Люблю людей, люблю животных. Люблю соседей и бомжей. Люблю стирать и пылесосить. Что за таблетки? Дай еще.
Наконец-то перечитала/подправила=выкладываю. пусть первый день весны начнется финалом, муа-ха-ха-ха!!!
Глава5+эпилог - финалочка, хо-хоГлава 5
Элена Сидлви проклинала тот день, когда в ее доме неожиданно появилась таинственная арфа. Мама не раз уповала на то, что в их семье ни у кого не проявлялось таланта к музыке, и принадлежавшая каким-то дальним родственникам арфа будет всего лишь занимать место в комнате. Эл любила слушать игру подружек на фортепиано или скрипке, поэтому обрадовалась появлению в доме хотя бы одного музыкального инструмента. Ей казалось, что родители позволят ей учиться игре, если уж выпал такой шанс.
Айлдин поступил иначе. Эл искренне не понимала, почему папа решил спрятать прекрасную арфу на пыльном и грязном чердаке. Ей казалось страшным грехом запирать за страшной дверью настоящее, по ее мнению, произведение искусства. Папа же продолжал удивлять ее все больше. Фели ничего не знала об арфе, так как отсутствовала в то время дома, и папа запретил Эл даже упоминать об инструменте в присутствии сестры.
- Об этой арфе ходят странные слухи, - строго сообщил он дочери, крепко сжимая ее плечи. – Я бы не хотел, чтобы ты и Фели знали о ней. Во что бы то ни стало держи рот на замке, хорошо?
Тогда Эл не видела смысла в его словах. Позже она начала понимать, что папа знал о возможной опасности арфы, и все же он даже не попытался от нее избавиться. Тогда девочка еще заставляла себя верить, что папа может стать нормальным. Вера оказалась напрасной. Уже с первых дней разум Айлдина был целиком и полностью поглощен волей арфы, и сейчас, прокручивая в памяти все его слова и поступки, Эл могла в этом поклясться даже собственной жизнью. Нормальный папа никогда бы ее не ударил. Ощутив на себе всю злобу, которую он копил при ссорах с мамой, Эл отчетливо осознала, как ее связь с отцом становится не толще льдинки весной.
Много раз Эл думала о том, чтобы рассказать об арфе Фели. Девочка любила младшую сестру так, как не любила маму с папой, и считала, что должна всегда ее оберегать от малейших тревог. Иногда Эл казалось, что Фели подобная опека докучает, но старшая сестра никогда не могла и подумать, что пугает или раздражает мягкую и задумчивую Фелинну.
Эл не хотела говорить Фели об арфе, боясь напугать сестру. Фели всегда была слабее и телом, и духом, и эта послужило еще одной причиной, по которой Элена считала себя ответственной за благополучие младшей Сидлви. Но вскоре Эл начала бояться рассказывать об арфе из-за поведения самой Фели. Все началось с того момента, когда младшая из близняшек отказалась сбежать с дядей Рэфо. К тому времени стало очевидно, что с папой и мамой что-то не так, и Эл отчетливо видела перемену в их поведении. Приход дяди стал для нее долгожданным лучом надежды. Она боялась, что если в скором времени не покинет особняк, то не покинет его никогда. В ее голове начала петь странная и непонятная мелодия, словно кто-то втягивал воздух сквозь сжатые зубы. По-другому Элена не могла объяснить звучание тихого скользящего звука, разрывающего ей по ночам череп. Девочка смотрела на то, как Фели безмятежно спит в своей кровати, и ее сковывал дикий страх. Несколько раз она поднималась к двери на чердак, но та отказывалась открываться.
Приход дяди Рэфо позволил Эл на секунду вздохнуть свободно. Она верила в спасение до тех пор, пока дядя сам не начал меняться. Его «кукольная» улыбка каждый раз вызывала в девочке желание разрыдаться. По ночам она притворялась спящей и долго размышляла, как же следует поступить. Родители больше не были родителями, дядя так же становился другим, а мелодия в голове Эл становилась все навязчивее.
Когда дядя исчез первый раз, Эл не выдержала и решила сбежать. Она больше не могла выносить атмосферы, царившей в их доме. Папа словно сошел с ума, мама угасала на глазах, а Фели становилась для Эл совершенно чужой. Нужно было хватать Фели и бежать. Бежать, неважно куда, но как можно дальше от поместья Сидлви. Но дядя Рэфо вернулся.
Эл была готова танцевать от радости. Она быстро оделась на негнущихся ногах, косясь на растерянную Фелинну. Сестра выглядела так, словно внутри нее шла нешуточная борьба. Фели слушала уговоры дяди Рэфо, но не слышала их. Она бы с большим удовольствием легла обратно в кровать и спрятала голову под подушкой – чтобы полностью отрешиться от реальности.
Эл не могла понять, что движет Фели: страх или мелодия арфы. Поэтому она держалась ближе к дяде Рэфо, прекрасно осознавая, что ноги помимо воли несут ее прочь из спальни. На краткий миг Эл показалось, что она даже готова бросить Фели, только бы спастись. Скрывалась ли причина ее порыва в эгоизме или в чувстве самосохранения, девочка так и не узнала. Она лишь следовала за дядей, умоляя богов о благополучном побеге.
Молитвы, как и ее вера в богов, снова не помогли. Фели предала ее. Как ни страшно было это видеть, но Фели специально, прекрасно осознавая опасность, разбудила папу. После этого дядя Рэфо исчез, и Эл была уверена, что больше никогда его не увидит.
Девочка считала, что никакая сила на свете не заставит ее вновь довериться Фели. Если сестра оказалась под контролем арфы, как и папа, то даже разговаривать с ней было опасно. Эл с болью слушала, как Фели со слезами на глазах извиняется перед ней и умоляет о прощении, как объясняет причину своего трусливого поступка волнением за маму.
Мама.
Однажды, после исчезновения дяди Рэфо, Эссеннэ Сидлви подошла к сидящей в саду Элене и тихо произнесла:
- Убирайся из этого дома, Эл. Убирайся, пока не поздно. Спаси свою сестру.
- М-мама? – девочка испугалась.
Голос мамы звучал сдавленно и глухо, словно каждое слово она выдавливала из себя ценой неимоверных усилий. Взгляд же Эссеннэ был пуст.
- Убирайся отсюда. Я больше не могу… Я не слышу ничего, кроме ужасных звуков в голове. Я не могу спасти тебя и Фелинну. Но ты должна забрать ее отсюда.
Глаза мамы вдруг заполнил безумный огонь. Она впилась тонкими пальцами в плечи дочери.
- Обещай мне, Эл, что ты спасешь Фели. Я не хочу, чтобы никто из моих детей погиб… так.
Это были последние разумные слова, которые Эл слышала от матери. Девочка поклялась самой себе, что хотя бы имя потерянной матери вызволит Фели из этого ада. Возможно, это будет последней клятвой, которую она попытается выполнить, но она сделает все, что будет в ее небольших силах. (спорное предложение)
И она начала пытаться. Все так же не решаясь рассказать сестре правду об арфе, Эл начала каждый день уговаривать ее сбежать. Но Фели наотрез отказывалась, не желая бросать родителей. Эл пыталась доказать ей, что даже мама просила их спасаться, но Фелинна отказывалась слушать. Сестра внушила себе, что мама не могла потерять разум, как папа, и приводила какие-то нелепые доводы.
Упорство Фели ничего не видеть и не слышать начинало выводить Эл из себя. Она уже ни один раз продумывала, как выкрадет у папы ключи и просто скроется в ночи, но ее удерживало данное маме обещание. Разговор в саду стал для девочки неким символом, какой была ее настоящая мама, и как ее настоящая мама любила своих дочерей. Эл не могла просто забыть о ставшем для нее самым дорогом (?)воспоминании.
Фели отказывалась принимать доводы рассудка. Эл видела, что сестра так же боится и хочет уйти, но просто не может заставить себя это сделать. И неожиданный визит волшебников окончательно убедил Элену, что Фели больше никогда ее не услышит. Волшебники могли спасти их. У них, в отличие от дяди Рэфо, была сила. Но папа, - существо, занявшее место папы, - выбрало не Эл, а Фелинну. «Оно» знало, что Фели находится под большим воздействием мелодии, чем старшая из близняшек.
«Оно» игралось ими, как хотело. «Оно» приказало папе соврать об арфе, и «оно» же вынудило Фели не признаться в происходящем. Эл даже не хотела знать, какие на этот раз оправдания придумает для себя сестра. Фели перестала быть Фели.
Еще какое-то время Элена наблюдала за семьей, которая перестала быть ее семьей. Ей было ужасно страшно и больно. Прячась от глаз бывших самыми близкими людей, девочка часто плакала, а потом сухими глазами продолжала следить за Фели. Звуки в голове становились невыносимыми. У Эл постоянно болела голова.
Однажды она просто не выдержала. Боль, страх и постоянное напряжение сделали свое дело. Эл решила, что если не может найти спасение за пределами особняка, то справится с источником беды внутри него. Она нашла в сарае огромный топор и трудом немалых усилий притащила его на второй этаж, к заветной двери, скрывающей за собой причину безумия ее родных.
Удар.
В голове Эл словно раздался взрыв. Перед глазами разлилась кровавая пелена. Девочка услышала жуткую мелодию, на этот раз звучащую особенно отчетливо и резко, разрывая на куски сознание и практически физически заставляя опустить руки с топором.
Удар.
Снова вспышка. Нестерпимая боль. Арфа начала кричать, сопротивляясь изо всех сил. Но Эл была сильнее. В ее памяти застыло пустое лицо матери.
Удар.
Мелодия оборвалась. Боль отошла. Элена поняла, что побеждает. Впервые за долгое время ее сердце заполнила радость. Ее разум не дрогнул, она смогла устоять. Боги, дайте ей сил добраться до проклятой арфы.
Пришла Фели. Пришла мама. Эссеннэ отобрала у Элены топор, лишив дочь последней надежды. Эл даже не успела проделать в двери дыру – у нее просто не хватало сил, несмотря на двигающее ей великое отчаяние. А Фели смотрела на Эл с каким-то странным удовлетворением. Точнее, теперь-то оно было вполне понятным.
Фели стала такой же, как мама и папа.
Теперь Элена точно знала, что должна бежать одна. Она каждый день следила за отцом, выжидая момент, чтобы украсть ключ от главной двери. Айлдин часто отсутствовал дома, но тогда на место охранника девочек вступала Эссеннэ. Папа был занят чем-то вне поместья, и Эл знала, что его внимание направлено на нечто важное для арфы.
И все же ей удалось украсть ключ. Одолев волю арфы, девочка перестала бояться. Ей двигала только жажда свободы, перекрывающая все остальные чувства. Спастись, даже ценой жизни Фели, даже если это означает, что придется предать маму. Если Эл сейчас поддастся слабости, то не спасет больше никого.
В ночь, когда девочка уже решила сбежать, Фели вдруг повела себя странно. Она встала посреди ночи и нависла над притворяющейся спящей Эл. Девочка ощутила, что ее жизни угрожает опасность. Если она сейчас ничего не предпримет, то Фели, - Фели! – убьет ее, без лишних раздумий, без малейшего зазрения совести.
Эл уже была готова наброситься на сестру, но чувство опасности неожиданно прошло. Раздались тихие шаги – Фели покинула комнату. Эл удивленно открыла глаза. Пару минут девочка пыталась успокоить безумно колотящееся сердце. Надо бежать. Что бы не заставило Фели отступить, но другого шанса Эл могла и не получить. Она быстро оделась и сжала во вспотевшей ладошке ключ. В доме было тихо и темно, и это обнадеживало. Тишина означала, что папа и мама спят.
Элена осторожно прошла мимо закрытой двери родительской спальни и всмотрелась в холл с высоты второго этажа. Парадная дверь была распахнута, что заставило девочку и обрадоваться, и испугаться одновременно. Кто бы ни открыл дверь, но это позволяло Эл сбежать, даже не используя ключ.
Стук сердца громом отдавался в голове, и Эл как на крыльях летела вниз по лестнице, а потом и к распахнутой двери, через которую лился невероятно яркий лунный свет. На лице сама по себе расцвела счастливая улыбка, ведь всего пара шагов отделяла девочку от свободы.
На пороге улыбка Эл погасла. Перед ней стоял Айлдин Сидлви. Папа слегка подрагивал от переполняющего его гнева и отрывистым движением потирал покрытый щетиной подбородок. На папиной светлой рубашке чернели маленькие кляксы.
- Ты украла его?! – закричал отец.
Его голос разрезал ночь как удар хлыста. Эл попятилась назад, не способная сдержать дрожи в коленях.
- Ты украла проклятый ключ?!
Эл наконец-то поняла, что он от нее хочет. Украденный ключ. Он все-таки заметил пропажу и хотел найти виновного.
- Я думал, что ключ украла эта проклятая женщина, но, судя по всему, она действительно ничего не знала. Никто не должен обнаружить, что Зов здесь, ты понимаешь?! Ты меня понимаешь, маленькая…
Девочка не понимала. Она с видимым трудом заставила себя отвести взгляд и отвернуться от папы. Бежать. Она должна была бежать, ведь рубашку папы покрывают брызги той, кто раньше была ее матерью. Вот это Эл как раз могла понять.
Папа не позволил ей сделать и шага. Эл оглушил удар, и девочка пошатнулась. Папина грубая оплеуха угодила ей по уху и заставила мир взорваться на бесконечное количество болезненных кусочков. В голове зазвонили колокола, но девочка заставила себя двигаться дальше. Ухо горело огнем, и папины крики стали звучать чуть приглушеннее. Можно было попытаться скрыться на кухне, и Эл решила воспользоваться единственным шансом. Папа не дал дочери даже опомниться.
Сильная рука дернула девочку за плечо, заставив слабое тельце повернуться вокруг своей оси и упасть на спину. Эл сделала судорожный вздох, задыхаясь от страха и боли, а папина нога в это время прошлась по ее ребрам. Эл выронила ключ, и он с оглушающим звоном скользнул по полу.
Айлдин застыл, остановив занесенную для очередного удара ногу.
- Ты, - вынес он с застывшим лицом. – Ты опасна.
Он огляделся по сторонам, словно в поисках какого-нибудь оружия. В глазах Айлдина горел безумный огонь убийства, вызванный волей арфы. Понимая, что больше не в силах выдерживать ужас ситуации, Элена разрыдалась. Папа опустил на нее странный взгляд, наполненный хаотичной смесью эмоций. Его нижняя губа задрожала, а потом он резким движением поднял девочку с пола и потащил на второй этаж.
Тогда Эл не знала, что заставило папу передумать ее убивать. Позже, сидя взаперти в подвале, Эл осознала, что тогда часть папы была еще жива. Этой крупицы его личности было недостаточно, чтобы заставить снова стать собой, но каким-то чудом удержала его от убийства дочери.
Айлдин швырнул Элену на ее кровать и вышел, с силой захлопнув за собой дверь. Девочка не могла даже пошевелиться от боли. Из ее уха текла кровь, а бок дико болел. Позднее она узнала, что ни одна кость при ударе не пострадала, но тогда девочке казалось, что все внутри ее грудной клетки перебито, и мелкие кусочки кости впиваются в плоть.
Когда вернулась Фели, Эл все так же не могла шевельнуть даже пальцем. Чувство опасности колотило по разуму девочки безумную дробь. Фели нависла над ней подобно пагубной черной тени. Эл не могла видеть ее лица, но чувствовала исходящие от сестры волны убийства.
- Я… - прохрипела Элена в подушку, глотая слезы. – Я люблю тебя, Фели. Пожалуйста… не надо…
Тень дрогнула.
- И я… тебя, Эл.
- Папа хотел меня убить.
- Он убил маму, ты знаешь?
- Он и меня убьет.
- Ты виновата во всем, Эл. Из-за тебя наша семья и вся наша жизнь рухнули.
- Прости меня, Фели.
Это все, что могла шептать себе под нос девочка. Ее тело содрогалось от безутешных рыданий.
Вдруг кто-то резко схватил Эл за плечо. Едва сдержав крик, девочка повернула голову. Фели тоже плакала.
- Уходи, Эл… Уходи отсюда…
- Я не могу встать.
Фели молча покачала головой и потянула Эл за руку. Практически потеряв сознание от боли, Элена попыталась удержаться на ногах. Фели подставила ей плечо. С трудом передвигаясь, они направились к двери. Папы нигде не было видно, но сейчас девочки забыли о нем. Сквозь пелену боли Элена вообще не понимала, что происходит. Спуск по лестнице показался ей настоящей пыткой. Теперь она плакала из-за боли, при каждом новом шаге прожигающей бок.
В центре холла Фели неожиданно остановилась. Ее лицо казалось бледнее снега, а губы были искусаны в кровь.
- Я не могу идти дальше…
Эл с отстраненным печальным чувством поняла, что арфа глубоко впилась в разум сестры и уже ее не отпустит. Как бы Фели ни пыталась с ней бороться, время спасения давно прошло. Так Эл и очутилась в подвале. Все, что могла сделать Фели, так это оттащить неспособную самостоятельно двигаться сестру в подвал, заперев снаружи дверь. Она сказала, что попытается ничего не рассказывать папе и приносить еду. Воли Фели хватало лишь на попытку помощи.
Пару раз Фели действительно приходила и даже передала Эл кухонный нож с ключом от подвала, а потом внезапно исчезла. Бок слегка побаливал, но, несмотря на опасения девочки, она отделалась только сильным ушибом. Когда Фели перестала приходить и сообщать о действиях отца, Эл начала терять последнюю надежду и решилась бежать, но тогда дал о себе знать Айлдин Сидлви. С какой-то вялой неохотой он колотил по массивным дверям подвала и так и не смог попасть внутрь. Эл опять ощутила, что папины мысли занимают какие-то посторонние мысли. Его вполне устраивало то, что дочь находится внутри поместья и не может выбраться наружу, а значит, рассказать об арфе.
Так Эл сидела в подвале, содрогаясь от холода и сжимая в руках рукоять ножа. Она больше не верила, что кто-то сможет придти ей на помощь. Она совсем потеряла голову от страха. Уже приготовившись к смерти, здесь, в полном одиночестве и темноте, Элена вспоминала лицо мамы и Эл. Ей было слишком страшно, чтобы просто жить, но духа маленькой девочки не хватало, чтобы применить нож для самоубийства.
И спасение все же пришло. Спасение в виде того неуверенного волшебника, Ларльза Айсака, без гнева простившего удар кухонным ножом и ставшего для девочки последним шансом на простое существование.
Ларльз был готов поклясться на что угодно, что крик принадлежал Шайну. Он подхватил испуганную девочку под мышку и устремился в сторону парадной лестницы. Волшебник не смог обнаружить присутствия в доме Айлдина Сидлви, но никто не исключал возможности того, что на него наткнется на втором этаже Шайн.
Девочка испуганно пискнула, но сопротивляться не стала. Ларльз просто не мог оставить ее у подвала, хотя нести маленького ребенка к потенциальному месту драки ему не хотелось. В данной ситуации девочка будет находиться в большой безопасности рядом с ним, ведь по поместью могут ходить и другие рабы Зова. В любом случае, у Ларльза просто не оставалось другого выхода, кроме как броситься изо всех сил на помощь Сиридину. На логические рассуждения просто не было времени. За время поисков можно было несколько раз попасть на чердак и попытаться запечатать Зов Измены, но Сиридин почему-то так и не сделал этого. Почему?
Ощутив, как плохое предчувствие острыми лезвиями пронзает сердце, Ларльз вылетел прямо к главной лестнице. Шайн корчился на полу у основания ступеней, с болезненным кашлем отхаркивая кровь и пытаясь привстать, но ни одна его попытка не увенчалась успехом.
Девочка вскрикнула. На ступенях стоял Айлдин Сидлви. Он сжимал в руках один из кухонных ножей. Ларльзу не понадобилось даже секунды, чтобы полностью осознать ситуацию. Скорее всего, Айлдин прятался в одной из спален, и когда Шайн осматривал комнаты верхнего этажа, отец семейства Сидлви напал на волшебника. Завязалась борьба, и по каким-то причинам Сиридин проиграл.
Ларльз опустил девочку на пол и направился вверх по лестнице. Айлдин смотрел на него пустыми, пугающими глазами. Волшебник больше не видел в стоящем перед ним человеке личность, - оболочку Айлдина забрала воля Зова Измены. Арфа многие века назад впитала в себя ненависть убитых волшебников и сейчас выплескивала энергию, уничтожая все вокруг при помощи подчиненных ей людей. Айлдин Сидлви служил лишь очередным орудием Зова – чудовища, созданного Фелимом Ардом во имя глупого возмездия.
Ларльз видел вокруг Айлдина ореол темной энергии Зова Измены. Присутствие Сидлви невозможно было различить магическим зрением, что навело Ларльза на неприятные выводы. Арфа Фелима Арда была создана невидимой для магов, а значит, и ее энергия не могла попасть в поле зрение Сиридина. Не было ничего удивительного в том, что Шайн не заметил нападавшего. Сейчас Ларльз не мог позволить себе отвлекаться на состояние своего напарника, но не верил, что с Шайном могло произойти что-то серьезное.
Ларльз не отводил взгляда от Айлдина. Глава семейства Сидлви раскачивался из стороны в сторону и крепко сжимал в руке нож. Его взгляд был направлен куда-то поверх головы Ларльза. За спиной волшебника тихо всхлипывала девочка. Айсак не видел ее лица, но мог поклясться, что девочка до ужаса напугана видом того, во что превратился ее отец. Даже сам Ларльз не мог удержать нервной дрожи в коленях. Пока Айлдин не предпринимал никаких попыток к атаке, Айсак рванул вперед. В его ладони вспыхнул шар переливающегося жидкого огня. Буквально влетев в Сидлви, волшебник повалил мужчину на ступеньки. Огонь вошел в грудную клетку Айлдина и полностью сковал сердце несчастного. Сердце мужчины не билось еще до того, как волшебный огонь выжег из него всю жизнь.
Ларльз повалился на Айлдина без особого труда, так как превосходил того по росту, и держал ладонь у того на груди. Сердце Сидлви не билось, но волшебник не мог понять, может ли он считать врага поверженным. Неожиданно плечо Ларльза пронзила острая боль – кухонный нож вошел в его тело с такой же легкостью, как резал до этого масло.
Айсак поперхнулся воздухом и отскочил назад. Ноги не нашли опоры, и волшебник кубарем скатился вниз по лестнице. При падении нож покинул его плечо, оставив при этом глубокий пореев по направлению к шее. Привстав на четвереньки и попытавшись привести чувства в порядок, Ларльз ощутил, как на его затылок пришелся мощный удар кулаком.
Не в силах удержаться даже на коленях, Айсак распластался на полу. Над ним со зловещим самодовольством нависло мертвое тело Айлдина Сидлви. Волшебник рывком вцепился в ногу мужчины и потянул на себя. Сидлви вскрикнул и упал, ударившись затылком о вторую ступеньку лестницы. Раздался страшный хруст.
Девочка вскрикнула. Ларльз без лишних раздумий привстал на колени и вновь создал на ладони огненный шар. В его лицо впились умоляющие глаза Айлдина. Было ли это уловкой Зова, или же в Айлдине действительно проснулось что-то от его прежней сущности, - Ларльзу не хватило времени, чтобы разобраться. Он дернулся вперед, направляя поток магической энергии в голову Сидлви. На этот раз удар достиг цели: голова мужчины в неестественной позе откинулась назад, тело изогнулось, а руки бессильно взметнулись в воздух и опали на окрашенные черной кровью ступени.
Ларльз перевел дух и обернулся к лежащему на полу Сиридину. Шайн был в сознании и смотрел на напарника прямым напряженным взглядом. Его голова покоилась на холодных лакированных досках, и навряд ли он мог хотя бы приподняться.
Ларльз отполз от тела Айлдина и с трудом оперся спиной о перила лестницы. К нему немедленно подбежала девочка.
- Молодец, - тихо похвалил напарника Сиридин. – Я уж никак не ожидал, что этот псих прыгнет на меня со спины. Еще чуть-чуть – и ты попрощался бы со своим любимым учителем и советником.
- Вижу, моя заветная мечта избавиться от тебя так и не исполнится, - отшутился Ларльз, болезненно морщась и осматриваясь по сторонам – никто не говорил, что Айлдин - единственный раб Зова Измены. Но в поместье царила жуткая тишина, прерываемая лишь всхлипываниями девочки и тяжелым дыханием волшебников.
- С вами все в порядке? – спросила малышка Сидлви, с испугом осматривая плечо Ларльза.
Айсак уже принялся за исцеление, но на этот раз оно давалось ему с большим трудом. Сиридин же прижимал обе ладони к ране и тихо бурчал себе под нос ругательства. Его успехи в исцелении всегда были ниже низшего, поэтому самолечение серьезной раны, оставленной в подарок от Айлдина, проходило очень медленно.
- Погоди минутку, - усмехнулся Ларльз сквозь пелену боли. – Добрый доктор и до тебя доберется, Шайн.
- Катись ты куда подальше, Лак, - пробурчал Шайн. – Сейчас не время на порывы героизма. Я справлюсь сам, а ты займись Зовом. Разве не он наша первоочередная цель?
- Твой окровавленный труп так же не является моей целью.
- Я приду в норму через пару минут, а Зов ждать не будет. Поднимай свою раненую задницу и вали на чердак, Лак! Еще хоть слово, и будешь отчитываться перед Пьером за тот потерянный роман. (страшный шантаж на самом деле)
Угрозы были приняты к сведению.
Ларльз так и не смог до конца исцелить ножевой удар, да и ребра начали недовольно побаливать, но волшебник взял себя в руки и повернулся к девочке.
- Ты побудь пока с Шайном. Оставляю его на тебя.
- Ты ведь Элена Сидлви, верно? – спросил Шайн, устремив взгляд на девочку.
Та согласно кивнула.
- Где твоя сестра?
- Я не знаю, - честно ответила Элена, поджав губы. – Какое-то время назад она просто исчезла. Теперь я ни в чем не уверена.
- Значит, сейчас узнаем, - сдерживая головокружение и тошноту, Ларльз все же поднялся на ноги.
При подъеме по лестнице его слегка качало из стороны в сторону, а в голове почему-то начал свистеть какой-то звук, больше похожий на ветер.
Словно воздух втягивают сквозь сжатые зубы.
Даже не взглянув на оставшихся внизу Шайна и Элену, Ларльз бросился по направлению к источнику злобной энергии. Нечто похожее он ощущал в мастерской Беруин, когда подозревал ту на наличие «родины». Но в данном случае он столкнулся не с самой «родиной», а с родившемся в ней артефактом. Зов Измены, Запрет Брийтэна. Арфа, послужившая орудием возмездия Фелима Арда. Сейчас Ларльз, наконец, встретится с ней лицом к лицу.
Волшебник наткнулся на дверь, ведущую на чердак. Та была распахнута настежь, а из черного дверного проема исходили тяжелые зловонные волны темной энергии. На двери были видны глубокие отметины от чего-то тяжелого, но сейчас Ларльз не видел смысла раздумывать над причиной их появления. Продираясь сквозь черную, наполненную тяжелым зловонием ненависти, ауру, Ларльз добрался до чердачной лестницы. Она вела вверх – в непроглядную опасную неизвестность.
Мой разум закрыт для тебя, - подумал с легким самодовольством Ларльз, слушая в голове завывания непонятной скользящей мелодии. Ему не было страшно. Зов Измены влиял только на тех, чей разум не мог противостоять гласу пагубных струн. Его же, Ларльза, сломить было куда сложнее, чем беззащитных десятилетних девочек.
Поднимаясь по окутанный в густой туман лестнице, иногда искрящейся яркими голубыми всполохами, Ларльз вдруг понял, что конец пути лежит от него всего в двух шагах. Сейчас он ступит на деревянный чердачный пол – и арфа будет в полной его власти. Занося ногу для последнего шага, он слишком поздно услышал в голове яростный предостерегающий крик чувства самосохранения.
Не арфа, а он сам оказался во власти Зова Измены.
В панике повернувшись к выходу, Ларльз понял, что если он сделает хотя бы шаг вниз по лестнице, то умрет. Прямо за его спиной захлопнулась ловушка Фелима Арда. Айсак стал очередным волшебником, которого поймала власть Зова Измены. Разум волшебника пронзила безумная догадка. Зов мог специально вызывать беспорядки, стараясь привлечь к себе магов, дабы выполнить главную задачу своей «родины» - заставить волшебников страдать от невозможности освободиться.
Осознав свое безвыходное положение, Ларльз обернулся к источнику магической силы. Весь чердак был окутан непроглядный туманом, и волшебник мог только догадываться, что скрывается за угловатыми очертаниями вещей вокруг него. Вдали же, заваленная ненужными тряпками, окутанная плотным слоем паутины, грязи и пыли, стояла смертоносная арфа.
Ларльз без труда видел ее среди теней чердака. Местонахождение музыкального инструмента слегка подрагивало в темноте голубым сиянием. От нее исходили просто невероятные волны злобы и ярости, отзывающиеся в разуме волшебника свистящей болезненной мелодией. Он с трудом направился к арфе. Почему волшебники, оказавшиеся взаперти «родины» Арда, не пытались хотя бы уничтожить арфу? Они ведь знали, что артефакт питается злой энергией их смертей, так почему же не сломали ее?
Ларльз шел по направлению к Зову Измены, создавая в ладони сгусток пламени. Сквозь его пальцы сочилось живое зеленое сияние. Волшебник решил, что любой ценой сожжет арфу, даже если это будет стоить ему жизни. Он и так слишком много грешил, позволяя событиям проходить мимо него. Он медлил и позволил счастью маленькой Элены Сидлви рухнуть под натиском зловещего свистящего напева арфы Фелима Арда. Сейчас он загладит свою вину и спасет хотя бы одну из девочек. Он должен спасти ее. Иного пути просто не было.
Ларльз подошел к арфе и быстрым движением сорвал с нее старое полотно. Зов Измена разрезал тьму чердака резким сиянием. Теперь Айсак мог различить малейшие детали мебели вокруг себя, но его взгляд жадно впился в изящные изгибы музыкального инструмента. Он смотрел на настоящее произведение искусства, и даже та часть разума Ларльза, в которой не свистел сводящий с ума звук, оценил редкую искусность в создании Зова.
Красоту арфы Арда невозможно было описать словами, да и Ларльз никогда не знал таких умных и красивых слов. Просто огонь в его руке растворился в воздухе, слившись с темно-серым туманом.
Это чистое безумие.
Если бы Ларльз мог нормально соображать, то непременно рассмеялся бы в голос. Он не может запечатать Зов Измены только потому, что тот необыкновенно красив. Разве это не настоящее сумасшествие?! Ветер в голове превратился в бушующий вихрь. Часть сознания Ларльза заставляла его запечатать Зов, а другая связывала его по рукам и ногам дикой кошмарной мелодией.
Словно кто-то втягивал воздух сквозь сжатые зубы.
Проклятая арфа и в его голову влезла, играясь мыслями, чувствами и воспоминаниями волшебника. Он буквально физически ощущал, как музыка обволакивает каждое слово, возникающее в его разуме, как она меняет значение этих слов, выворачивает наизнанку эмоции, возникающих в сердце Ларьза, и полностью подчиняет его своей воле. На самом же деле песня Зова была наполнена отвратительным ядом, от которого к горлу волшебника подкатывали неудержимые приступы тошноты. Образ арфы, застывшей в его сознании прекрасной картинкой, полностью разрушался о скользкую, липкую мелодию шелковых струн. Ларльз никогда не думал, что нечто настолько совершенное и прекрасное может вызывать позывы рвоты.
А ведь стоило только прикрыть глаза, как вся красота арфы сама собой исчезала, но ее песня продолжала завывать в голове подобно сквозняку на старом чердаке. Свист и скрежет струн Зова продолжали оставлять внутри Ларльза кровоточащие ссадины. Ларльз закрыл глаза. Его разум стал отрезан для Зова так же, как и его взор. Ларльз не собирался присоединяться к тем волшебникам, которым не хватило духа и силы воли противостоять арфе. В каком-то смысле, им все равно бы это не помогло, ведь тех пленников из прошлого сдерживала сила «родины». Здесь и сейчас, на чердаке семьи Сидлви, Айсак противостоял лишь подделке, побочному результату действия «родины» Арда. Вещи, которая просто передавала чувства.
До скорых встреч, дорогая, - подумал Ларльз.
В этот же миг пол под его ногами дрогнул. Нет, это не пол, это его самого странно потянуло куда-то вперед. В спине вспыхнула ужасная боль, и волшебник понял, что кто-то подкрался сзади и вдарил ему прямо меж ребер. «А я ведь знал, что в доме может быть кто-то помимо Айлдина», - язвительно раздалось в его затухающем сознании.
Ларльз пролетел вперед и повалился прямо на Зов Измены. Не выдержав веса волшебника, арфа начала медленно крениться в сторону, но наткнулась на заваленный старыми вещами шкаф. Волшебника словно пронзили тысячи игл. Он полулежал на Зове, не будучи в состоянии шевельнуться, а за ним находился враг, готовый без минутного колебания избавиться от навязчивого посетителя.
- Лак, все в порядке? – мучительную тишину прорезал вскрик Шайна.
- Фели?!
Ларльз нашел в себе силы оттолкнуться от арфы и осесть на пол. Перед ним стояла девочка, как две капли воды похожая на ту, что он встретил в подвале. Фелинна Сидлви. Точнее, теперь ее сложно было называть человеческим именем. Девочка превратилась в такое же бессознательное мертвое существо, как и ее отец. Она держала в руке обычную доску. Волшебник с трудом втягивал в грудную клетку воздух и скулил от боли – сил стоящее перед ним существо не пожалело.
Элена, держащаяся рядом с Шайном, даже не плакала. Она смотрела только на свою сестру и не могла увидеть в ней Фелинны. Ларльз прекрасно понимал чувства девочки. Страшно искать взглядом близкого человека, но находить вместо него лишь оболочку, оставленную ради удобства Зовом Измены.
- Ты… - Фелинна обернулась к ворвавшимся на чердак посторонним и медленно поплелась в их сторону. Она взяла доску в одну руку, и теперь чердак пронзал звук царапающегося о пол дерева. – Не смотри на меня так.
Элена испуганно попятилась назад, чуть не свалившись с лестницы, но ее поддержал вовремя спохватившийся Шайн. Он двигался медленнее обычного и постоянно морщился, - лечение прошло не так удачно, как он рассчитывал. Времени на полное исцеление у него просто не было, и Сиридину пришлось выбрать из двух зол меньшее. Во всяком случае, так казалось Ларльзу.
- Ты опять смотришь на меня, - продолжали издавать слова мертвые губы девочки. – Я тебя боюсь. Я не могу больше этого выносить.
- Я ведь просто хотела знать, что с тобой все в порядке, - пролепетала Элена. Судя по растерянному взгляду, она не знала, с кем сейчас разговаривает: с Фелинной или Зовом Измены. – Я хотела просто быть на твоей стороне.
- Ты шпионишь за мной! – Фелинна остановилась. Лишенное эмоций белое лицо вдруг осветила гримаса ярости. – Ты хочешь моей смерти!
- О чем ты…
Элена неожиданно запнулась, а ее глаза в ужасе расширились.
- Неужели все это время ты….
- Ты всегда за мной следила, - продолжала Фелинна. – Мне надоело, Эл! Я больше не хочу, чтобы ты на меня смотрела! Поэтому, пожалуйста, не смотри!..
Шайн больше не собирался наблюдать за разворачивающейся сценой. Он просто шагнул навстречу девочке, и Ларльз не мог понять, призывает ли его напарник магию. Айсак просто ощутил, как сила словно сама по себе окутала Сиридина, вырываясь откуда-то изнутри его тела. Фелинна попятилась назад, выронив доску. Она быстро обернулась к Ларльзу, а потом неожиданно упала на колени, скрыв лицо за ладонями. Шайн навис над ней подобно злому великану, который в сказках поедает маленьких девочек.
- Оставьте меня в покое! – прокричала Фелинна сквозь слезы. – Уходите! Я не хочу никого видеть!
- Шайн… - пробормотал Ларльз, у которого сердце сжалось от боли и ужаса. Он видел, как дрожат губы у мертвенно бледной Элены, и ему хотелось сделать хоть что-то для ее сестры.
- Ну, хватит уже устраивать здесь сцены, - хмыкнул Сиридин, словно и не услышав Ларльза.
Волшебник схватил девочку за волосы и резко встряхнул. Она опустила руки, и стало отчетливо видно, что слезы текут из мертвых глаз, а ее лицо все так же кривится маской ненависти.
- Отвратительно так поступать с телом ребенка, - продолжил Сиридин, обращаясь к арфе, хотя она навряд ли могла понимать человеческий язык. – Просто отвратительно. Играть на нашем сострадании – верх подлости, не находишь, мальчик мой?
Ларльз не сразу понял, что напарник обращается к нему.
- Шайн, что ты…
- Я хочу посоветоваться с тобой, Лак. То, что мы сейчас наблюдаем – вершина существующей в мире подлости. Зов Измены коверкает даже души детей. Разве такая вещь должна вообще существовать?
- Мне не кажется, что сейчас уместно…
- Слушай меня, Лак! – Сиридин еще раз встряхнул вырывающуюся Фелинну за волосы. – Фелим Ард создал Зов Измены и совершал ужасные поступки. Зов не просто символ его преступления, он – продолжение его помыслов. Мы должны уничтожить Зов, Лак.
Ларльз непонимающе посмотрел на напарника.
- Нашей задачей было запечатать Зов и вернуть его в Брийтэн…
- Зачем Брийтэну подобная вещь, Лак? Чтобы ее использовали так?! – Шайн швырнул девочку в сторону Айсака.
Фелинна упала прямо на него и тут же принялась яростно вырываться, кусаясь и царапаясь, но так и не смогла порвать куртку волшебника и добраться до кожи. Ларльз без лишних мыслей прижал к себе извивающееся тело бывшей Фелинны Сидлви и крепко обнял. Ему было больно и грустно. Ему вспомнилась девочка, испуганно следующая за отцом и неуверенно отвечающая на вопросы незнакомых волшебников. Та девочка была Фелинной Сидлви, а тельце, которое он сейчас пытался тщетно согреть – мертво. Мертво из-за Зова Измены.
- Тинн нас по головке не погладит, - отметил Ларльз, пытаясь сдержать подступавшие слезы. (муа-ха-ха, Эл не плачет, зато плачет Лак!!)
- У него достаточно игрушек, чтобы обойтись и без Зова, - усмехнулся Сиридин.
Ларльз неожиданно осознал, что Шайн задумывал избавиться от Зова с самого начала. Возможно, он и на задание-то согласился пойти только ради того, чтобы помешать Зову вернуться в Брийтэн. Считал ли он Запреты Брийтэна просто опасными, или за его поступками скрывалась иная причина? Ларльз просто не мог знать. Сейчас он только признавал всю правоту слов Сиридина Шайна.
- Уничтожь ее, Шайн. Уничтожь эту проклятую арфу.
Сиридин усмехнулся. Последнее, что запомнил Дарльз, было то, как он судорожно обнял несчастную Фелинну Сидлви. А потом маленькое тельце в его ненадежных объятиях прекратило шевелиться. Единственное, в чем он был тогда уверен – это хрупкое тельце не зашевелиться уже никогда.
Эпилог
- Сколько лет они искали Зов Измены? – спросил Тинн, не отрывая взгляда от бумаг.
В его кабинет лились лучи заходящего солнца, и стены окрасились в чайно-золотой оттенок. Свет игрался бликами в глазах стоящей напротив письменного стола женщины. Хранительница Ключей Запрета Найя зло уперла руки в бока. Связка Ключей Запрета при этом мрачно звякнула, передавая все раздражение хозяйки.
- Два года. Ровно два года эти олухи колесили по округе, а в итоге промотали неприличное количество денег и вернулись с пустыми руками. При этом Шайн подсунул мне несчастного Ларльза, а сам где-то притаился и… Вы меня слушаете?
Тинн смотрел в окно. Он слабо улыбнулся и склонил голову на бок, скосив взгляд в сторону Найи.
- Поэтому я и послал за Зовом Шайна.
- Вы хотели избавиться от арфы? Я правильно поняла? И какой в этом всем смысл?
- Шайн любит справедливость, - ответил Тинн. – И любит воплощать ее в жизнь. А существование Зова Измены было несправедливо по отношению ко многим людям. Не думаю, что все убитые им заслуживали смерти.
- Вы сегодня в настроении пофилософствовать? – Найя не сдержала язвительной усмешки.
Тинн тихо рассмеялся.
- Я могу отдать Ключи Запрета Равенэллэ. Она-то уж точно с удовольствием послушает мою бессвязную философию. (я решила, что эта угроза просто его мега-фишка ))))))))))
- Не думаю, что тогда вы сможете удержать в Брийтэне те Запреты, что не смог прихватить с собой Рьетт, - холодно парировала Хранительница.
На это раз Тинн рассмеялся громче.
- Пусть мои Демоны возвращают в Брийтэн то, что считают нужным. Это все, что я могу тебе сказать.
Найя промолчала. Она пристально смотрела прямо в голубые глаза Главы Брийтэна и не знала, говорит ли он правду или же по своему обычаю плавно уходит от ответа.
- Скажите честно, Глава, - Найя все же собрала в себе все мужество и вымолвила: - На самом деле вас волнует только то, чтобы Запреты не причинили в мире беспорядки? На сами Запреты вам наплевать?
У Тинна и так было все, что может захотеть обычный человек. Найя даже знала о его тайне – духе Брийтэна Санаремит. С таким существом на своей стороне Тинн мог контролировать «родину» Брийтэна, а значит и всех волшебников мира, и даже Найя не могла представить, какие еще возможности открывались перед хозяином Санаремит.
Глава вздохнул.
- Зови сюда Ларльза, Найя. Посмотрим, что он мне расскажет. Я слышал, они сумели-таки спасти одного из последней семьи Зова?
- Да, девочку, - Найю разозлило то, как Тинн просто проигнорировал ее вопросы, но она разумно приняла это и продолжила: - Мы отправили ее к родственникам. Как обычно.
- Обычно, - Тинн помрачнел. – Страшно жить в мире, в котором в подобном контексте используется слово «обычно», не находишь?
- Снова философия?
- Снова сарказм?
- Вы победили.
Тинн не любил отвечать на чужие вопросы. Найя знала это как никто. Она больше не спрашивала. Она заранее понимала, что Глава не захочет отвечать на ее вопросы. Поэтому она просто покинула кабинет Главы Брийтэна и позвала недовольно бурчавшего себе под нос проклятия Ларльза.
Возможно, Тинн решит отправить своего Демона искать очередной потерянный Запрет, а может, позволит передохнуть в Брийтэне. Никто не знал, как поступит в ту или иную секунду Глава всех волшебников. Но каждый в Брийтэне был уверен в одном – поступки Тинна правильны и не подлежат сомнению. Иначе во что оставалось им верить, кроме как их всевидящего и могущественного Главу?
Глава5+эпилог - финалочка, хо-хоГлава 5
Элена Сидлви проклинала тот день, когда в ее доме неожиданно появилась таинственная арфа. Мама не раз уповала на то, что в их семье ни у кого не проявлялось таланта к музыке, и принадлежавшая каким-то дальним родственникам арфа будет всего лишь занимать место в комнате. Эл любила слушать игру подружек на фортепиано или скрипке, поэтому обрадовалась появлению в доме хотя бы одного музыкального инструмента. Ей казалось, что родители позволят ей учиться игре, если уж выпал такой шанс.
Айлдин поступил иначе. Эл искренне не понимала, почему папа решил спрятать прекрасную арфу на пыльном и грязном чердаке. Ей казалось страшным грехом запирать за страшной дверью настоящее, по ее мнению, произведение искусства. Папа же продолжал удивлять ее все больше. Фели ничего не знала об арфе, так как отсутствовала в то время дома, и папа запретил Эл даже упоминать об инструменте в присутствии сестры.
- Об этой арфе ходят странные слухи, - строго сообщил он дочери, крепко сжимая ее плечи. – Я бы не хотел, чтобы ты и Фели знали о ней. Во что бы то ни стало держи рот на замке, хорошо?
Тогда Эл не видела смысла в его словах. Позже она начала понимать, что папа знал о возможной опасности арфы, и все же он даже не попытался от нее избавиться. Тогда девочка еще заставляла себя верить, что папа может стать нормальным. Вера оказалась напрасной. Уже с первых дней разум Айлдина был целиком и полностью поглощен волей арфы, и сейчас, прокручивая в памяти все его слова и поступки, Эл могла в этом поклясться даже собственной жизнью. Нормальный папа никогда бы ее не ударил. Ощутив на себе всю злобу, которую он копил при ссорах с мамой, Эл отчетливо осознала, как ее связь с отцом становится не толще льдинки весной.
Много раз Эл думала о том, чтобы рассказать об арфе Фели. Девочка любила младшую сестру так, как не любила маму с папой, и считала, что должна всегда ее оберегать от малейших тревог. Иногда Эл казалось, что Фели подобная опека докучает, но старшая сестра никогда не могла и подумать, что пугает или раздражает мягкую и задумчивую Фелинну.
Эл не хотела говорить Фели об арфе, боясь напугать сестру. Фели всегда была слабее и телом, и духом, и эта послужило еще одной причиной, по которой Элена считала себя ответственной за благополучие младшей Сидлви. Но вскоре Эл начала бояться рассказывать об арфе из-за поведения самой Фели. Все началось с того момента, когда младшая из близняшек отказалась сбежать с дядей Рэфо. К тому времени стало очевидно, что с папой и мамой что-то не так, и Эл отчетливо видела перемену в их поведении. Приход дяди стал для нее долгожданным лучом надежды. Она боялась, что если в скором времени не покинет особняк, то не покинет его никогда. В ее голове начала петь странная и непонятная мелодия, словно кто-то втягивал воздух сквозь сжатые зубы. По-другому Элена не могла объяснить звучание тихого скользящего звука, разрывающего ей по ночам череп. Девочка смотрела на то, как Фели безмятежно спит в своей кровати, и ее сковывал дикий страх. Несколько раз она поднималась к двери на чердак, но та отказывалась открываться.
Приход дяди Рэфо позволил Эл на секунду вздохнуть свободно. Она верила в спасение до тех пор, пока дядя сам не начал меняться. Его «кукольная» улыбка каждый раз вызывала в девочке желание разрыдаться. По ночам она притворялась спящей и долго размышляла, как же следует поступить. Родители больше не были родителями, дядя так же становился другим, а мелодия в голове Эл становилась все навязчивее.
Когда дядя исчез первый раз, Эл не выдержала и решила сбежать. Она больше не могла выносить атмосферы, царившей в их доме. Папа словно сошел с ума, мама угасала на глазах, а Фели становилась для Эл совершенно чужой. Нужно было хватать Фели и бежать. Бежать, неважно куда, но как можно дальше от поместья Сидлви. Но дядя Рэфо вернулся.
Эл была готова танцевать от радости. Она быстро оделась на негнущихся ногах, косясь на растерянную Фелинну. Сестра выглядела так, словно внутри нее шла нешуточная борьба. Фели слушала уговоры дяди Рэфо, но не слышала их. Она бы с большим удовольствием легла обратно в кровать и спрятала голову под подушкой – чтобы полностью отрешиться от реальности.
Эл не могла понять, что движет Фели: страх или мелодия арфы. Поэтому она держалась ближе к дяде Рэфо, прекрасно осознавая, что ноги помимо воли несут ее прочь из спальни. На краткий миг Эл показалось, что она даже готова бросить Фели, только бы спастись. Скрывалась ли причина ее порыва в эгоизме или в чувстве самосохранения, девочка так и не узнала. Она лишь следовала за дядей, умоляя богов о благополучном побеге.
Молитвы, как и ее вера в богов, снова не помогли. Фели предала ее. Как ни страшно было это видеть, но Фели специально, прекрасно осознавая опасность, разбудила папу. После этого дядя Рэфо исчез, и Эл была уверена, что больше никогда его не увидит.
Девочка считала, что никакая сила на свете не заставит ее вновь довериться Фели. Если сестра оказалась под контролем арфы, как и папа, то даже разговаривать с ней было опасно. Эл с болью слушала, как Фели со слезами на глазах извиняется перед ней и умоляет о прощении, как объясняет причину своего трусливого поступка волнением за маму.
Мама.
Однажды, после исчезновения дяди Рэфо, Эссеннэ Сидлви подошла к сидящей в саду Элене и тихо произнесла:
- Убирайся из этого дома, Эл. Убирайся, пока не поздно. Спаси свою сестру.
- М-мама? – девочка испугалась.
Голос мамы звучал сдавленно и глухо, словно каждое слово она выдавливала из себя ценой неимоверных усилий. Взгляд же Эссеннэ был пуст.
- Убирайся отсюда. Я больше не могу… Я не слышу ничего, кроме ужасных звуков в голове. Я не могу спасти тебя и Фелинну. Но ты должна забрать ее отсюда.
Глаза мамы вдруг заполнил безумный огонь. Она впилась тонкими пальцами в плечи дочери.
- Обещай мне, Эл, что ты спасешь Фели. Я не хочу, чтобы никто из моих детей погиб… так.
Это были последние разумные слова, которые Эл слышала от матери. Девочка поклялась самой себе, что хотя бы имя потерянной матери вызволит Фели из этого ада. Возможно, это будет последней клятвой, которую она попытается выполнить, но она сделает все, что будет в ее небольших силах. (спорное предложение)
И она начала пытаться. Все так же не решаясь рассказать сестре правду об арфе, Эл начала каждый день уговаривать ее сбежать. Но Фели наотрез отказывалась, не желая бросать родителей. Эл пыталась доказать ей, что даже мама просила их спасаться, но Фелинна отказывалась слушать. Сестра внушила себе, что мама не могла потерять разум, как папа, и приводила какие-то нелепые доводы.
Упорство Фели ничего не видеть и не слышать начинало выводить Эл из себя. Она уже ни один раз продумывала, как выкрадет у папы ключи и просто скроется в ночи, но ее удерживало данное маме обещание. Разговор в саду стал для девочки неким символом, какой была ее настоящая мама, и как ее настоящая мама любила своих дочерей. Эл не могла просто забыть о ставшем для нее самым дорогом (?)воспоминании.
Фели отказывалась принимать доводы рассудка. Эл видела, что сестра так же боится и хочет уйти, но просто не может заставить себя это сделать. И неожиданный визит волшебников окончательно убедил Элену, что Фели больше никогда ее не услышит. Волшебники могли спасти их. У них, в отличие от дяди Рэфо, была сила. Но папа, - существо, занявшее место папы, - выбрало не Эл, а Фелинну. «Оно» знало, что Фели находится под большим воздействием мелодии, чем старшая из близняшек.
«Оно» игралось ими, как хотело. «Оно» приказало папе соврать об арфе, и «оно» же вынудило Фели не признаться в происходящем. Эл даже не хотела знать, какие на этот раз оправдания придумает для себя сестра. Фели перестала быть Фели.
Еще какое-то время Элена наблюдала за семьей, которая перестала быть ее семьей. Ей было ужасно страшно и больно. Прячась от глаз бывших самыми близкими людей, девочка часто плакала, а потом сухими глазами продолжала следить за Фели. Звуки в голове становились невыносимыми. У Эл постоянно болела голова.
Однажды она просто не выдержала. Боль, страх и постоянное напряжение сделали свое дело. Эл решила, что если не может найти спасение за пределами особняка, то справится с источником беды внутри него. Она нашла в сарае огромный топор и трудом немалых усилий притащила его на второй этаж, к заветной двери, скрывающей за собой причину безумия ее родных.
Удар.
В голове Эл словно раздался взрыв. Перед глазами разлилась кровавая пелена. Девочка услышала жуткую мелодию, на этот раз звучащую особенно отчетливо и резко, разрывая на куски сознание и практически физически заставляя опустить руки с топором.
Удар.
Снова вспышка. Нестерпимая боль. Арфа начала кричать, сопротивляясь изо всех сил. Но Эл была сильнее. В ее памяти застыло пустое лицо матери.
Удар.
Мелодия оборвалась. Боль отошла. Элена поняла, что побеждает. Впервые за долгое время ее сердце заполнила радость. Ее разум не дрогнул, она смогла устоять. Боги, дайте ей сил добраться до проклятой арфы.
Пришла Фели. Пришла мама. Эссеннэ отобрала у Элены топор, лишив дочь последней надежды. Эл даже не успела проделать в двери дыру – у нее просто не хватало сил, несмотря на двигающее ей великое отчаяние. А Фели смотрела на Эл с каким-то странным удовлетворением. Точнее, теперь-то оно было вполне понятным.
Фели стала такой же, как мама и папа.
Теперь Элена точно знала, что должна бежать одна. Она каждый день следила за отцом, выжидая момент, чтобы украсть ключ от главной двери. Айлдин часто отсутствовал дома, но тогда на место охранника девочек вступала Эссеннэ. Папа был занят чем-то вне поместья, и Эл знала, что его внимание направлено на нечто важное для арфы.
И все же ей удалось украсть ключ. Одолев волю арфы, девочка перестала бояться. Ей двигала только жажда свободы, перекрывающая все остальные чувства. Спастись, даже ценой жизни Фели, даже если это означает, что придется предать маму. Если Эл сейчас поддастся слабости, то не спасет больше никого.
В ночь, когда девочка уже решила сбежать, Фели вдруг повела себя странно. Она встала посреди ночи и нависла над притворяющейся спящей Эл. Девочка ощутила, что ее жизни угрожает опасность. Если она сейчас ничего не предпримет, то Фели, - Фели! – убьет ее, без лишних раздумий, без малейшего зазрения совести.
Эл уже была готова наброситься на сестру, но чувство опасности неожиданно прошло. Раздались тихие шаги – Фели покинула комнату. Эл удивленно открыла глаза. Пару минут девочка пыталась успокоить безумно колотящееся сердце. Надо бежать. Что бы не заставило Фели отступить, но другого шанса Эл могла и не получить. Она быстро оделась и сжала во вспотевшей ладошке ключ. В доме было тихо и темно, и это обнадеживало. Тишина означала, что папа и мама спят.
Элена осторожно прошла мимо закрытой двери родительской спальни и всмотрелась в холл с высоты второго этажа. Парадная дверь была распахнута, что заставило девочку и обрадоваться, и испугаться одновременно. Кто бы ни открыл дверь, но это позволяло Эл сбежать, даже не используя ключ.
Стук сердца громом отдавался в голове, и Эл как на крыльях летела вниз по лестнице, а потом и к распахнутой двери, через которую лился невероятно яркий лунный свет. На лице сама по себе расцвела счастливая улыбка, ведь всего пара шагов отделяла девочку от свободы.
На пороге улыбка Эл погасла. Перед ней стоял Айлдин Сидлви. Папа слегка подрагивал от переполняющего его гнева и отрывистым движением потирал покрытый щетиной подбородок. На папиной светлой рубашке чернели маленькие кляксы.
- Ты украла его?! – закричал отец.
Его голос разрезал ночь как удар хлыста. Эл попятилась назад, не способная сдержать дрожи в коленях.
- Ты украла проклятый ключ?!
Эл наконец-то поняла, что он от нее хочет. Украденный ключ. Он все-таки заметил пропажу и хотел найти виновного.
- Я думал, что ключ украла эта проклятая женщина, но, судя по всему, она действительно ничего не знала. Никто не должен обнаружить, что Зов здесь, ты понимаешь?! Ты меня понимаешь, маленькая…
Девочка не понимала. Она с видимым трудом заставила себя отвести взгляд и отвернуться от папы. Бежать. Она должна была бежать, ведь рубашку папы покрывают брызги той, кто раньше была ее матерью. Вот это Эл как раз могла понять.
Папа не позволил ей сделать и шага. Эл оглушил удар, и девочка пошатнулась. Папина грубая оплеуха угодила ей по уху и заставила мир взорваться на бесконечное количество болезненных кусочков. В голове зазвонили колокола, но девочка заставила себя двигаться дальше. Ухо горело огнем, и папины крики стали звучать чуть приглушеннее. Можно было попытаться скрыться на кухне, и Эл решила воспользоваться единственным шансом. Папа не дал дочери даже опомниться.
Сильная рука дернула девочку за плечо, заставив слабое тельце повернуться вокруг своей оси и упасть на спину. Эл сделала судорожный вздох, задыхаясь от страха и боли, а папина нога в это время прошлась по ее ребрам. Эл выронила ключ, и он с оглушающим звоном скользнул по полу.
Айлдин застыл, остановив занесенную для очередного удара ногу.
- Ты, - вынес он с застывшим лицом. – Ты опасна.
Он огляделся по сторонам, словно в поисках какого-нибудь оружия. В глазах Айлдина горел безумный огонь убийства, вызванный волей арфы. Понимая, что больше не в силах выдерживать ужас ситуации, Элена разрыдалась. Папа опустил на нее странный взгляд, наполненный хаотичной смесью эмоций. Его нижняя губа задрожала, а потом он резким движением поднял девочку с пола и потащил на второй этаж.
Тогда Эл не знала, что заставило папу передумать ее убивать. Позже, сидя взаперти в подвале, Эл осознала, что тогда часть папы была еще жива. Этой крупицы его личности было недостаточно, чтобы заставить снова стать собой, но каким-то чудом удержала его от убийства дочери.
Айлдин швырнул Элену на ее кровать и вышел, с силой захлопнув за собой дверь. Девочка не могла даже пошевелиться от боли. Из ее уха текла кровь, а бок дико болел. Позднее она узнала, что ни одна кость при ударе не пострадала, но тогда девочке казалось, что все внутри ее грудной клетки перебито, и мелкие кусочки кости впиваются в плоть.
Когда вернулась Фели, Эл все так же не могла шевельнуть даже пальцем. Чувство опасности колотило по разуму девочки безумную дробь. Фели нависла над ней подобно пагубной черной тени. Эл не могла видеть ее лица, но чувствовала исходящие от сестры волны убийства.
- Я… - прохрипела Элена в подушку, глотая слезы. – Я люблю тебя, Фели. Пожалуйста… не надо…
Тень дрогнула.
- И я… тебя, Эл.
- Папа хотел меня убить.
- Он убил маму, ты знаешь?
- Он и меня убьет.
- Ты виновата во всем, Эл. Из-за тебя наша семья и вся наша жизнь рухнули.
- Прости меня, Фели.
Это все, что могла шептать себе под нос девочка. Ее тело содрогалось от безутешных рыданий.
Вдруг кто-то резко схватил Эл за плечо. Едва сдержав крик, девочка повернула голову. Фели тоже плакала.
- Уходи, Эл… Уходи отсюда…
- Я не могу встать.
Фели молча покачала головой и потянула Эл за руку. Практически потеряв сознание от боли, Элена попыталась удержаться на ногах. Фели подставила ей плечо. С трудом передвигаясь, они направились к двери. Папы нигде не было видно, но сейчас девочки забыли о нем. Сквозь пелену боли Элена вообще не понимала, что происходит. Спуск по лестнице показался ей настоящей пыткой. Теперь она плакала из-за боли, при каждом новом шаге прожигающей бок.
В центре холла Фели неожиданно остановилась. Ее лицо казалось бледнее снега, а губы были искусаны в кровь.
- Я не могу идти дальше…
Эл с отстраненным печальным чувством поняла, что арфа глубоко впилась в разум сестры и уже ее не отпустит. Как бы Фели ни пыталась с ней бороться, время спасения давно прошло. Так Эл и очутилась в подвале. Все, что могла сделать Фели, так это оттащить неспособную самостоятельно двигаться сестру в подвал, заперев снаружи дверь. Она сказала, что попытается ничего не рассказывать папе и приносить еду. Воли Фели хватало лишь на попытку помощи.
Пару раз Фели действительно приходила и даже передала Эл кухонный нож с ключом от подвала, а потом внезапно исчезла. Бок слегка побаливал, но, несмотря на опасения девочки, она отделалась только сильным ушибом. Когда Фели перестала приходить и сообщать о действиях отца, Эл начала терять последнюю надежду и решилась бежать, но тогда дал о себе знать Айлдин Сидлви. С какой-то вялой неохотой он колотил по массивным дверям подвала и так и не смог попасть внутрь. Эл опять ощутила, что папины мысли занимают какие-то посторонние мысли. Его вполне устраивало то, что дочь находится внутри поместья и не может выбраться наружу, а значит, рассказать об арфе.
Так Эл сидела в подвале, содрогаясь от холода и сжимая в руках рукоять ножа. Она больше не верила, что кто-то сможет придти ей на помощь. Она совсем потеряла голову от страха. Уже приготовившись к смерти, здесь, в полном одиночестве и темноте, Элена вспоминала лицо мамы и Эл. Ей было слишком страшно, чтобы просто жить, но духа маленькой девочки не хватало, чтобы применить нож для самоубийства.
И спасение все же пришло. Спасение в виде того неуверенного волшебника, Ларльза Айсака, без гнева простившего удар кухонным ножом и ставшего для девочки последним шансом на простое существование.
Ларльз был готов поклясться на что угодно, что крик принадлежал Шайну. Он подхватил испуганную девочку под мышку и устремился в сторону парадной лестницы. Волшебник не смог обнаружить присутствия в доме Айлдина Сидлви, но никто не исключал возможности того, что на него наткнется на втором этаже Шайн.
Девочка испуганно пискнула, но сопротивляться не стала. Ларльз просто не мог оставить ее у подвала, хотя нести маленького ребенка к потенциальному месту драки ему не хотелось. В данной ситуации девочка будет находиться в большой безопасности рядом с ним, ведь по поместью могут ходить и другие рабы Зова. В любом случае, у Ларльза просто не оставалось другого выхода, кроме как броситься изо всех сил на помощь Сиридину. На логические рассуждения просто не было времени. За время поисков можно было несколько раз попасть на чердак и попытаться запечатать Зов Измены, но Сиридин почему-то так и не сделал этого. Почему?
Ощутив, как плохое предчувствие острыми лезвиями пронзает сердце, Ларльз вылетел прямо к главной лестнице. Шайн корчился на полу у основания ступеней, с болезненным кашлем отхаркивая кровь и пытаясь привстать, но ни одна его попытка не увенчалась успехом.
Девочка вскрикнула. На ступенях стоял Айлдин Сидлви. Он сжимал в руках один из кухонных ножей. Ларльзу не понадобилось даже секунды, чтобы полностью осознать ситуацию. Скорее всего, Айлдин прятался в одной из спален, и когда Шайн осматривал комнаты верхнего этажа, отец семейства Сидлви напал на волшебника. Завязалась борьба, и по каким-то причинам Сиридин проиграл.
Ларльз опустил девочку на пол и направился вверх по лестнице. Айлдин смотрел на него пустыми, пугающими глазами. Волшебник больше не видел в стоящем перед ним человеке личность, - оболочку Айлдина забрала воля Зова Измены. Арфа многие века назад впитала в себя ненависть убитых волшебников и сейчас выплескивала энергию, уничтожая все вокруг при помощи подчиненных ей людей. Айлдин Сидлви служил лишь очередным орудием Зова – чудовища, созданного Фелимом Ардом во имя глупого возмездия.
Ларльз видел вокруг Айлдина ореол темной энергии Зова Измены. Присутствие Сидлви невозможно было различить магическим зрением, что навело Ларльза на неприятные выводы. Арфа Фелима Арда была создана невидимой для магов, а значит, и ее энергия не могла попасть в поле зрение Сиридина. Не было ничего удивительного в том, что Шайн не заметил нападавшего. Сейчас Ларльз не мог позволить себе отвлекаться на состояние своего напарника, но не верил, что с Шайном могло произойти что-то серьезное.
Ларльз не отводил взгляда от Айлдина. Глава семейства Сидлви раскачивался из стороны в сторону и крепко сжимал в руке нож. Его взгляд был направлен куда-то поверх головы Ларльза. За спиной волшебника тихо всхлипывала девочка. Айсак не видел ее лица, но мог поклясться, что девочка до ужаса напугана видом того, во что превратился ее отец. Даже сам Ларльз не мог удержать нервной дрожи в коленях. Пока Айлдин не предпринимал никаких попыток к атаке, Айсак рванул вперед. В его ладони вспыхнул шар переливающегося жидкого огня. Буквально влетев в Сидлви, волшебник повалил мужчину на ступеньки. Огонь вошел в грудную клетку Айлдина и полностью сковал сердце несчастного. Сердце мужчины не билось еще до того, как волшебный огонь выжег из него всю жизнь.
Ларльз повалился на Айлдина без особого труда, так как превосходил того по росту, и держал ладонь у того на груди. Сердце Сидлви не билось, но волшебник не мог понять, может ли он считать врага поверженным. Неожиданно плечо Ларльза пронзила острая боль – кухонный нож вошел в его тело с такой же легкостью, как резал до этого масло.
Айсак поперхнулся воздухом и отскочил назад. Ноги не нашли опоры, и волшебник кубарем скатился вниз по лестнице. При падении нож покинул его плечо, оставив при этом глубокий пореев по направлению к шее. Привстав на четвереньки и попытавшись привести чувства в порядок, Ларльз ощутил, как на его затылок пришелся мощный удар кулаком.
Не в силах удержаться даже на коленях, Айсак распластался на полу. Над ним со зловещим самодовольством нависло мертвое тело Айлдина Сидлви. Волшебник рывком вцепился в ногу мужчины и потянул на себя. Сидлви вскрикнул и упал, ударившись затылком о вторую ступеньку лестницы. Раздался страшный хруст.
Девочка вскрикнула. Ларльз без лишних раздумий привстал на колени и вновь создал на ладони огненный шар. В его лицо впились умоляющие глаза Айлдина. Было ли это уловкой Зова, или же в Айлдине действительно проснулось что-то от его прежней сущности, - Ларльзу не хватило времени, чтобы разобраться. Он дернулся вперед, направляя поток магической энергии в голову Сидлви. На этот раз удар достиг цели: голова мужчины в неестественной позе откинулась назад, тело изогнулось, а руки бессильно взметнулись в воздух и опали на окрашенные черной кровью ступени.
Ларльз перевел дух и обернулся к лежащему на полу Сиридину. Шайн был в сознании и смотрел на напарника прямым напряженным взглядом. Его голова покоилась на холодных лакированных досках, и навряд ли он мог хотя бы приподняться.
Ларльз отполз от тела Айлдина и с трудом оперся спиной о перила лестницы. К нему немедленно подбежала девочка.
- Молодец, - тихо похвалил напарника Сиридин. – Я уж никак не ожидал, что этот псих прыгнет на меня со спины. Еще чуть-чуть – и ты попрощался бы со своим любимым учителем и советником.
- Вижу, моя заветная мечта избавиться от тебя так и не исполнится, - отшутился Ларльз, болезненно морщась и осматриваясь по сторонам – никто не говорил, что Айлдин - единственный раб Зова Измены. Но в поместье царила жуткая тишина, прерываемая лишь всхлипываниями девочки и тяжелым дыханием волшебников.
- С вами все в порядке? – спросила малышка Сидлви, с испугом осматривая плечо Ларльза.
Айсак уже принялся за исцеление, но на этот раз оно давалось ему с большим трудом. Сиридин же прижимал обе ладони к ране и тихо бурчал себе под нос ругательства. Его успехи в исцелении всегда были ниже низшего, поэтому самолечение серьезной раны, оставленной в подарок от Айлдина, проходило очень медленно.
- Погоди минутку, - усмехнулся Ларльз сквозь пелену боли. – Добрый доктор и до тебя доберется, Шайн.
- Катись ты куда подальше, Лак, - пробурчал Шайн. – Сейчас не время на порывы героизма. Я справлюсь сам, а ты займись Зовом. Разве не он наша первоочередная цель?
- Твой окровавленный труп так же не является моей целью.
- Я приду в норму через пару минут, а Зов ждать не будет. Поднимай свою раненую задницу и вали на чердак, Лак! Еще хоть слово, и будешь отчитываться перед Пьером за тот потерянный роман. (страшный шантаж на самом деле)
Угрозы были приняты к сведению.
Ларльз так и не смог до конца исцелить ножевой удар, да и ребра начали недовольно побаливать, но волшебник взял себя в руки и повернулся к девочке.
- Ты побудь пока с Шайном. Оставляю его на тебя.
- Ты ведь Элена Сидлви, верно? – спросил Шайн, устремив взгляд на девочку.
Та согласно кивнула.
- Где твоя сестра?
- Я не знаю, - честно ответила Элена, поджав губы. – Какое-то время назад она просто исчезла. Теперь я ни в чем не уверена.
- Значит, сейчас узнаем, - сдерживая головокружение и тошноту, Ларльз все же поднялся на ноги.
При подъеме по лестнице его слегка качало из стороны в сторону, а в голове почему-то начал свистеть какой-то звук, больше похожий на ветер.
Словно воздух втягивают сквозь сжатые зубы.
Даже не взглянув на оставшихся внизу Шайна и Элену, Ларльз бросился по направлению к источнику злобной энергии. Нечто похожее он ощущал в мастерской Беруин, когда подозревал ту на наличие «родины». Но в данном случае он столкнулся не с самой «родиной», а с родившемся в ней артефактом. Зов Измены, Запрет Брийтэна. Арфа, послужившая орудием возмездия Фелима Арда. Сейчас Ларльз, наконец, встретится с ней лицом к лицу.
Волшебник наткнулся на дверь, ведущую на чердак. Та была распахнута настежь, а из черного дверного проема исходили тяжелые зловонные волны темной энергии. На двери были видны глубокие отметины от чего-то тяжелого, но сейчас Ларльз не видел смысла раздумывать над причиной их появления. Продираясь сквозь черную, наполненную тяжелым зловонием ненависти, ауру, Ларльз добрался до чердачной лестницы. Она вела вверх – в непроглядную опасную неизвестность.
Мой разум закрыт для тебя, - подумал с легким самодовольством Ларльз, слушая в голове завывания непонятной скользящей мелодии. Ему не было страшно. Зов Измены влиял только на тех, чей разум не мог противостоять гласу пагубных струн. Его же, Ларльза, сломить было куда сложнее, чем беззащитных десятилетних девочек.
Поднимаясь по окутанный в густой туман лестнице, иногда искрящейся яркими голубыми всполохами, Ларльз вдруг понял, что конец пути лежит от него всего в двух шагах. Сейчас он ступит на деревянный чердачный пол – и арфа будет в полной его власти. Занося ногу для последнего шага, он слишком поздно услышал в голове яростный предостерегающий крик чувства самосохранения.
Не арфа, а он сам оказался во власти Зова Измены.
В панике повернувшись к выходу, Ларльз понял, что если он сделает хотя бы шаг вниз по лестнице, то умрет. Прямо за его спиной захлопнулась ловушка Фелима Арда. Айсак стал очередным волшебником, которого поймала власть Зова Измены. Разум волшебника пронзила безумная догадка. Зов мог специально вызывать беспорядки, стараясь привлечь к себе магов, дабы выполнить главную задачу своей «родины» - заставить волшебников страдать от невозможности освободиться.
Осознав свое безвыходное положение, Ларльз обернулся к источнику магической силы. Весь чердак был окутан непроглядный туманом, и волшебник мог только догадываться, что скрывается за угловатыми очертаниями вещей вокруг него. Вдали же, заваленная ненужными тряпками, окутанная плотным слоем паутины, грязи и пыли, стояла смертоносная арфа.
Ларльз без труда видел ее среди теней чердака. Местонахождение музыкального инструмента слегка подрагивало в темноте голубым сиянием. От нее исходили просто невероятные волны злобы и ярости, отзывающиеся в разуме волшебника свистящей болезненной мелодией. Он с трудом направился к арфе. Почему волшебники, оказавшиеся взаперти «родины» Арда, не пытались хотя бы уничтожить арфу? Они ведь знали, что артефакт питается злой энергией их смертей, так почему же не сломали ее?
Ларльз шел по направлению к Зову Измены, создавая в ладони сгусток пламени. Сквозь его пальцы сочилось живое зеленое сияние. Волшебник решил, что любой ценой сожжет арфу, даже если это будет стоить ему жизни. Он и так слишком много грешил, позволяя событиям проходить мимо него. Он медлил и позволил счастью маленькой Элены Сидлви рухнуть под натиском зловещего свистящего напева арфы Фелима Арда. Сейчас он загладит свою вину и спасет хотя бы одну из девочек. Он должен спасти ее. Иного пути просто не было.
Ларльз подошел к арфе и быстрым движением сорвал с нее старое полотно. Зов Измена разрезал тьму чердака резким сиянием. Теперь Айсак мог различить малейшие детали мебели вокруг себя, но его взгляд жадно впился в изящные изгибы музыкального инструмента. Он смотрел на настоящее произведение искусства, и даже та часть разума Ларльза, в которой не свистел сводящий с ума звук, оценил редкую искусность в создании Зова.
Красоту арфы Арда невозможно было описать словами, да и Ларльз никогда не знал таких умных и красивых слов. Просто огонь в его руке растворился в воздухе, слившись с темно-серым туманом.
Это чистое безумие.
Если бы Ларльз мог нормально соображать, то непременно рассмеялся бы в голос. Он не может запечатать Зов Измены только потому, что тот необыкновенно красив. Разве это не настоящее сумасшествие?! Ветер в голове превратился в бушующий вихрь. Часть сознания Ларльза заставляла его запечатать Зов, а другая связывала его по рукам и ногам дикой кошмарной мелодией.
Словно кто-то втягивал воздух сквозь сжатые зубы.
Проклятая арфа и в его голову влезла, играясь мыслями, чувствами и воспоминаниями волшебника. Он буквально физически ощущал, как музыка обволакивает каждое слово, возникающее в его разуме, как она меняет значение этих слов, выворачивает наизнанку эмоции, возникающих в сердце Ларьза, и полностью подчиняет его своей воле. На самом же деле песня Зова была наполнена отвратительным ядом, от которого к горлу волшебника подкатывали неудержимые приступы тошноты. Образ арфы, застывшей в его сознании прекрасной картинкой, полностью разрушался о скользкую, липкую мелодию шелковых струн. Ларльз никогда не думал, что нечто настолько совершенное и прекрасное может вызывать позывы рвоты.
А ведь стоило только прикрыть глаза, как вся красота арфы сама собой исчезала, но ее песня продолжала завывать в голове подобно сквозняку на старом чердаке. Свист и скрежет струн Зова продолжали оставлять внутри Ларльза кровоточащие ссадины. Ларльз закрыл глаза. Его разум стал отрезан для Зова так же, как и его взор. Ларльз не собирался присоединяться к тем волшебникам, которым не хватило духа и силы воли противостоять арфе. В каком-то смысле, им все равно бы это не помогло, ведь тех пленников из прошлого сдерживала сила «родины». Здесь и сейчас, на чердаке семьи Сидлви, Айсак противостоял лишь подделке, побочному результату действия «родины» Арда. Вещи, которая просто передавала чувства.
До скорых встреч, дорогая, - подумал Ларльз.
В этот же миг пол под его ногами дрогнул. Нет, это не пол, это его самого странно потянуло куда-то вперед. В спине вспыхнула ужасная боль, и волшебник понял, что кто-то подкрался сзади и вдарил ему прямо меж ребер. «А я ведь знал, что в доме может быть кто-то помимо Айлдина», - язвительно раздалось в его затухающем сознании.
Ларльз пролетел вперед и повалился прямо на Зов Измены. Не выдержав веса волшебника, арфа начала медленно крениться в сторону, но наткнулась на заваленный старыми вещами шкаф. Волшебника словно пронзили тысячи игл. Он полулежал на Зове, не будучи в состоянии шевельнуться, а за ним находился враг, готовый без минутного колебания избавиться от навязчивого посетителя.
- Лак, все в порядке? – мучительную тишину прорезал вскрик Шайна.
- Фели?!
Ларльз нашел в себе силы оттолкнуться от арфы и осесть на пол. Перед ним стояла девочка, как две капли воды похожая на ту, что он встретил в подвале. Фелинна Сидлви. Точнее, теперь ее сложно было называть человеческим именем. Девочка превратилась в такое же бессознательное мертвое существо, как и ее отец. Она держала в руке обычную доску. Волшебник с трудом втягивал в грудную клетку воздух и скулил от боли – сил стоящее перед ним существо не пожалело.
Элена, держащаяся рядом с Шайном, даже не плакала. Она смотрела только на свою сестру и не могла увидеть в ней Фелинны. Ларльз прекрасно понимал чувства девочки. Страшно искать взглядом близкого человека, но находить вместо него лишь оболочку, оставленную ради удобства Зовом Измены.
- Ты… - Фелинна обернулась к ворвавшимся на чердак посторонним и медленно поплелась в их сторону. Она взяла доску в одну руку, и теперь чердак пронзал звук царапающегося о пол дерева. – Не смотри на меня так.
Элена испуганно попятилась назад, чуть не свалившись с лестницы, но ее поддержал вовремя спохватившийся Шайн. Он двигался медленнее обычного и постоянно морщился, - лечение прошло не так удачно, как он рассчитывал. Времени на полное исцеление у него просто не было, и Сиридину пришлось выбрать из двух зол меньшее. Во всяком случае, так казалось Ларльзу.
- Ты опять смотришь на меня, - продолжали издавать слова мертвые губы девочки. – Я тебя боюсь. Я не могу больше этого выносить.
- Я ведь просто хотела знать, что с тобой все в порядке, - пролепетала Элена. Судя по растерянному взгляду, она не знала, с кем сейчас разговаривает: с Фелинной или Зовом Измены. – Я хотела просто быть на твоей стороне.
- Ты шпионишь за мной! – Фелинна остановилась. Лишенное эмоций белое лицо вдруг осветила гримаса ярости. – Ты хочешь моей смерти!
- О чем ты…
Элена неожиданно запнулась, а ее глаза в ужасе расширились.
- Неужели все это время ты….
- Ты всегда за мной следила, - продолжала Фелинна. – Мне надоело, Эл! Я больше не хочу, чтобы ты на меня смотрела! Поэтому, пожалуйста, не смотри!..
Шайн больше не собирался наблюдать за разворачивающейся сценой. Он просто шагнул навстречу девочке, и Ларльз не мог понять, призывает ли его напарник магию. Айсак просто ощутил, как сила словно сама по себе окутала Сиридина, вырываясь откуда-то изнутри его тела. Фелинна попятилась назад, выронив доску. Она быстро обернулась к Ларльзу, а потом неожиданно упала на колени, скрыв лицо за ладонями. Шайн навис над ней подобно злому великану, который в сказках поедает маленьких девочек.
- Оставьте меня в покое! – прокричала Фелинна сквозь слезы. – Уходите! Я не хочу никого видеть!
- Шайн… - пробормотал Ларльз, у которого сердце сжалось от боли и ужаса. Он видел, как дрожат губы у мертвенно бледной Элены, и ему хотелось сделать хоть что-то для ее сестры.
- Ну, хватит уже устраивать здесь сцены, - хмыкнул Сиридин, словно и не услышав Ларльза.
Волшебник схватил девочку за волосы и резко встряхнул. Она опустила руки, и стало отчетливо видно, что слезы текут из мертвых глаз, а ее лицо все так же кривится маской ненависти.
- Отвратительно так поступать с телом ребенка, - продолжил Сиридин, обращаясь к арфе, хотя она навряд ли могла понимать человеческий язык. – Просто отвратительно. Играть на нашем сострадании – верх подлости, не находишь, мальчик мой?
Ларльз не сразу понял, что напарник обращается к нему.
- Шайн, что ты…
- Я хочу посоветоваться с тобой, Лак. То, что мы сейчас наблюдаем – вершина существующей в мире подлости. Зов Измены коверкает даже души детей. Разве такая вещь должна вообще существовать?
- Мне не кажется, что сейчас уместно…
- Слушай меня, Лак! – Сиридин еще раз встряхнул вырывающуюся Фелинну за волосы. – Фелим Ард создал Зов Измены и совершал ужасные поступки. Зов не просто символ его преступления, он – продолжение его помыслов. Мы должны уничтожить Зов, Лак.
Ларльз непонимающе посмотрел на напарника.
- Нашей задачей было запечатать Зов и вернуть его в Брийтэн…
- Зачем Брийтэну подобная вещь, Лак? Чтобы ее использовали так?! – Шайн швырнул девочку в сторону Айсака.
Фелинна упала прямо на него и тут же принялась яростно вырываться, кусаясь и царапаясь, но так и не смогла порвать куртку волшебника и добраться до кожи. Ларльз без лишних мыслей прижал к себе извивающееся тело бывшей Фелинны Сидлви и крепко обнял. Ему было больно и грустно. Ему вспомнилась девочка, испуганно следующая за отцом и неуверенно отвечающая на вопросы незнакомых волшебников. Та девочка была Фелинной Сидлви, а тельце, которое он сейчас пытался тщетно согреть – мертво. Мертво из-за Зова Измены.
- Тинн нас по головке не погладит, - отметил Ларльз, пытаясь сдержать подступавшие слезы. (муа-ха-ха, Эл не плачет, зато плачет Лак!!)
- У него достаточно игрушек, чтобы обойтись и без Зова, - усмехнулся Сиридин.
Ларльз неожиданно осознал, что Шайн задумывал избавиться от Зова с самого начала. Возможно, он и на задание-то согласился пойти только ради того, чтобы помешать Зову вернуться в Брийтэн. Считал ли он Запреты Брийтэна просто опасными, или за его поступками скрывалась иная причина? Ларльз просто не мог знать. Сейчас он только признавал всю правоту слов Сиридина Шайна.
- Уничтожь ее, Шайн. Уничтожь эту проклятую арфу.
Сиридин усмехнулся. Последнее, что запомнил Дарльз, было то, как он судорожно обнял несчастную Фелинну Сидлви. А потом маленькое тельце в его ненадежных объятиях прекратило шевелиться. Единственное, в чем он был тогда уверен – это хрупкое тельце не зашевелиться уже никогда.
Эпилог
- Сколько лет они искали Зов Измены? – спросил Тинн, не отрывая взгляда от бумаг.
В его кабинет лились лучи заходящего солнца, и стены окрасились в чайно-золотой оттенок. Свет игрался бликами в глазах стоящей напротив письменного стола женщины. Хранительница Ключей Запрета Найя зло уперла руки в бока. Связка Ключей Запрета при этом мрачно звякнула, передавая все раздражение хозяйки.
- Два года. Ровно два года эти олухи колесили по округе, а в итоге промотали неприличное количество денег и вернулись с пустыми руками. При этом Шайн подсунул мне несчастного Ларльза, а сам где-то притаился и… Вы меня слушаете?
Тинн смотрел в окно. Он слабо улыбнулся и склонил голову на бок, скосив взгляд в сторону Найи.
- Поэтому я и послал за Зовом Шайна.
- Вы хотели избавиться от арфы? Я правильно поняла? И какой в этом всем смысл?
- Шайн любит справедливость, - ответил Тинн. – И любит воплощать ее в жизнь. А существование Зова Измены было несправедливо по отношению ко многим людям. Не думаю, что все убитые им заслуживали смерти.
- Вы сегодня в настроении пофилософствовать? – Найя не сдержала язвительной усмешки.
Тинн тихо рассмеялся.
- Я могу отдать Ключи Запрета Равенэллэ. Она-то уж точно с удовольствием послушает мою бессвязную философию. (я решила, что эта угроза просто его мега-фишка ))))))))))
- Не думаю, что тогда вы сможете удержать в Брийтэне те Запреты, что не смог прихватить с собой Рьетт, - холодно парировала Хранительница.
На это раз Тинн рассмеялся громче.
- Пусть мои Демоны возвращают в Брийтэн то, что считают нужным. Это все, что я могу тебе сказать.
Найя промолчала. Она пристально смотрела прямо в голубые глаза Главы Брийтэна и не знала, говорит ли он правду или же по своему обычаю плавно уходит от ответа.
- Скажите честно, Глава, - Найя все же собрала в себе все мужество и вымолвила: - На самом деле вас волнует только то, чтобы Запреты не причинили в мире беспорядки? На сами Запреты вам наплевать?
У Тинна и так было все, что может захотеть обычный человек. Найя даже знала о его тайне – духе Брийтэна Санаремит. С таким существом на своей стороне Тинн мог контролировать «родину» Брийтэна, а значит и всех волшебников мира, и даже Найя не могла представить, какие еще возможности открывались перед хозяином Санаремит.
Глава вздохнул.
- Зови сюда Ларльза, Найя. Посмотрим, что он мне расскажет. Я слышал, они сумели-таки спасти одного из последней семьи Зова?
- Да, девочку, - Найю разозлило то, как Тинн просто проигнорировал ее вопросы, но она разумно приняла это и продолжила: - Мы отправили ее к родственникам. Как обычно.
- Обычно, - Тинн помрачнел. – Страшно жить в мире, в котором в подобном контексте используется слово «обычно», не находишь?
- Снова философия?
- Снова сарказм?
- Вы победили.
Тинн не любил отвечать на чужие вопросы. Найя знала это как никто. Она больше не спрашивала. Она заранее понимала, что Глава не захочет отвечать на ее вопросы. Поэтому она просто покинула кабинет Главы Брийтэна и позвала недовольно бурчавшего себе под нос проклятия Ларльза.
Возможно, Тинн решит отправить своего Демона искать очередной потерянный Запрет, а может, позволит передохнуть в Брийтэне. Никто не знал, как поступит в ту или иную секунду Глава всех волшебников. Но каждый в Брийтэне был уверен в одном – поступки Тинна правильны и не подлежат сомнению. Иначе во что оставалось им верить, кроме как их всевидящего и могущественного Главу?
@темы: запреты
поздравляю!
надо будет заценить ) Скинешь мне на мыло?
там есть пара непроработанных моментов (про подвал собсна), а так все путем