. Рьяда сидела, закрыв глаза, а когда приподняла веки, то уставилась на Профессора с обожанием во взоре. Ему стало не по себе, когда он представил, что Нарбир заметит этот взор. Но Нарбира интересовало другое: он одним глотком осушил кружку, закашлялся, вытер рукавом бороду и вновь повис на шее несчастного Полло.
Вид Полло поразил Профессора до глубины души. Юноша слабо улыбался, отвечая на шуточки коменданта, но создавалось впечатление, что музыка локлитта его совсем не тронула. Иярри спросил у косаря, в чем дело.
- Хорошая музыка, - ответил Полло, вытирая с лица капли чужого пива, - но бывает и лучше.
- Лучше?! – возмутился Нарбир и с силой прижал Полло к своей широкой груди. – Где ты слышал музыку прекраснее, чем у локлитта?!
Юноша вырвался из хватки коменданта и сказал:
- Моя мама пела мне на ночь. Никакой музыкальный инструмент не заменит мне ее голоса.
- Ты… - на миг повила пораженная тишина. – А ты умнее, чем кажешься, маленький-эветэ! Пей и будь здоров! Пей за свою мать!
Нарбир смахнул слезинку, выступившую в уголке его глаза, и с усиленным рвением набросился на выпивку.
- Вот, угощайтесь. – Рьяда протянула Профессору что-то из еды, но он задумчиво отмахнулся.
После выступления локлиттов пиаафцы и их гости продолжили шумное веселье. Полло так ничего и не выпил, словно следуя примеру Профессора. Ученые разрумянились и принялись восхвалять величие Триэда. До Нарбира дошли отголоски их дрожащих от воодушевления замечаний, и он, перевалившись через весь стол, зашептал Профессору:
- Мне есть, чем тебя порадовать, старый друг!
Шопот коменданта расслышали все, что его никоим образом не смутило. Он продолжил:
- Знаешь ведь, Зацо – тихий и мирный Округ. Сидеть на его границе – скука смертная. Абсолютно ничего не происходит. Но недавно до Розы-Виктории начали доходить слухи о некоторых странных событиях, имею… имеющи… - Нарбир запнулся, икнул и рухнул обратно на стул, освободив тем самым пол стола.
- Странные события? – одурманенный безмятежной атмосферой Профессор мгновенно насторожился.
Он заметил, как Луциз заинтересованно посмотрел в его сторону.
- Воистину! Творятся страшные дела! Самое смешное, тамошним жителям пришлось призвать идиотов-жрецов Святого Зацо. Как их там, Песни Февлайт? Так вот, Песни не просто не помогли, а только усугубили беспорядок. Люди в панике, а власти отказываются разбираться с вещами, в которых не смыслят. Вся надежда на таких, как вы, Вербовщики.
Сердце Профессора учащенно забилось. Ему хотелось бросить всех и помчаться к таинственной цели, способной оказаться источником магии. Путем титанических усилий он заставил себя успокоиться и спросил:
- Насколько правдивы слухи?
- Сидя на границе, я не способен отличить вздор от истины. – Нарбир фыркнул, ударив кружкой по столу. – Но вероятность велика. Заинтересовался?
Иярри уже было воскликнул «Да!», но взял себя в руки и обратился к Луцизу:
- Ничего ведь не случится, если я сделаю небольшой крюк? Караван все равно будет медленно ползти к Розе-Пенелопе, я успею изучить ситуацию и вернуться.
Профессор думать забыл о том, что в последнее его отсутствие Полло ранили, а Кэрриет с Одхеном задумали государственный переворот и чуть не скормили Луциза Бэлфелю. Как только он почуял след магии, все остальные проблемы прекратили существовать. Луциз понял, что Иярри все равно не переубедить, и дал добро.
- Может, и мне присоединиться к приключениям? – вопросил у самого себя Луциз, рассеянно потягивая пиво. – Где там, говоришь, странности творятся?
- В самом мирном городке Зацо. В Кишэме, знаете такой?
Разумеется, Профессор его знал. Караван бывал там прежде и не находил ничего примечательного. Поэтому Иярри сильно удивился, когда Луциз поперхнулся, закашлялся и побледнел, словно заподозрил, что его пиво отравлено.
- К-кишэм? – переспросил Юсшиф, придя в себя. – Ты уверен, Нарбир?
- Я уверен в этом так же, как и в том, что ты – самый главный засранец в Алом мире! – гордо доложил Нарбир и напрочь забыл о теме разговора, вступив в спор с Хейком Венном.
Почему-то Луциз переменился, стал нервным и дерганным, как бывало раньше, когда его съедали приступы паранойи. Он отказался присоединяться к Профессору, объяснив тем, что нельзя оставлять караван на одного Хейка, ведь Кэрриет и Одхен какое-то время проведут взаперти. Иярри не думал, что подобные проявления ответственности и порядочности в стиле Луциза, но все его сомнения уходили, когда он начинал представлять будущее расследование. Еще больше он загорелся, когда Полло сказал:
- Я поеду в Кишэм.
Луциз покосился на косаря с таким лицом, словно пиво попросилось у него обратно на свободу.
- Зачем? – удивился Профессор. Ему казалось, что Полло интересует только Адаш. – Простое любопытство?
- Наверно, - отозвался Полло.
Задавать ему вопросы было так же бессмысленно, как пытаться перевоспитать Луциза. Полло практически никогда не отвечал однозначно, начинал витать в облаках или выдавал излюбленную фразу: «Иначе и быть не могло». Профессор давно отбросил попытки достучаться до юноши, и вместо лишней траты времени сказал:
- Как хочешь. Отправимся втроем – со мной и Рихэ.
Продолжение вечера вылетело у Профессора из головы. Он слишком увлекся идеей обнаружения магии, чтобы реагировать на происходящее вокруг него. Он не заметил, как Нарбир с Рихэ так сильно напились, что повалились под стол и уснули там едва ли не в обнимку. Он не обратил внимания на то, как позеленевший от страха (не от алкоголя) Луциз на негнущихся ногах вывалился из зала. И, само собой, он в пол уха слушал Юде, пытающегося восстановить в караване мир и порядок.
- Профессор, вы слышите меня?
- Да, Юде, прекрасно слышу, - отвечал Иярри, мыслями находясь в Кишэме.
- Вам ведь известно о том, что Кэрриет и Одхена держат в клетке Бэлфеля?
- Да, Юде, знаю. Луциз во всем сознался.
- Тогда… - пиаафец запнулся от неожиданности. – Почему вы их не освободили?
Со стороны могло показаться, что Юде потерял опору под ногами и готов повалиться в пропасть, разверзнувшуюся перед ним из-за легкомысленных слов Иярри. Его не просто поразило безразличие Профессора, он был полностью ошарашен. Совсем недавно Юде объяснял Полло, за какие достижения Профессор получил прозвище «эскадлион», а теперь сам порезался об одну из граней клинка-убийцы.
- Прочему, Профессор? Вам все равно?
- Юде, - с тяжелым вздохом протянул Иярри, на некоторое время возвращаясь в реальный мир, заполненный скучными обязанностями и чрезмерно прилипчивыми пиаафцами. – Признаюсь, я сам был удивлен и пытался спорить, но ничего хорошего из моих благих намерений не вышло. Таково решение Луциза как главы каравана. Кэрриет и Одхен заслужили наказание, способное заставить их по-настоящему раскаяться в содеянном. Мне их жаль.
- Профессор…
- Подумай головой, Юде. Любой другой на месте Луциза настаивал бы на проведении настоящего суда. Кэрриет и Одхен не планировали убийство, но совершили насилие. Осознанно и хладнокровно. Их вина очевидна, и Луциз поступает благородно, не доводя дел до Ассамблей.
- Б-благородно?
Объяснения Профессора пролетали мимо ушей Юде, оставляя после себя в голове пиаафца выжженную пустыню. В пустыне той существовало одно единственное ощущение того, что Юде предал человек, которому он всецело доверял. Он представить себе не мог, что Профессор встанет на сторону Луциза. Когда доходило до проделок Юсшифа, Иярри обычно поддерживал Кэрриет. В последнее время поступки Профессора потеряли благоразумие и расчетливость, словно… Юде вспомнил, как однажды Кэрриет в сердцах воскликнула: «Боги, когда о нем заходит речь, все становится безумным!». Разумеется, она имела в виду Полло.
Юде в смущении посмотрел на косаря: Полло тщетно старался избавиться от прилипчивых и пьяных триэдцев. Юде не хотелось признавать, что он не способен ненавидеть юношу, хотя тот и служил источником всех бед. Во-первых, Полло не делал ничего дурного, наоборот, всегда был вежлив и добр. Во-вторых, Юде мучился чувством вины за то, что набросился на юношу с мечом. Ну и в-третьих, пиаафец в душе надеялся, что когда-нибудь Полло расскажет, как именно можно вылечить Кэрриет.
Поэтому гнев Юде направился не на косаря, а на ничего не подозревающего Профессора.
- То есть вы не собираетесь ничего предпринять, чтобы освободить Кэрриет и Одхена?
- Я же сказал, что нет! – В обычно ровном голосе Иярри вспыхнули искорки раздражения.
Почувствовав скорое явление «эскадлиона», Юде подавил в себе гнев и сказал:
- Подумайте еще раз, Профессор. Да, мы первые начали играть нечестно, но пора прекратить безумие. Отпустите Кэрриет. Вы должны понимать, что для нее означает заточение, пусть это обычная клетка.
- Осталось недолго, потерпи, Юде.
- Я не собираюсь терпеть! – Пиаафец прикусил нижнюю губу, заставляя утихнуть эмоции. После чего он сглотнул и сдавленно продолжил, не веря собственной храбрости (или безрассудности): - Я дам вам день, Профессор. Или вы освободите Кэрриет к завтрашнему вечеру, или сильно пожалеете.
Профессору стоило обратить внимание на то, как был серьезен Юде. Ему следовало припомнить, насколько Юде предан Кэрриет, не говоря уже о том, на какие безумства порой толкает влюбленных мужчин женщина. Но Профессор думал о Кишэме и магии, не обращая на несчастного Юде ровным счетом никакого внимания.
А пока что Профессор бренчит на балалайке, Рихэ бухает, Луциз боится, а Юде стремительно мучается от неопределенности характера. Он должен был быть не таким! Но перс сильнее меня, да и на Юде так же оказывает воздействие пагубное присутствие Полло. О, кстати, как я уже говорила, Полло - няшка, которому все сходит с рук.
Глава 3 кусок 4Глава 3 кусок 4
- Где Кэрриет и Одхен, Луциз?
Профессор жаждал заполнить брешь в познаниях, только вот Юсшиф категорически отказывался идти навстречу другу. Глава каравана Вербовщиков развалился на софе, одну руку положив на глаза, а другую свесив к каменному полу. Тем самым он красноречиво показывал, как устал и раздражен. Профессор знал Луциза достаточно хорошо, чтобы признать театральные страдания главы искренними. В любом другом случае Иярри оставил бы его в покое, дав несколько часов отдыха, но исчезновение предводителей каравана не вписывалось в рамки обычных мелких шалостей главы. Тревога иглами впивалась в грудь Профессора.
- Что ты с ними сделал?
Луциз отозвался невнятным бурчанием.
- Подойдем позже? – предложил Рихэ, несущий караул в дверях комнаты.
Когда Вербовщики останавливались в Розе-Виктории, Нарбир отдавал в услужение главам каравана по личной комнате. Луциз обычно сразу же запирался на ключ и не показывался, пока Вербовщики не начинали собираться в путь. На этот раз он так вымотался, что завалился на софу и напрочь забыл о мерах предосторожности. Для такого параноика, как Луциз, это было верхом халатности и безответственности.
- Я волнуюсь за Кэрриет.
Профессор не забыл, какой яростью пылала Рона на ученом совете. Многие считали, что она разумный и хладнокровный человек, не теряющий контроля над эмоциями, и Иярри долгое время думал так же, но пожар недовольства, вспыхнувший в Кэрриет, заставил его волноваться.
«Был ли ее страх перед Адашем попыткой поспорить с Луцизом? Или она на самом деле настолько напугана?»
Продолжая думать в подобном русле, Профессор бы неминуемо пришел к выводу, что на некоторое время стоит забыть об Адаше. Будь на месте Профессора кто-то другой, он бы доверился Кэрриет, как доверял многие годы до этого и всегда оказывался в выигрыше. Каравану не повезло, что его главу волновала лишь возможность обойти «кишемское пророчество», что его возможные спасители пропали, а Профессор забил сомнения в глубины подсознания и сосредоточился на единственном, что его интересовало, - на магии. Так начинался крах каравана Вербовщиков.
- Луциз. - Голос Профессора приобрел тот опасный оттенок, от которого у Рихэ по спине пробегал холодок. - Ты или отвечаешь, или мы переходим к рукоприкладству. Повторять больше не буду.
Угроза подействовала. Юсшиф вымученно заныл о больной голове, печальной участи гения и неподъемном грузе ответственности, который свалился на его хрупкие плечи. Потом он убрал руку с глаз, и ехидное торжество, мелькнувшее в его взгляде, напомнило Профессору, что перед ним не обычный ленивый бездельник, а Луциз Юсшиф. Неприятное предчувствие усилилось.
- Хочешь побеседовать с Роной и Тамхе? Отлично.
Стоило раньше догадаться, что смертельная усталость Луциза была прелюдией, в чьи задачи входило разозлить и заинтересовать Профессора. Луциз любил потянуть время перед тем, как гордо докладывал об очередном открытии или достижении. Несмотря на весь свой гений и потенциал, в душе он оставался ребенком, любящим яркие и вычурные поступки.
Отчего-то Луциз повел Профессора и Рихэ в конюшни, где хозяева крепости старались разместить многочисленную живность каравана. Люди торопились, подгоняемые неминуемым приближением праздника, который Нарбир обещал устроить в честь давних друзей. Удивляясь тому, как конюшни связаны с Кэрриет, Профессор молча следовал за Юсшифом, хотя и мечтал схватить главу, встряхнуть несколько раз и получить ответы на интересующие его вопросы. Профессор не любил ждать.
Нетерпение сменилось полнейшим удивлением, когда Луциз миновал конюшни и остановился у фургонов. И не просто у повозок варрийцев, а там, где обычно караванщики прятали клетку Бэлфеля: у крепостной стены, увитой лианами и обросшей мхом, не вызывающей у стражей крепости никакого интереса.
У фургона Бэлфеля сидел Полло. Юноша всматривался в темнеющее небо. Рядом лежала Констанция, но из-за раны Полло не мог коротать время, затачивая лезвие косы. Ощутив присутствие Луциза и его спутников, юноша встрепенулся. Отрешенность на его лице сменилась широкой улыбкой.
- Иярри!
- Тише, тише! – быстро зашептал Профессор, оглядываясь по сторонам. – В Розе-Виктории называй меня «Профессор», хорошо? Меня ждут большие неприятности, если кто-то догадается, откуда я родом.
Полло кивнул, хотя вряд ли понял все до конца. Сменив тему, он спросил:
- Вы пришли в гости?
- Не спорю, я давно не видел Бэлфеля, но меня больше интересуют…
- Остуди пыл, друг мой. – Луциз воздел к небу указательный палец. – Разве ты не доверяешь старому доброму Луцизу Юсшифу? Полло, покажи Профессору Бэлфеля. Я устал и хочу спать, а мне еще терпеть болтовню Нарбира и страдать от его бренчания на локлитте.
Пропустив жалобы Юсшифа мимо ушей, Профессор залез в фургон вперед Полло и самостоятельно сорвал с клетки покрывало. Он боялся, что его подозрения подтвердятся. Так оно и случилось. Помимо Бэлфеля в клетке сидели двое: Кэрриет Рона и Одхен Тамхе. Они оба прижимались к железной решетке и старались занимать как можно меньше места. Их лица чем-то напоминали лицо Юсшифа – бледное, осунувшееся, усталое. На всегда чисто выбритом подбородке Одхена пробилась щетина, а сам он тяжело дышал, со свистом втягивая в грудь воздух.
Как только с клетки слетело покрывало, все сидевшие в ней словно очнулись ото сна. В другом месте и в другое время Профессор дал бы голову на отсечение, что в тот самый миг воздух обязан был взорваться от криков пленников, рева Бэлфеля, смеха Луциза и возгласов самого Иярри. На деле ничего такого не произошло. Бэлфель принюхался, узнал запах хозяина и довольно открыл глаза.
«Картина маслом».
Те, от кого Иярри больше всего ожидал всплеска эмоций, не показывали ни крупицы гнева или негодования. Вокруг Кэрриет витала аура каменного спокойствия, а Одхен словно говорил Профессору: «Позволь мне скорее вернуться к обязанностям, и забудем об этом». Однако Профессор был слишком шокирован представшей перед ним картиной, чтобы остаться хладнокровным.
- Луциз, что ты наделал?
- Всего лишь послужил рукой правосудия, друг мой. Ничего особенного для такого светила, как я.
- Я не в игрушки с тобой играю, Луциз Юсшиф. – Иярри надеялся, что выглядит достаточно грозным, чтобы заставить Юсшифа убрать его самодовольную улыбочку. – Я оставил тебя на несколько дней, а ты начал сажать людей в клетки? Попытайся придумать объяснения, которое меня удовлетворит.
Глава каравана внимательно всмотрелся в хмурое лицо Профессора. Луцизу не один раз приходилось выслушивать от Иярри упреки, угрозы и откровенные приказы, а однажды их спор дошел до драки. На Юсшифе тогда не осталось ни одного живого места, поэтому он тщательно изучал Иярри, когда тот в очередной раз выказывал недовольство по поводу действий главы. Иногда Профессор старался слегка припугнуть Луциза, а иногда превращался в человека, получившего прозвище «эскадлион». Различить грань между настоящими чувствами Иярри было сложнее, чем казалось на первый взгляд.
Судя по тревожному лицу Рихэ, сейчас Профессор действительно злился. Однако Луциз знал, что и гнев Иярри нельзя воспринимать однозначно.
- Я наказал предателей, - ответил Луциз серьезно.
- Ты посадил людей в клетку к красному «киту», - процедил Профессор, теряя терпение.
- Думаю, ты изменишь свое мнение, когда узнаешь, что первым в клетку посадили меня. Роне так не хотелось ехать в Адаш, что она похитила меня и оставила на растерзание Бэлу. А ты прекрасно знаешь, как твой «кит» меня любит и уважает. К всеобщему счастью мне удалось выбраться и поставить на мое место ужасных похитителей. Я не сделал ничего плохого.
Не веря своим ушам, Профессор повернулся к пленникам.
- Он говорит правду?
Кэрриет поморщилась.
- Нам нечего тебе сказать, Яазу. Мы сыграли и проиграли.
В этот самый момент Бэлфель приподнял голову и угрожающе зарычал. Не понимая, что происходит, Профессор скомандовал:
- Бэл, тихо, не мешай.
«Кит» недовольно глянул на хозяина, издал смесь вздоха с рычанием, повернулся и уснул. В большинстве случаев он беспрекословно повиновался приказам хозяина. Избавившись от прямой угрозы острых клыков «кита», Кэрриет заговорила с большим рвением:
- Я ошиблась. Не стоило недооценивать Луциза и детишек. Кто бы мог подумать, что Айавин перейдет на их сторону. – Женщина коротко рассмеялась. – Эветэ-Полло, да? Не будь все так нелепо, я бы решила, что мы на верном пути, Яазу. Происходит столько странных вещей. Мне самой не терпится попасть в Адаш и расставить все по своим местам.
- Полная победа, - поддакнул Луциз из-за спины Профессора.
Одхен по-прежнему выглядел так, словно его происходящее никоим образом не касалось.
- Почему вы не позвали на помощь? – спросил Профессор.
- Луциз провернул тот же ход, что и мы. – Кэрриет саркастически скривила губы. – Когда в клетке сидел Луциз, Одхен приказал ему молчать, угрожая Бэлфелем. Нам так же было запрещено издавать любые громкие звуки, чтобы не спровоцировать твою зверушку.
Во время отсутствия Профессора за Бэлфелем ухаживал Одхен. Не удивительно, что Тамхе мог приказывать «киту». Непонятное заключалось в другом.
- Одхен, ты хорошо ладишь с Бэлом. Почему ты не заставишь его подчиниться?
- Потому что твой мальчишка Полло ладит с ним намного лучше, чем я, - впервые подал голос Одхен.
Иярри обернулся к косарю и увидел, как тот довольно улыбается, явно гордясь достижениями в дрессировке красных «китов».
- То есть приказы Полло для Бэла важнее, чем твои? – уточнил Профессор, вновь обращаясь к Одхену. – Разве ты не учился обращению с «китами» в Милири?
- Учился, - устало согласился Вербовщик. – Только мне не объяснить это Бэлфелю. Он хочет слушаться Полло, а меня начинает попросту игнорировать. Что-то в мальчике ему нравится больше, чем во мне.
Профессор почему-то не удивился. Если Полло мог видеть будущее и умудрился стать эветэ, что ему мешало хорошо ладить с дикими смертоносными зверьми? Иярри тревожило то, как раскололась верхушка Вербовщиков, едва он оставил ее без присмотра. Люди не доверяли друг другу и запирали бывших друзей в клетки. Стоило ли ехать в Адаш, когда в караване царил настрой подозрительности и вражды? Но практически сразу Профессор вспомнил, какими радостными казались остальные Вербовщики, когда шли по мосту в Розу-Викторию. Образ довольных лиц вытеснил тревоги Профессора, и он потянулся к клетке.
- Что ты делаешь, друг мой? – вдруг возмущенным голосом вопросил Луциз.
- Освобождаю их, что же еще.
Пленники одновременно просветлели. Однако Луцих схватил Профессора за руку и покачал головой.
- Их нельзя освобождать.
- Ты с ума сошел, Луциз? Почему?
- Я решил, что они проведут в клетке столько же времени, сколько и я. Не больше и не меньше. Мы, Вербовщики, всегда были за равенство. Не волнуйся, им осталось сидеть там совсем немного. Переживут.
Не понимая, шутит Луциз или говорит серьезно, Профессор молча воззрился на него. Все решил Полло, неожиданно произнеся:
- Они первые начали, ничего теперь не поделаешь. Луциз прав, за проступки надо наказывать. Начатое нельзя бросать недоделанным. Нельзя.
На миг Полло показался таким несчастным и одиноким, что Профессор напрочь забыл о гневе. Затушив внутренний огонь, он не видел смысла разжигать его вновь. На самом деле его не сильно волновала судьба Кэрриет и Одхена. Иярри был воспитан правильным и благоразумным человеком и сам бы никогда не признался в собственной мелочности, но в глубине души он не хотел разбираться с чужими проблемами, когда рядом находился ключик, способный открыть нужные ему двери. Мир Профессора сузился до дороги, которую указывал ему Полло. Пожелай косарь отправиться в столицу и отравить короля, Профессор без раздумий пошел бы за ним. Уделяй Иярри больше внимания внешнему миру, все могло закончиться иначе.
Профессор полуобернулся к Кэрриет и Одхену с виноватой улыбкой:
- Простите. Похоже, не только Бэлфель пал жертвой чар мальчишки-эветэ.
Пиаафское веселье не было в новинку Иярри, но он все равно получал своеобразное удовольствие от дружной и шумной семейной атмосферы, которую умело создавали хозяева Розы-Виктории. В главный зал крепости приволокли столы, и за каждым помещалось в среднем пять человек. Разумеется, для всех мест не хватало. Хорошо, что варрийцы не смущались сидеть прямо на каменной полу, а неловкость заполняли тем, что пили в три раза больше пиаафцев.
Предводителей каравана Нарбир позвал за личный стол. Ученые во главе с Хейком Венном (Луциз до сих пор называл его про себя Длинным Носом) по большей части отмалчивались. По скромности им не уступала Рьяда – миловидная и тихая жена старейшего коменданта, кажущаяся по сравнению с мужем крохотной феей. Зато Нарбир, Рихэ и Профессор веселились от души.
- Не ври мне, дядя! – хохотал Рихэ, размахивая кружкой и расплескивая вокруг себя пиво подобно фонтану на Алой площади. – Не было такого!
- Клянусь мечом Исмонэ, Рих, тебя выловили из бочонка с пивом как раз в тот момент, когда ты уже отдавал богам душу!
- Врешь! Я не мог быть настолько пьян!
- Воистину, племянничек, в десять лет ты был тем еще сорванцом!
Следуя своим неизменным принципам, Профессор не пил. Вместо алкоголя его пьянило всеобщее веселье и тепло. Не верилось, что еще утром Нарбир пытался убить Полло, завидуя мальчишке из-за титула эветэ. Минула всего пара кружек пива, а Нарбир уже добродушно травил байки, обнимая ошалевшего косаря за шею. Профессор со смехом признавал, что Полло достоин звания великого воина, коль его шея до сих пор цела и невредима.
- Хэй, Профессор, может присоединишься к Рихэ и сыграешь на локлитте? – нарушил размышления Иярри Нарбир. – Ну же, дуэтное исполнение локлитта никого не оставит равнодушным! К вашим ногам падут все женские сердца!
Розу-Викторию в основном населяли мужчины, но даже будь все наоборот, Профессор все равно не собирался искать возлюбленную среди пиаафского гарнизона. Тем не менее, отказывать Нарбиру значило проявить неуважение, а Иярри не хотел повторно расстраивать коменданта.
Он кивнул, не заметив, как зарделась тихо сидящая Рьяда.
- Эй, слышали? Несите два локлитта! Да поживее!
Локлитт был народным музыкальным инструментом Пиаафа. Он свободно помещался на коленях и издавал мелодию как при помощи клавиш, так и при помощи струн. На локлиттах играли вслепую, надевая на глаза особую повязку из цветастой ткани. Мастеров игры на локлиттах уважали и одаривали наивысшим почтением, поэтому, когда Нарбир упомянул о выступлении, шум в зале мгновенно стих.
Рихэ научил играть Профессора во время одной длительной экспедиции, когда по вечерам не оставалось ничего другого, кроме как кидать кости, да бренчать на музыкальных инструментах. Локлитт давался Иярри с трудом, заставляя пальцы покрываться кровавыми мозолями. Разумеется, по началу Профессор не закрывал глаза и мог извлечь из инструмента простейшие мелодии, но раз за разом у него получалось все лучше, и однажды по мастерству он догнал своего учителя Рихэ.
Вместе с Рихэ они надели повязки и прошлись пальцами по струнам. Локлитт издавал изумительный дрожащий звук, напоминающий журчание воды и заставляющий душу замереть где-то на уровне живота, не отпуская ее до тех пор, пока не закончится песня. Дуэт локлиттов позволял подчеркнуть одновременное звучание струн и клавиш, и превращал мелодию в волшебство, решившее на несколько минут покинуть чертоги богов и спуститься на грешную землю.
Во время исполнения песен никто не произнес ни слова, настолько всех захватили чудесные мелодии. Профессор подозревал, что собравшиеся в зале рабы локлитта не отказались бы проситель так несколько месяцев, лишь бы волшебство не заканчивалось.
«Они такие же фанатики, как и я. Если все прекрасное действует на людей подобно дурману, следует ли от него избавляться?»
Профессор снял повязку. Руки устали и болели, словно он целый день разминался с мечом. На лицах людей вокруг застыло выражение наивысшего блаженства. Рьяда сидела, закрыв глаза, а когда приподняла веки, то уставилась на Профессора с обожанием во взоре. Ему стало не по себе, когда он представил, что Нарбир заметит этот взор. Но Нарбира интересовало другое: он одним глотком осушил кружку, закашлялся, вытер рукавом бороду и вновь повис на шее несчастного Полло.
Вид Полло поразил Профессора до глубины души. Юноша слабо улыбался, отвечая на шуточки коменданта, но создавалось впечатление, что музыка локлитта его совсем не тронула. Иярри спросил у косаря, в чем дело.
- Хорошая музыка, - ответил Полло, вытирая с лица капли чужого пива, - но бывает и лучше.
- Лучше?! – возмутился Нарбир и с силой прижал Полло к своей широкой груди. – Где ты слышал музыку прекраснее, чем у локлитта?!
Юноша вырвался из хватки коменданта и сказал:
- Моя мама пела мне на ночь. Никакой музыкальный инструмент не заменит мне ее голоса.
- Ты… - на миг повила пораженная тишина. – А ты умнее, чем кажешься, маленький-эветэ! Пей и будь здоров! Пей за свою мать!
Нарбир смахнул слезинку, выступившую в уголке его глаза, и с усиленным рвением набросился на выпивку.
- Вот, угощайтесь. – Рьяда протянула Профессору что-то из еды, но он задумчиво отмахнулся.
После выступления локлиттов пиаафцы и их гости продолжили шумное веселье. Полло так ничего и не выпил, словно следуя примеру Профессора. Ученые разрумянились и принялись восхвалять величие Триэда. До Нарбира дошли отголоски их дрожащих от воодушевления замечаний, и он, перевалившись через весь стол, зашептал Профессору:
- Мне есть, чем тебя порадовать, старый друг!
Шопот коменданта расслышали все, что его никоим образом не смутило. Он продолжил:
- Знаешь ведь, Зацо – тихий и мирный Округ. Сидеть на его границе – скука смертная. Абсолютно ничего не происходит. Но недавно до Розы-Виктории начали доходить слухи о некоторых странных событиях, имею… имеющи… - Нарбир запнулся, икнул и рухнул обратно на стул, освободив тем самым пол стола.
- Странные события? – одурманенный безмятежной атмосферой Профессор мгновенно насторожился.
Он заметил, как Луциз заинтересованно посмотрел в его сторону.
- Воистину! Творятся страшные дела! Самое смешное, тамошним жителям пришлось призвать идиотов-жрецов Святого Зацо. Как их там, Песни Февлайт? Так вот, Песни не просто не помогли, а только усугубили беспорядок. Люди в панике, а власти отказываются разбираться с вещами, в которых не смыслят. Вся надежда на таких, как вы, Вербовщики.
Сердце Профессора учащенно забилось. Ему хотелось бросить всех и помчаться к таинственной цели, способной оказаться источником магии. Путем титанических усилий он заставил себя успокоиться и спросил:
- Насколько правдивы слухи?
- Сидя на границе, я не способен отличить вздор от истины. – Нарбир фыркнул, ударив кружкой по столу. – Но вероятность велика. Заинтересовался?
Иярри уже было воскликнул «Да!», но взял себя в руки и обратился к Луцизу:
- Ничего ведь не случится, если я сделаю небольшой крюк? Караван все равно будет медленно ползти к Розе-Пенелопе, я успею изучить ситуацию и вернуться.
Профессор думать забыл о том, что в последнее его отсутствие Полло ранили, а Кэрриет с Одхеном задумали государственный переворот и чуть не скормили Луциза Бэлфелю. Как только он почуял след магии, все остальные проблемы прекратили существовать. Луциз понял, что Иярри все равно не переубедить, и дал добро.
- Может, и мне присоединиться к приключениям? – вопросил у самого себя Луциз, рассеянно потягивая пиво. – Где там, говоришь, странности творятся?
- В самом мирном городке Зацо. В Кишэме, знаете такой?
Разумеется, Профессор его знал. Караван бывал там прежде и не находил ничего примечательного. Поэтому Иярри сильно удивился, когда Луциз поперхнулся, закашлялся и побледнел, словно заподозрил, что его пиво отравлено.
- К-кишэм? – переспросил Юсшиф, придя в себя. – Ты уверен, Нарбир?
- Я уверен в этом так же, как и в том, что ты – самый главный засранец в Алом мире! – гордо доложил Нарбир и напрочь забыл о теме разговора, вступив в спор с Хейком Венном.
Почему-то Луциз переменился, стал нервным и дерганным, как бывало раньше, когда его съедали приступы паранойи. Он отказался присоединяться к Профессору, объяснив тем, что нельзя оставлять караван на одного Хейка, ведь Кэрриет и Одхен какое-то время проведут взаперти. Иярри не думал, что подобные проявления ответственности и порядочности в стиле Луциза, но все его сомнения уходили, когда он начинал представлять будущее расследование. Еще больше он загорелся, когда Полло сказал:
- Я поеду в Кишэм.
Луциз покосился на косаря с таким лицом, словно пиво попросилось у него обратно на свободу.
- Зачем? – удивился Профессор. Ему казалось, что Полло интересует только Адаш. – Простое любопытство?
- Наверно, - отозвался Полло.
Задавать ему вопросы было так же бессмысленно, как пытаться перевоспитать Луциза. Полло практически никогда не отвечал однозначно, начинал витать в облаках или выдавал излюбленную фразу: «Иначе и быть не могло». Профессор давно отбросил попытки достучаться до юноши, и вместо лишней траты времени сказал:
- Как хочешь. Отправимся втроем – со мной и Рихэ.
Продолжение вечера вылетело у Профессора из головы. Он слишком увлекся идеей обнаружения магии, чтобы реагировать на происходящее вокруг него. Он не заметил, как Нарбир с Рихэ так сильно напились, что повалились под стол и уснули там едва ли не в обнимку. Он не обратил внимания на то, как позеленевший от страха (не от алкоголя) Луциз на негнущихся ногах вывалился из зала. И, само собой, он в пол уха слушал Юде, пытающегося восстановить в караване мир и порядок.
- Профессор, вы слышите меня?
- Да, Юде, прекрасно слышу, - отвечал Иярри, мыслями находясь в Кишэме.
- Вам ведь известно о том, что Кэрриет и Одхена держат в клетке Бэлфеля?
- Да, Юде, знаю. Луциз во всем сознался.
- Тогда… - пиаафец запнулся от неожиданности. – Почему вы их не освободили?
Со стороны могло показаться, что Юде потерял опору под ногами и готов повалиться в пропасть, разверзнувшуюся перед ним из-за легкомысленных слов Иярри. Его не просто поразило безразличие Профессора, он был полностью ошарашен. Совсем недавно Юде объяснял Полло, за какие достижения Профессор получил прозвище «эскадлион», а теперь сам порезался об одну из граней клинка-убийцы.
- Прочему, Профессор? Вам все равно?
- Юде, - с тяжелым вздохом протянул Иярри, на некоторое время возвращаясь в реальный мир, заполненный скучными обязанностями и чрезмерно прилипчивыми пиаафцами. – Признаюсь, я сам был удивлен и пытался спорить, но ничего хорошего из моих благих намерений не вышло. Таково решение Луциза как главы каравана. Кэрриет и Одхен заслужили наказание, способное заставить их по-настоящему раскаяться в содеянном. Мне их жаль.
- Профессор…
- Подумай головой, Юде. Любой другой на месте Луциза настаивал бы на проведении настоящего суда. Кэрриет и Одхен не планировали убийство, но совершили насилие. Осознанно и хладнокровно. Их вина очевидна, и Луциз поступает благородно, не доводя дел до Ассамблей.
- Б-благородно?
Объяснения Профессора пролетали мимо ушей Юде, оставляя после себя в голове пиаафца выжженную пустыню. В пустыне той существовало одно единственное ощущение того, что Юде предал человек, которому он всецело доверял. Он представить себе не мог, что Профессор встанет на сторону Луциза. Когда доходило до проделок Юсшифа, Иярри обычно поддерживал Кэрриет. В последнее время поступки Профессора потеряли благоразумие и расчетливость, словно… Юде вспомнил, как однажды Кэрриет в сердцах воскликнула: «Боги, когда о нем заходит речь, все становится безумным!». Разумеется, она имела в виду Полло.
Юде в смущении посмотрел на косаря: Полло тщетно старался избавиться от прилипчивых и пьяных триэдцев. Юде не хотелось признавать, что он не способен ненавидеть юношу, хотя тот и служил источником всех бед. Во-первых, Полло не делал ничего дурного, наоборот, всегда был вежлив и добр. Во-вторых, Юде мучился чувством вины за то, что набросился на юношу с мечом. Ну и в-третьих, пиаафец в душе надеялся, что когда-нибудь Полло расскажет, как именно можно вылечить Кэрриет.
Поэтому гнев Юде направился не на косаря, а на ничего не подозревающего Профессора.
- То есть вы не собираетесь ничего предпринять, чтобы освободить Кэрриет и Одхена?
- Я же сказал, что нет! – В обычно ровном голосе Иярри вспыхнули искорки раздражения.
Почувствовав скорое явление «эскадлиона», Юде подавил в себе гнев и сказал:
- Подумайте еще раз, Профессор. Да, мы первые начали играть нечестно, но пора прекратить безумие. Отпустите Кэрриет. Вы должны понимать, что для нее означает заточение, пусть это обычная клетка.
- Осталось недолго, потерпи, Юде.
- Я не собираюсь терпеть! – Пиаафец прикусил нижнюю губу, заставляя утихнуть эмоции. После чего он сглотнул и сдавленно продолжил, не веря собственной храбрости (или безрассудности): - Я дам вам день, Профессор. Или вы освободите Кэрриет к завтрашнему вечеру, или сильно пожалеете.
Профессору стоило обратить внимание на то, как был серьезен Юде. Ему следовало припомнить, насколько Юде предан Кэрриет, не говоря уже о том, на какие безумства порой толкает влюбленных мужчин женщина. Но Профессор думал о Кишэме и магии, не обращая на несчастного Юде ровным счетом никакого внимания.